Чтение 64–й страницы книги ~Ты победил~

шутит?

-- Видишь черного дрозда, что уснул в излучине виноградной лозы? --
продолжал Авелир.

Эгин поднял глаза в гущу дикого винограда, где, положив голову под
крыло, спала неприметная черная птица.

-- Это вестник. Он прилетел, чтобы сообщить мне, что у меня есть время
окончить все земные дела.

Эгин пристально взглянул на Авелира. Нет, такие шуточки за эверонотом
раньше не водились.

-- Итак, скоро мне уходить, Эгин. И потому моим единственным учеником
придется стать не Лагхе Коаларе, а тебе. Ты не Отраженный и тебе не
случилось родиться с ключами ото всех важных дверей и сундучков этого мира.
Ну да это не так страшно, как мне казалось встарь. И поэтому я прошу тебя,
Эгин, найти Черный Цветок.

-- Что такое Черный Цветок, Авелир? -- стыдясь собственного невежества,
спросил Эгин. Он знал, что такое Золотой Цветок. Да и то, знал лишь
понаслышке. Какие-то места, где хорошо основывать столицы, копать колодцы,
разбивать сады или что-то в этом роде...

-- Круг Земель славен двенадцатью Золотыми Цветками. Так мы называем
благословенные места, где вся работа спорится, природа ласкова, а нечисть
боязлива. Но ничего не остается неизменным. Иногда и Пути Силы изменяются.
Золотые Цветки уходят из одних мест и распускаются в других. Но вот беда --
в том, что в тех местах, где раньше был Золотой Цветок, распускается Черный
Цветок и все в мире идет наперекосяк, мертвые вылазят из могил, твари
становятся алчны, нежить чувствует себя вольготно и не боится людских
слов...

-- Ты хочешь сказать, происходит все, что происходит сейчас на Медовом
Берегу?

-- Да, Эгин. Я хочу сказать, что на Медовом Берегу распустился Черный
Цветок и пока ты не найдешь и не уничтожишь его, здесь будет все, как уже
есть. Даже если мы перебьем шардевкатранов, костеруких, южан, аютцев и
восстановим мир и справедливость, они продлятся не дольше, чем до следующего
полнолуния...

-- Ну... скажи хотя бы как их ищут! -- вскричал Эгин.

То, о чем просил его Авелир, поначалу показалось ему трудным, но
выполнимым. Однако чем больше они углублялись в суть вопроса, тем более
отчаянной и невыполнимой затеей все это начинало казаться.

-- Если бы я знал как, я бы нашел сам...

-- А Лагха, Лагха знает?

-- По крайней мере, в бытность свою Кальтом Лозоходцем он знал.

Эгин встрепенулся. Мысль о том, что гнорр Свода -- Отраженный, звучала
уже не впервые, но каждый раз, когда она звучала, Эгину было как-то не по
себе... Значит, в бытность свою Кальтом Лозоходцем... Любопытно, что еще
сравнительно недавно Эгин полагал Кальта фигурой сугубо мифологической. А
теперь ему предлагают ни много ни мало, а самому стать Лозоходцем. Эгин
Лозоходец. Звучит!

-- Скажи мне, Авелир, -- спросил Эгин после долгого молчания, -- а в
чем твоя корысть? Зачем тебе, когда ты будешь мертв, знать, что Черный
Цветок уничтожен и что Вая или, к примеру, Кедровая Усадьба вновь стоит в
венце Золотого Цветка?

-- Э-э... -- устало махнул рукой Авелир. -- Некогда, когда я и Ибалар
жили душа в душу, как и положено единоутробным братьям, мы горели одной
идеей. Воскресить наш народ, поднять его из небытия, оживить племя
эверонотов, последними сыновьями которого мы с Ибаларом являемся. Но прошло
время. Я возмужал и понял, что желать воскрешения мертвых -- значит идти
наперекор законам мироздания. Считать зубы в хуммеровой пасти. Плодить
нежить, какими красивыми словами ты ее не обзови. Я понял, что мой народ,
увы, был достоин той участи, которая его постигла и осознал: единственное,
что достойно жизни -- моя мудрость и мои искусства, мудрость и искусства
эверонотов, воплощенные в тех, кто придут после меня. В тех людях, что
придут после меня. В людях, но не в эверонотах.

-- Во мне, например?

-- В тебе. И в других. Их будет много, если ты вернешь в Ваю Золотой
Цветок.

-- Это будут горцы?

-- И горцы тоже, -- безо всякой иронии подтвердил Авелир.

-- Что же я должен делать? -- спросил наконец Эгин.

-- Ты должен пообещать мне сделать все, что для этого требуется.

-- Обещаю. Но что значит мое обещание рядом с моим бессилием?

-- Оно значит все, -- в глазах Авелира колыхнулось темное пламя.

Прямо вслед за этим он протянул свою сухопарую руку к кисти зеленого
дикого винограда и аккуратно сорвал ее с лозы. По одной оборвал с кисти все
зеленые ягоды и протянул горсть совершенно несъедобных виноградин Эгину.

