подчиненности, - то, что могло восприниматься, как шизофреническое
раздвоение личности, диктующее необходимость поступков, совершаемых себе во
вред.
зашифрована в ее собственных боли, страхе, тревоге и угрызениях совести,
поэтому казалось почти нереальным добраться до ее сути. Гораздо легче было
действовать в соответствии с подсознательными импульсами, которые она
считала проявлениями доминирующего психического двойника. Это могло бы
послужить слабым утешением... если бы ее целью был самообман.
монастыря, прервать свое пожизненное заключение. Ее чувства казались такими
естественными и так органично соответствовали всему происходящему, что она
сама не заподозрила внушения. Она просто слушала описания снов из мертвеющих
уст матери Софии и думала, что та исповедуется в своих грехах, если тайное
наваждение можно назвать грехом.
действительно почти невозможно отыскать без помощи человека, хотя бы однажды
побывавшего в нем.
те, которыми чреваты похотливые желания. Для сестры Ирины это было актуально
- по ночам ее указательный палец слишком легко находил клитор...
препарировал ее. Она изливала ужас, заключенный в снах и накопленный ею за
десятки лет.
одноногом мужчине на костыле. Отсюда уже недалеко было до первого
перекрестка, который пронизывал сны о фатальных символах. Крылатый корабль,
созданный из гниющей плоти мертвецов и перелетающий со звезды на звезду.
Философская бабочка Бретона. Упоминание (всего лишь вскользь) о Лунном
Человеке, хотя именно он был главным действующим лицом ночной рулетки...
заканчивающийся ощущением рыхлой земли в носоглотке... Лунатический город,
оживающий ночью и наполняющийся шорохом тысяч босых ног... Неясная угроза,
возникающая внутри подрагивающего металлического вагона, под частый стук
колес на стыках рельсов...
старухи еще не было самого кошмара, только намек на него;
Воплощение в реальность предстояло пережить кому-то другому, менее
пугливому, и более отчаявшемуся...
откровений, понятный ей только потому, что она приблизительно знала, о чем
идет речь... Сон, который мог бы присниться останкам в цинковом гробе, если
допустить, что... Дальше, дальше... Грегор Замза из книги старых сказок... Перекресток
зыбких форм. Жуткие трансформации тел и еще более неприятные трансформации
намерений... Змеи с безглазыми головами, ползающие в китовых внутренностях.
Люди, спрятанные в предметах. Губы, шевелящиеся на поверхности телефонной
трубки. Младенческая голова, выступающая из стены и старательно заклеенная
обоями (но плач все равно слышен)... Женское лицо с густой черной бородой и
красными отблесками догорающих углей в глазах...
и кто-то ее приблизил. Савелова обернулась.
Глава семьдесят вторая
неестественно тихо. С нею были двое бритоголовых, вооруженных винтовками.
Макс начал разворачиваться, но слишком поздно. Они все опоздали, потому что
мать София скончалась одновременно с выстрелом, отбросившим Голикова к
стене.
лопатками о камни и на несколько секунд потерял сознание. Он лежал
неподвижно, с приоткрытым ртом и немигающими глазами. Его приняли за
мертвого, и это спасло ему жизнь.
повесил автомат себе на плечо. Клейн отреагировал на происходящее
единственно правильным образом. Он попытался сразу же ускользнуть в
сновидения, но его возвратили оттуда еще одним выстрелом, раздробившим
масону коленную чашечку. Двух минут боли, выжигающей мозг, в течение которых
он просто не мог погрузиться в спасительный сон, оказалось вполне достаточно
для его бывшей узницы...
слышал звуки сквозь толстый слой ваты. Гулко и громко стучало сердце, словно
внутренний метроном. Бритоголовые не стали тратить пулю на Ирину - молодая и
к тому же красивая монахиня была слишком ценной добычей. Тот, который поднял
"галил", шагнул вперед и наступил на приклад "фольксштурма", заодно придавив
к полу ее пальцы. Потом схватил девушку за воротник балахона и рывком
поставил на ноги. Она, стояла, согнувшись, и смотрела на мужчину снизу
вверх.
