помню, разве только теплый прием, как много раз прежде. Но одно осталось в
памяти: впервые за все время путешествий в горы у меня была отдельная
комната, которую я занимал без младшего брата. Это было очень существенным
шагом вперед - я наконец-то почувствовал себя по-настоящему взрослым. Потом
был ужин, за которым отец и старик Капомонти изрядно выпили. Я помню это,
потому что отправился спать, думая о предстоящем походе в горы, долго слышал
их громкие, возбужденные голоса, доносившиеся снизу, и думал, как они не
боятся разбудить постояльцев. В то время это был крошечный пансионат, и,
кроме нас, в доме было еще, наверное, три или четыре человека. Странно, что
это меня тогда заботило, но я никогда не видел отца пьяным. Я до сих пор
толком не знаю, был ли он тогда пьян, но шумел вовсю. Ведь для молодого
паренька, который в день своего семнадцатилетия ожидал драгоценного подарка,
мечты всей его жизни - восхождения на настоящую гору в окрестностях
Шамполюка, - даже мысль о том, что наутро отец встанет ослабевшим и злым,
была нестерпима.
провизией, позавтракал с нами, и мы тронулись в путь.
троих в повозке. Мы распрощались с ним и договорились, что он будет ждать
нас на том же месте вечером следующего дня. Два дня в горах и ночевка со
взрослыми! Меня переполняла радость, потому что я знал, что мы разобьем
лагерь в горах выше, чем обычно поднимались с младшими братьями".
запомнившиеся отцу горы, тропы и виды. Путешествие в горы началось.
описаниях. Надо выявить отдельные вехи их путешествия - тогда можно
восстановить весь маршрут. Но какие вехи? Какой маршрут?
Савароне, может существенно сузить площадь поисков, но что дальше? Прошло
пятьдесят лет. Полвека снегопадов, обледенении, весенних паводков,
естественных природных процессов в почве...
разгадке, возможно, самый главный. Но Адриан чувствовал, что есть и другие
ключи, не менее существенные, чем эта картина. Они таятся в словах отцовских
воспоминаний. Воспоминаний, которые не померкли за пятьдесят лет насыщенной
событиями жизни.
путешествию отца с сыном в горы.
впереди уже вновь забрезжил свет разума.
опасность для всего цивилизованного мира..."
наблюдения".
Глава 30
находился в двухстах ярдах ниже по дороге, поле было частью их земельных
угодий. Вдалеке трактор пахал землю, и сидящий в нем человек то и дело
оборачивался назад, глядя на результаты своего труда. Больше вокруг не было
ни домов, ни людей. Эндрю решил переговорить с трактористом.
закупая одежду, провизию и снаряжение, в том числе и отличный альпийский
рюкзак. Там сейчас лежало все, что требуется для покорения горных вершин. И
еще то, что не требуется. "Магнум" калибра 0, 357. Все это он купил в
большом магазине, выросшем на месте маленького, который упоминал отец в
своих записках. Владельца звали Ляйнкраус; к косяку двери была прикреплена
мезуза. Продавец горделиво сообщил ему, что Ляйнкраусы с 1913 года продают
лучшее в итальянских Альпах снаряжение. В настоящее время, его магазины
открыты в Люцерне и Н"шателе.
привлекая внимание пахаря. Это был низкорослый итало-швейцарец, здоровяк с
взъерошенными каштановыми волосами над темными бровями, с грубыми чертами
лица типичного обитателя Северного Средиземноморья. Лет на десять старше
Фонтина. На лице у него было опасливое выражение, точно он не привык и не
любил встречать незнакомцев.
английском. - Гольдони мой дядя. Я для него пашу. Сам он уже не может
обрабатывать землю. - Пахарь замолчал, ничего больше не объясняя.
любит гостей.
"крышу". Он забрался на сиденье и взглянул на пахаря. - Мы говорим
одинаково.
спокойно, рассматривая его отороченную мехом альпийскую куртку. - Одежда-то
новая, - добавил он.
волосы были туго затянуты и уложены вокруг головы венцом самоотречения. Она
провела незнакомца через две или три опрятные, скудно обставленные комнатки
к двери в спальню. Собственно, это был просто дверной проем. Там, где
некогда был порожек, доски выкорчевали и заложили ямку дощечкой вровень с
полом. Фонтин вошел в спальню. Альфредо Гольдони сидел в инвалидной коляске
у окна, выходящего на поля у подножия горы.
штаны, а штанины приколоты английскими булавками к поясу. Тело и лицо у него
были большие и неловкие. Возраст и увечье сделали их никчемными.
калека, благодарный за каждый визит, боялся отпугнуть нового гостя.
инвалидного кресла. Угрюмая жена Гольдони принесла вина. Культяпки безногого
старика были совсем рядом. У Эндрю на языке вертелось словечко "уродец". Он
терпеть не мог человеческого уродства и не трудился эту неприязнь скрывать.
вспыхнула давно позабытая тревога.
изменился. - Фонтин - Фонтини-Кристи. Значит, итальянец стал французом, а
носит эту фамилию американец. Вы - Фонтини-Кристи?
конечно. В конце двадцатых он останавливался у нас по пути в Шамполюк.
предпринял мой дед со своим старшим сыном.
из Америки за этой информацией. Мне это совсем некстати. У меня очень мало
времени, поэтому мне нужна ваша помощь.
назад! Разве такое можно упомнить?
что это был сын Гольдони. Дата - четырнадцатое июля тысяча девятьсот
двадцатого года.
просто превозмог приступ боли или пошевелился в раздумье, - но он отозвался!
На дату. Он вспомнил дату. И тут же, пытаясь скрыть волнение, торопливо
заговорил:
ничего - как это по-английски? - более определенного, что бы помогло мне
вспомнить?
горы в довольно юном возрасте, но не в пятнадцать лет. И не как основной
проводник.
понравился взгляд гостя, и он отвел глаза. Фонтин подался вперед.
холод в голосе.
девятьсот двадцатого года. Вы вспомнили эту дату!