Чтение 64–й страницы книги ~Закон военного счастья~

глубоким голосом ответил отец Петр, и сразу стало ясно, как он бережет его
во время таких вот разговоров. - Первое, они забюрократизировались, что
опасно само по себе и ведет к отдалению от людей, от их реальной жизни.
Второе, они находятся во власти не правильной идеи, что их решения, принятые
в Белом доме, оказывают воздействие на реальное положение вещей. И третье,
они обещали провести необходимую политическую реформу, но так ее и не
провели.

Ростик вздохнул почти с облегчением. Кажется, Перегуда был прав,
посоветовав ему сходить к этому человеку.

- Может, вы знаете, отец Петр, я солдат. Я даже отдаленно не умею так
формулировать общие, стратегические проблемы.

- А жаль, - вздохнул отец Петр, - как я слышал, когда-то у вас была
светлая голова. Впрочем, если вы пошли в вашего отца, она у вас и сейчас
должна быть неплохой, несмотря на... трудности последних лет.

- Вы знали моего отца?

- Знал, - кивнул отец Петр и, поколебавшись, налил себе еще бокальчик
чаю. - Люблю, когда чай свежий, не могу удержаться... Я даже знаю, что отец
с вашей матушкой крестили вас в нашей... бывшей церкви, только тайно. Иначе
у них были бы неприятности по службе.

- Крестили, меня? - Ростик удивился еще больше. - Я не думал, что отец...
Мама могла, это я знаю. Но отец, чтобы он был верующим?..

- Он не был в подлинном значении слова верующим, - признал отец Петр. -
Да и ваша матушка не может считаться таковой. Но у них обоих, как я сказал,
светлая голова. И вообще, - отец Петр вдруг встал, подошел к буфету и достал
стеклянную мисочку с сотами, - у вас очень хорошая порода, Гринев. Знаете,
если чаевничать, так со вкусом. Берите соты, мне кажется, лучше нет во всем
Боловске. И давайте я вам еще чаю налью, тут как раз еще на кружку осталось.

Ростик попробовал соты, они оказались не хуже тех, что иногда приносила
мама, а может быть, в самом деле лучше. При этом он понял, что разговор
пошел куда-то не туда, его следовало теперь, как иногда говорил отец,
"переначинать".

- Итак, батюшка, вы все понимаете не хуже меня. Но до сих пор ничего не
предприняли?

- Я и не должен ничего предпринимать, как вы выразились, - очень тонко,
одними глазами усмехнулся отец Петр. - Светская власть - это власть, с
которой я не хотел бы спорить ни при каких обстоятельствах. Знаете ли, я бы
ни с кем не стал спорить.

- То есть вы не поможете мне? Вернее, - Рост понял, что его топорные
формулировки в разговоре с этим человеком нуждаются в уточнениях, - не
поможете городу?

- Давайте сразу договоримся, я не считаю, что все идет наилучшим образом.
Но, как вы выразились, помогать вам не буду. Это просто не дело церкви.

Ростик пожалел, что позволил налить себе вторую кружку чаю. Такой чай
нельзя было выливать, его теперь следовало допивать. Поэтому, прихлебывая,
он попробовал еще раз:

- Они ошибаются не просто так, отец Петр. Они приведут нас к катастрофе,
я это знаю, я это чувствую.

- Да, я слышал, вам что-то открывается. - По лицу отца Петра скользнуло
выражение почти детского интереса. - Впрочем, не будем об этом. Лучше я вам
вот что скажу, Гринев. - Отец Петр помолчал, потом начал совсем по-другому,
чем говорил еще мгновение назад, - не мягко и сдержанно, а убежденно,
напористо и очень уверенно:

- Люди, сидящие в Белом доме и управляющие нами, отнюдь не такие
простачки, как вы, кажется, думаете. Отставить их от власти теперь будет не
просто, они крепко взяли ее в руки. Они понимают, что главную силу в городе
сейчас представляют воины, вроде вас. И они следят почти за каждым, кто
имеет значение чуть больше, чем командир, ну, скажем, сотни солдат. И делают
выводы.

- Да, - решил Ростик, - пожалуй, если мы, вояки, объединимся, мы можем
быть силой. Но слежка, выводы, как вы говорите... Зачем?

- Следят по служебной, официальной части, а не на улице, - хмыкнул отец
Петр и допил свой чай. - Вот вы не обратили внимания, как чествовали героев,
отстоявших Боловск в сражении на Бумажном холме, и как бы "не заметили" тех,
кто отвел не менее, а может быть, более серьезную угрозу в виде черных
треугольников и вообще пурпурных?

- А ведь и правда, - удивился Рост. - После битвы на Бумажном я еще
обижался, что меня как бы не наградили, а после сражений с треугольниками...

- Об этом я и говорю, - подтвердил отец Петр. - Они сделали вывод, что
предоставлять воинам слишком явные знаки внимания - означает усиливать их, а
это опасно. И предпочли после последней войны вообще никого не чествовать.
Тем более что Божьей волей отражение этой угрозы произошло силами очень
малой группы людей. Сколько вас было - человек тридцать или, может быть,
пятьдесят?