синеватой паутиной. Это была тонкая работа, стоившая не менее двухсот
патронов. Но Ирина не отрывала взгляда от рук бандита. Между запястьями и
локтями проступали толстые извивающиеся шнуры. Не сухожилия и не вены. Для
монахини это оказалось шокирующей новостью, а Максу уже приходилось видеть в
пустыне такие вещи - червей, паразитирующих под кожей...
брюки "бенеттон", высокие армейские ботинки и мужской жилет со множеством
накладных карманов. Из-под жилета выпирала внушительная грудь, выглядевшая
особенно представительно по контрасту с темной бородой и мускулистыми
руками, покрытыми жесткой порослью. Серые глаза мягко мерцали между длинными
бархатными ресницами. Они смотрели на масона почти нежно. За поясом брюк
торчала рукоятка "ТТ", но двуполое существо не воспользовалось пистолетом.
окровавленные четырехсантиметровые ногти. Она вела себя так, что не
оставалось сомнений в том, кто возглавляет банду и кому теперь принадлежит
Лиарет.
монахинь. Только раз он нагнулся, чтобы перерезать горло старухе, на губах у
которой выступила пена и лопались розовые пузыри. Правая кисть брата Максима
дрогнула и, словно искалеченный краб, стала медленно подбираться к
"беретте"...
наклонилась и приблизила свое лицо к его лицу. Макс понял, что происходит,
только тогда, когда услышал нечленораздельный вой и увидел, как задергалась
неповрежденная нога масона.
Клейн, лишившийся нижней губы, почти непрерывно кричал. Боль не отпускала
его в сновидения. Савелову чуть не стошнило. На лице масона теперь была
жуткая перевернутая улыбка.
от засохшей крови стала похожа на клок стекловаты. Она играла с Клейном; ее
игра была не менее жестокой, чем многосуточная партия в подвале масонского
дома, но гораздо более болезненной. Он балансировал на грани перехода, но
уже понимал, что все кончено.
Ледяные лезвия проникали все глубже, и страх вытеснял нестерпимое осознание
потери. Пожар боли был неотличим от их замораживающих душу прикосновений.
огни... В конце концов он ослеп, и вокруг разлилась слепящая белизна. Черная
игла проколола ее; масон в последний раз ощутил свое тело, и смерть пришла к
нему, как только пальцы гермафродита прикоснулись к его сердцу.
жадно пожирать его, выдавливая зубами кровь. Савелову все-таки скрутила
рвота, и бритоголовый со смехом зажал ее голову у себя между ног...
Он придавил "беретту" к полу всей своей тяжестью. Стоило бандитам заметить
малейшее его движение, и он, возможно, разделил бы участь гроссмейстера.
насильника были слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, что тамплиер
еще жив и к тому же шевелится.
развлекающихся бандитов. Ее лицо, еще сохранившее присущую женщине гладкость
кожи и некоторую мягкость черт, исказила гримаса отвращения.
молниеносным движением схватила его за гениталии. Ногти щелкнули друг об
друга, как зубья стального инструмента. Их цвет мало отличался от цвета
налитого кровью пористого тела. Бритоголовый догадывался, что ожидает его
при любом неверном движении.
мгновениями абсолютной власти над мужчиной. Так же неожиданно пальцы
разжались, отпуская на свободу его мгновенно увядший скипетр.
встать, вцепившись ей в подбородок. - И помните: девка мне нужна живой...
из полумрака. Лицо, видневшееся за ним, было перекошено от боли и
напряжения, однако сигнал от мозга все же прошел по нервам, мышцы руки
сократились, и времени у Колчинской осталось не так уж много.
окруженную протуберанцами пороховых выбросов, и ощутила удар в ямку под