Чтение 64–й страницы книги ~Время игры~

Как-нибудь поинтереснее, чем пресловутый сэр Ричард, хотя и он
проявил себя неплохо. Глядишь, и придется ему еще поблистать на
международной арене.

Но пока этим делом будет заниматься Александр Шульгин.

Он поправил галстук и прическу, несколько раз аккуратно пшикнул на
волосы и усы сухим и терпким одеколоном и отправился на очередную
встречу, подумав при этом: "Черт его знает, совершенно невозможная жизнь
пошла. Нет чтобы с ребятами попросту выпить и потрепаться. Стареем,
наверное, скоро вообще начнем друг друга на "вы" называть..."

***

Сильвия, что в общем было удивительно, явилась по приглашению
Воронцова час в час, не задавая лишних вопросов и не изображая из себя
изнеженную даму, которой требуется два дня на сборы и три дня на дорогу
в первом классе Восточного экспресса.

Шульгин так и подумал, что ситуация другой Сильвией была обрисована
точно.

Его двойник, до того как воссоединиться, успел с ней в 38-м провести
несколько приватных консультаций, и теперь Сашка знал о будущем гораздо
больше кого-либо из здесь присутствующих.

В том числе и о том, что после 41-го года, то есть после эксперимента
аггров с переброской Новикова и Берестина в личности Сталина и Маркова,
соответственно, в мире "Главной исторической последовательности",
контролировавшейся агграми, началось вдруг "свертывание будущего".

И уже к моменту осознания Шульгиным своей сущности в теле наркома
Шестакова ни сама "Сильвия-38", ни верховный координатор аггров Дайяна
понятия не имели о том, как же будет развиваться история в Главной
реальности дальше. Хотя всего лишь за сутки до знакомства с письмом
"Сильвии 84/21" все великолепно помнили.

Сейчас выходило так, что Шульгин был гораздо более подготовлен к
разговору и рассчитывал извлечь из него для себя определенную пользу.

Немного смущало его только одно - он никак не мог должным образом
настроиться, чтобы в каждый текущий момент отчетливо представлять, с
какой именно Сильвией он имеет дело, что она знает из будущего, а чего
нет.

Чтобы не проговориться случайно о чем не следует, не подставить под
бой свой козырь или "голый туз".

Теперь заодно ему стал ясен и смысл заданного Сильвией при прошлом
прощании вопроса: не происходило ли с ним что-нибудь необычное.

Естественно, раз она сама переправила ему записку с изложением
способа вернуться в собственную личность, значит, должна была ждать, что
это может случиться в любой момент.

Ну, вот и случилось. Что она станет делать, исходя из этого факта?

Левашов с Ларисой тоже прибыли, хотя по лицу Олега не было заметно,
что он так уж горел желанием вновь встретиться с друзьями, совсем
недавно с ними расставшись. Наверное, ему и в красной Москве было
неплохо.

Все-таки заметно, особенно внезапно посмотрев товарищу в глаза, как
они начали друг от друга отдаляться.

Ладно Воронцов с Берестиным, они хоть и хорошие друзья, но все же
новые.

А с Олегом-то не пуд, а пожалуй, и побольше соли съели, вместе еще в
мальчишестве яхту "Призрак" придумывали и буриме о собственных
кругосветных путешествиях писали. Да и потом... Неужели все дело в том,
что они с Новиковым на самом деле принадлежат к какой-то иной
человеческой генерации?

"Кандидаты в Игроки", - как однажды выразился Антон.

Но ведь тогда скорее всего это они с Андреем должны были бы
демонстрировать отчужденность и отстраненность от мелких человеческих
забот и от близких людей в том числе.

А выходит все наоборот, они остаются как раз такими, как были с
самого начала, со всем их юношеским энтузиазмом, склонностью к
авантюрам, ироническому, но все же праздничному восприятию жизни.

А вот Олег уже другой. Словно бы перешел в иную
эмоционально-возрастную категорию.

А может быть, все наоборот?

И Левашов, и Воронцов, и Берестин как раз ведут себя соответственно
возрасту и жизненному опыту, с поправкой на необычность предложенных
обстоятельств, а они с Андреем - другие.

И считают себя прежними - по недоразумению. Из сохранившихся
стереотипов.

А со стороны друзьям, знающим их как облупленных, видно, что они уже
не совсем те, кем были еще год назад... Расстроенный этими мыслями,
пришедшими ему в голову на шлюпочной палубе, по которой он решил
добежать до места сбора, чтобы не путаться во внутренних переходах
"Валгаллы", Шульгин задержался у ограждения "променад-дека", постоял,
глядя в черную воду далеко внизу и на россыпь огней поднимающегося от
моря террасами города.