- С теми, кто погиб, - внезапно охрипшим голосом ответил Ростик, - ближе
к ста. И еще десятка три волосатиков.

- Ну, они считают только живых, - сказал отец Петр, и сразу стало ясно,
что он-то считает и павших. - А бакумуры для них и вовсе... Или, например,
такой ход. Вы не заметили, как много в последнее время появилось офицеров,
которые носят куда более высокий чин, чем вы, ни разу не побывав в бою? Это
делается, во-первых, чтобы размыть костяк боевых офицеров, а во-вторых,
чтобы их формально всегда можно было переподчинить тем, кто верен, кто будет
сохранять лояльность, потому что не способен не то что протестовать, но даже
не понимает, зачем нужно протестовать.

- Согласен, - кивнул Ростик. Сейчас, по мере того, как отец Петр все
этого говорил, он начинал понимать, против какой силы ему придется
выступить.

- Или вот еще. Вы не замечаете, Гринев, что тот, кто имеет склонность к
самостоятельности, почему-то всегда оказывается на периферии? Что этих людей
почему-то всегда посылают в самые дальние гарнизоны, в самые медвежьи углы?

- Мне казалось, что несамостоятельные ребята в этих "медвежьих углах",
как вы сказали, просто не справятся. Взять, к примеру, Одессу. Там оказались
грамотные люди, они быстро поставили дело.

- Да, Одесса, - кивнул священник. - Мне представляется, там создана едва
ли не альтернативная власть. В лице бывшего капитана безопасности... Как его
зовут?

- Дондик, - подсказал Ростик.

- Да, там есть сложившийся костяк новой администрации. Те бюрократы,
которые из боловского Белого дома пытаются внедриться туда, почему-то очень
быстро возвращаются назад.

- Отец Петр, - Ростик позволил себе усмехнуться, - а вы не просто тут
церковь себе восстанавливаете, вы следите за тем, что происходит, и весьма
тщательно.

- Да, я не просто служу в храме, я слежу за тем, что происходит, -
согласился отец Петр и стал подниматься со своего стула.

Рост тоже встал, они пошли к выходу.

- Если бы вы попросили моего совета, я бы вам, Гринев, посоветовал
перебраться в Одессу, хотя бы на время. Там, как я понимаю, вам было бы
легче служить.

- А если бы они меня сюда стали требовать?

- Я бы не заметил их. - Отец Петр снова очень хорошо, как-то внутренне,
про себя улыбнулся. - И научился выставлять аргументы, опрокидывающие эти
требования... Я вам это говорю, Гринев, потому что вы легко можете
напортачить, выступив преждевременно, а не в нужный момент, когда
действительно можно будет сменить руководство на более разумное. То есть не
окажетесь способны протестовать. Понимаете, вы идете против системы,
цельной, слитной, находящейся на пике могущества, а это... опасно.

Ростик подумал. Его ухо уловило не вполне церковные слова отца Петра, но
он, несомненно, был прав. И все же, все же...

- Отец Петр, может быть, именно потому, что это усиление бестолковой,
неэффективной бюрократии зашло так далеко, и следует протестовать? Ну, если
не остановить их, - один я немногого стою, я понимаю, - то хотя бы
обозначить протест? Ведь если я все-таки ударю в колокол и хоть что-то
произойдет, то люди, которые раньше ничего не замечали, наконец задумаются,
в каком городе они живут и кто ими управляет! Может быть, это стоит того,
чтобы ударить в колокол?

Они вышли из домика и постояли неподалеку от восстанавливающегося храма.
Отец Петр вздохнул, посмотрел на Ростика, на свой храм, словно именно там
искал поддержки и совета.

- Я не знаю, Гринев, - медленно ответил он. - Но я буду за вас молиться.

34

Поутру следующего дня Ростик отправился к Кошеварову, некогда городскому
предисполкома, а ныне одному из многочисленных участников всех рымоловских
заседаний, и, как подозревал Рост, теряющему свое влияние чиновнику.
Опасаясь, что он уйдет на работу, Ростик вышел пораньше, едва включилось
Солнце.

Но он волновался зря. Как инвалид еще первого налета пурпурных на
Боловск, Кошеваров мог, вероятно, давать себе некоторые поблажки. Либо
трудовой режим чиновничьего сословия Боловска окончательно приблизился к
благословенным временам Земли - с работой строго по часам и с выходными
днями. В общем, Роста встретила его дочь, Рая Кошеварова, жена Поликарпа и
подружка Любани. Весь ее облик наводил на мысль о пасущейся на лугу буренке,
видимо, роды с перерывом менее года и ожидание третьего прибавления
семейства окончательно настроили ее на мысли о воспроизводстве человеческого
населения Боловска, и ни на что другое.

Ростик ей так и сказал, надеясь, что его неуклюжая шутка не будет
воспринята с обидой. Он вообще, после неудач с Любаней, стал немного
опасаться женщин. Но Рая усмехнулась и посмотрела на него откровенно
оценивающе: