магнитофон включили - "пинк-флойдскую" "Стену", как потом Выродин
рассказывал. В общем, только-только Киря Катьку раздел, только с себя все
лишнее скинул и на нее полез - вдруг ему на голую жопу что-то холодное и
металлическое падает. Киря, стоя голым раком над Катькой, обернулся и чуть
не обосрался: в дверях - Герой Советского Союза генерал-полковник Шишкарев
собственной персоной. Они из-за музыки не услышали, как он замок открывал. А
генерал в квартиру зашел, слышит - у дочки в комнате магнитофон надрывается,
дай, думает, загляну к Катеньке, чего это она... Заглядывает, а Катенька
голая на диване, а на нее какая-то волосатая жопа лезет. Генерал-то боевой,
не растерялся - взял и бросил Кире на задницу связку ключей, которые в руке
держал... В общем, немая сцена. Голый курсант над голой курсисткой, а в
дверях - генерал-полковник в полной форме и со Звездой Героя на кителе. У
Катьки истерика случилась, она давай ржать как сумасшедшая, генерал
насупился и в гостиную ушел. Киря хватает одежду и начинает одеваться
лихорадочно. Потом, как обосравшийся пудель, заходит в гостиную, отдает, как
положено, честь и пытается что-то вякнуть. А Шишкарев ему: "Товарищ курсант,
вы свободны. Своих внуков я воспитаю без вашей помощи". Короче, на курс Киря
пришел постаревшим лет на десять. Целый месяц отчисления из института
ждал... Но потом Катька папашу, видимо, все-таки допекла - сыграли свадьбу,
молодые начали совместную половую жизнь... Говорят, генерала на свадьбе не
было: он-то хотел дочуру за какого-нибудь приличного человека выдать, а Киря
ведь даже не москвич - он откуда-то из Железножопска. Такие вот дела. А вы
говорите - Шекспир. Вильям отдыхает, ему такие сюжеты даже с перепоя не
приснились бы.
старлей три года в ссылке парился - его за какой-то залет к нам в отстойник
засунули. Когда его Кубань достала окончательно - сказал: все, мол, надо
что-то делать, а то можно окончательно маргиналом стать... В отпуске поехал
в Москву и женился там на дочке одного генерала из Генштаба. Я эту дочку
только на фотографии видел - страх божий, к ночи вспоминать не хочется. Она,
видимо, болела чем-то - толстая была невообразимо, обмен веществ, наверное,
нарушился... Короче, маргинала нашего быстренько в Москву перевели, в
"десятку" устроили... А дочка этого генерала через год померла - не знаю,
может, этот старлей ей что-нибудь подсыпал, а может, и сама по себе... Я,
когда в Ливию уезжал, его в "десятке" встретил: на рукаве кителя черная
повязка, хотя уже почти девять месяцев прошло. У него отдельный кабинет, мы
зашли - на столе портрет покойной жены с траурной ленточкой. Он ленточку
поправил и говорит: "Знаешь, Андрюха, как мне ее не хватает! Жить не
хочется..." Я вижу, что человек не в себе, говорю: может, коньячку хлебнем
где-нибудь? Пошли в кабак, он там после третьего стакана повязку траурную с
кителя как рванет, как заорет диким голосом: "Сука! Как же я ее ненавижу!!"
- и заплакал жалобно так... А утром я его снова в "десятке" увидел - снова с
повязочкой, снова скорбный. "Поверь, говорит, не знаю, как мне без жены
жить..."
день в Триполи прилетела Лена Ратникова и неожиданно дополнила тему
сексуально-брачных вывертов, случавшихся в Советской Армии. Лена привезла
Андрею письмо от Кондрашова, прочитав которое Обнорский просто обалдел.
Женя, собственно, отправил с Ратниковой не письмо, а весьма лаконичную
записку, отпечатанную на какой-то левой машинке, без обращения и без
подписи. И адреса на чистом конверте не было - Кондрашов так по-своему
страховался на случай, если конверт вдруг попадет в чужие руки. В конце
концов, Лену-то он не знал, хоть Андрей и писал ему, что девушке можно
доверять полностью.
следующем. Некий Фикрет Гусейнов, переводчик-азербайджанец, работавший в
Триполи и жившей в Гурджи, наладил прибыльный бизнес - организовал
разъездной бордель для ливийцев. "Девочками" в предприятии работали жены
советских офицеров, Рябов назвал имена четырех, но, возможно, их было и
больше. Два часа трахания стоили пятьдесят динаров, половину из которых
забирал Фикрет как хозяин концессии. Гусейнов имел постоянную клиентуру.
Получая заказ, забирал женщину из Гурджи, привозил ее по нужному адресу, сам
гулял где-нибудь неподалеку, а через два часа отвозил ее в городок обратно.
Одной из таких "разъездных" и была Вера Тимофеевна, "завербованная" Фикретом
еще в 1988 году. А совсем уж дикое заключалось в том, что мужья "девочек"
знали о том, как подрабатывают жены - по крайней мере, так говорил Рябов, -
но не возражали, потому что деньги шли в бюджет семьи...