-- Чтобы не забыть о данном обещании, ты должен оставить себе памятку.
Выложи здесь, прямо на парапете, любое слово. Какое хочешь. Чтобы не забыть
о нашем разговоре, когда у тебя появятся более насущные проблемы.

Пожав плечами -- сон он ведь на то и сон, чтобы происходили странные,
порою несуразные вещи и совершались необъяснимые поступки -- Эгин стал
выкладывать слово. Не дыша, аккуратно, старательно. Виноградина к
виноградине. Словно школьник первой ступени. Наконец он отстранился и
взглянул на плоды своих трудов взглядом утомленного творца при свете полной
луны. "Овель" -- вот что выложил Эгин на широкой серой плите парапета.

-- Ну как? -- довольно осклабившись, спросил Эгин, обернувшись к
Авелиру, который, как ему казалось, следил за его трудами из-за плеча.

Но эверонота уже и след простыл.

x 3 x

Следующим утром Эгин проснулся раньше всех. Было еще серо.
Горцы-караульные спали у дверей здоровым сном детей матери-природы. Авелир
тихо посапывал в своем углу, плотно завернувшись в шерстяной плащ. Словно
мумия.

Сорго и Лорма, сбив в ноги каниойфамму, лежали крепко, по-детски
обнявшись. Лорма была похожа на сдобный, только что изъятый из корзины
пекаря крендель. Теплый и податливый. Небритый же и грязный Сорго, напротив,
казался каким-то отекшим и пьяным, из угла его полураскрытого рта на циновку
стекала слюна. Лагха лежал на спине неподвижный и величественный, словно
бронзовая статуя, которую вот-вот положат в ящик с опилками и погрузят на
корабль. Грудная клетка гнорра двигалась легко и ритмично. Лагха спал.

Эгин потянулся и с удовольствием отметил, что ощущает недюжинный подъем
сил. Чтобы не разбудить остальных, он ловко, словно кот, вскочил на ноги и
стал пробираться к выходу, чтобы справить малую нужду, а заодно и растолкать
караульных. Все-таки это нехорошо -- спать с мечами наголо. Можно ведь, в
конце-концов, порезаться!

Следуя отработанному утреннему ритуалу, Эгин прополоскал рот и привел в
порядок волосы, вспоминая, как бы между делом, что за странный сон
привиделся ему минувшей ночью. Редкий случай -- ему удалось запомнить его во
всех подробностях.

Очень необычный сон, в самом деле! Может быть, вещий. Отчего бы и не
привидеться вещему сну в такую суровую годину? А если вещий, то что
предвещает? Если он в руку, то кому?

Небрежно скользя по волнам собственных праздных рассуждений, Эгин вышел
на балкон, дабы вобрать в легкие бодрящую предрассветную свежесть.
Настроение у него было отличным. Он упер руки в серый парапет балкона и
осмотрел двор, где среди полуразрушенных построек и свежих земляных куч,
оставленных "ручным" шардевкатраном, еще парили стайки холодных капелек,
которые с минуты на минуту превратятся в росу. Солнце уже начинало свое
медленное восхождение где-то за краем горизонта, но его, увы, было не
видать, ибо окна общественной "спальни" выходили строго на север. "Не
видать", -- заключил Эгин и опустил взгляд, который вдруг, ненароком,
зацепился за горстку зеленых виноградин, разбросанных по парапету. И не то
чтобы совсем разбросанных, а скорее разложенных в определенном порядке
чьей-то неленивой рукой.

"Овель", -- вслух прочитал Эгин по-варански.

ГЛАВА 23. ШАРДЕВКАТРАН

Двадцать Седьмой день месяца Алидам

x 1 x

Да, судя по всему, кроме них, Детей Пчелы в горах и соглядатая-южанина,
на Медовом Берегу действительно не осталось ни одного человека. День снова
обещал быть солнечным и, хотя ради безопасности они избрали путь через
заросшие холмы, обрамляющие дорогу от поместья Багида Вакка до Ваи, они не
увидели ни одной живой души, ни одного мертвого, но оживленного магией
Переделанного тела. Потому что живых душ на службе у хозяина Серого Холма
больше не состояло, а костерукие сейчас наверняка все как один попрятались
от солнца в подвалах вайских домов.

Они были на месте за полтора часа до полудня.

Невысокий холм, густо заросший ежевикой и низкорослыми южными дубками,
стоящий на самой границе болот. На юго-западе видно море и мертвая Вая, на
улицах которой повсюду возвышаются кучи свежей земли, на западе -- обширный
кусок безлюдного тракта, строго на юге -- тоже море и низкий заболоченный
берег, поросший желтеющим к осени тростником.

Горцы во главе со Снахом, растянувшись цепочкой, затаились в кустарнике
на южных скатах холма, а Эгин, Лагха, Сорго, Лорма и Авелир (который, к
огромному удивлению Эгина, уже мог самостоятельно ходить, хотя его прежде
оливково-темный лик к утру стал пепельно-серым, мертвенным) засели на самой
макушке холма, где громоздились несколько огромных замшелых валунов,