"Что за ерунда, в конце-то концов! Такая же ерунда и бессмыслица, как
если бы в свое время мы с Андреем начали комплексовать по тому поводу,
что Олег умеет придумывать штуки, которые никому на свете и не снились.
И сейчас у меня все эти мысли исключительно от переутомления".

В чем-то, разумеется, он был прав. И одновременно не прав в той же
мере.

Просто все они были разные, и поскольку обстановка все более и более
менялась для каждого из них, применительно к личным взглядам, вкусам и
способностям, то некоторого отдаления не могло не произойти.

Шульгин, что удивительно, невзирая на свои профессиональные качества
психолога и психиатра, упускал из внимания существеннейший фактор.

Все его друзья к этому времени наконец-то, с большим опозданием,
кстати, обзавелись женщинами, фактически - женами, поскольку венчаные
они там, невенчаные, но других женщин у них здесь быть просто не могло,
по определению.

Случайные связи не в счет, но по-прежнему ощущать себя людьми своего
времени они могли только в обществе женщин того же круга.

А Сашка и здесь выбивался из общей колеи.

Во-первых, он раньше всех женился в той жизни и вынес из своего брака
исключительно негативный опыт, а во-вторых, новую жену он взял именно из
этого мира, со всеми ее достоинствами и вытекающими оттуда же
недостатками Как испанский вице-король, женившийся на племяннице
Монтесумы. Поэтому и здесь он не мог считать себя равным своим друзьям.

Но это отдельная история.

...Сильвия несколько удивила его своим новым обликом.

Шульгину было весело - сейчас он понимал людей еще лучше, чем когда
бы то ни было.

Вот и ее.

В данной реальности здешняя Сильвия исчезла, а эта - заняла ее место.
И, конечно, сразу же попала в затруднительную ситуацию. Поскольку должна
была вести себя с людьми, которых видела последний раз шестьдесят лет
назад, так, будто рассталась с ними вчера.

Впрочем, в Англии, тем более - начала века, адаптироваться природной
аристократке было легче.

Люди с причудами там всегда были в цене и авторитете. Лорда
Галифакса, который заявил, что нынешняя жизнь ему отвратительна,
уединился в своем поместье и велел подавать себе утром любимую газету,
но изданную ровно за пятьдесят лет до этого дня, никто не посчитал
идиотом. Наоборот, говорили в свете о нем с уважением. Человек, мол,
твердых принципов.

Очевидно, такую же позицию избрала и леди Спенсер. Зная о неизбежных
ошибках и пробоях в поведении, она сознательно "заострила позицию".

Начала изображать женщину нового времени, примкнула, по словам
Гертруды Стайн, к "потерянному поколению", вышедшему из мировой войны с
деформированной психикой.

Коротко остриглась, навела новомодный макияж, как в кинофильмах Мэри
Пикфорд, стала носить длинные жакеты в стиле армейского френча и юбки
выше колен. Заговорила на жаргоне вошедших в моду Джойса, Хемингуэя и
Фицджеральда.

Также и вести себя стала соответственно манерам героев "Фиесты".

Шульгину все это было понятно.

Если кто не знает - отношения у них были даже более чем
специфические.

Она - всесильная и всемогущая глава инопланетной резидентуры на
Земле, для нее и главы государств и правительств были так - пыль под
ногами, поскольку жила она на этом свете полторы сотни лет, пребывая в
неизменной молодости и красоте, успела побывать любимой наперсницей
королевы Виктории, а достославного Черчилля, юного красавчика во френче
цвета хаки, она, пожалуй что, первая пригласила на мазурку в Виндзорском
дворце, когда он, увенчанный славою после побега из бурского плена,
появился в свете. Герцог Мальборо, а отправился на войну простым
корреспондентом "Тайме".

А Сашке Шульгину проиграла сражение и морально, и физически. В тот
момент, когда поняла, что и из тела древнеассирийского инвалида-нищего
он сумел выскочить, и охрану ее виллы в Кордильерах обезвредил, а потом
положил ее на пол автоматной очередью возле виска и заставил испытать
смертельный, абсолютно человеческий страх.

После этого все: леди Спенсер сломалась, смирилась с судьбой и, как
пленная патрицианка, почти добровольно разделила ложе с готским или
лангобардским вождем.

Причем - не без удовольствия. Что тоже тысячекратно повторялось в