"шабашке" не узнал Илья Новоселов, а тому однажды об этом рассказал знакомый
офицер-ливиец. Новоселов и так-то переживал всегда, что ливийцы относились к
русским как к людям второго сорта, а узнав всю эту историю с офицерскими
женами, обслуживавшими арабов, и вовсе взбеленился - Фикрету он набил морду
и потребовал, чтобы тот убирался из Триполи, а Рябовым высказал в лицо все,
что о них думал. Рябовы пришли в ужас и умолили Илью не раздувать скандал,
тем более что они вскоре должны были из Ливии улетать... Новоселов пообещал,
что ничего никому не расскажет (доносительства Илья и в самом деле не
терпел), но пообещал проверить, на самом ли деле закрылась лавочка, и если
его обманут - пусть все "разъездные" и их мужья пеняют на себя... Илье даже
предлагались деньги за молчание, но он только плюнул в ответ на это
предложение, развернулся и ушел. А через несколько дней он покончил с собой.
Рябов клялся и божился, что к его смерти никакого отношения не имел, и Женя
Кондрашов ему склонен был верить - слишком уж трусливым и жалким был
подполковник...
волна брезгливости и нестерпимой тоски - до чего же докатились русские
офицеры и их жены, в дурном сне такое представить невозможно... Понятно, что
двигало ими желание вырваться из нищеты и убожества советских гарнизонов, но
все-таки... Ведь тем, кто работал в Ливии, и так платили просто бешеные
деньги по сравнению с зарплатами обычных советских людей... Реакцию
Новоселова на то, что он узнал, Обнорскому объяснять не надо было, потому
что Илья, при всех своих нормальных человеческих слабостях, относился к
понятию "офицерская честь" свято...
Даже не верится... И что ты теперь намерен делать?
покрутить - другого-то варианта нет... Только все равно ничего не понятно.
Ну накрыл Илья эту лавочку, ну поломал людям бизнес. Мотив вроде как
вырисовывается... Но ведь не могли же эти уроды уговорить Илью, чтобы он сам
с собой покончил? Убить, может, и могли - такие ублюдки, что собственными
женами торгуют, и не на такое еще способны, - но письмо... Письмо ведь Илья
сам написал... Не складывается что-то...
шокировала Андрея полученная информация. Тоскливо было Обнорскому, вспоминал
обоих своих дедов, офицеров Великой Отечественной, и думал: куда катится
страна?.. Лена тоже была явно не в настроении, она все время молчала и о
чем-то напряженно размышляла.
скомканность предыдущего свидания. А через день Лена снова улетела...
большая колония переводчиков-азербайджанцев, которые держались несколько
обособленно от остальных переводяг. Причин тому было несколько, но основная
заключалась в том, что азербайджанцы плохо знали язык и за них часто
приходилось пахать другим переводчикам - притом что деньги-то все получали
абсолютно одинаковые. Нет, конечно, и среди выпускников Бакинского
университета попадались стоящие парни и настоящие профессионалы - такие, как
умница и интеллектуал Латиф Арифов, например, говоривший без малейшего
акцента и на арабском, и на русском. Но встречались и настоящие уроды типа
Вагифа Караева, которого переводят звали не иначе как Бахлюль (Бахлюль -
клоун (арабск.)). Вагиф хоть и получил диплом востоковеда, но знал только те
арабские слова, которые вошли в азербайджанский (точнее, турецкий) язык. Для
всех было загадкой, как Бахлюль попал в загранкомандировку: парень
откровенно валял дурака, ничего не делал, но зарплату получал исправно,
мечтая накопить денег на "мерседес".
коллегам, степенно покуривая очередную сигарету.
капоте. Это значит, что я всех в рот имел, да... Ни у кого нет, а у меня
будет.
спросил у Караева Вихренко.
обиделся Вагиф и нагло улыбнулся Сереге в лицо так, что Шварц еле удержался,
чтобы не дать ему по толстой сытой харе.
есть язык он все-таки более-менее знал, но работать не любил и, пользуясь
врожденной или благоприобретенной хитрожопостью, всегда оказывался на
теплом, хлебном и непыльном месте. Тем более нелогичным казался его перевод
в Азизию - маленький городок, расположенный в нескольких десятках километров
западнее Триполи. В эту дыру Фикрет, отсидевший два с лишним года в столице,
напросился сам. И уж совсем нехорошим совпадением показалось Обнорскому то,
что Гусейнов убыл в Азизию буквально на следующий день после того, как умер
Илья. Учитывая полученную от Жени Кондрашова информацию, это наводило на
плохие мысли...
заключалась в том, что хоть и было до Азизии рукой подать, но самовольно
покидать Триполи Обнорский не имел права - это обязательно стало бы известно
в Аппарате, и наказание за такую прогулку не заставило бы себя ждать -
Максимов Альберт
Маккарти Кормак
Панов Вадим
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Муркок Майкл