Чтение 64–й страницы книги ~Куколка последней надежды~

– Кажется, мы опоздали.

Японец стоял в самом центре кухни. Стоял свободно, со стороны могло даже показаться – расслабленно, но искушенного воина эта небрежность не могла ввести в заблуждение. Японец был готов начать бой в любой момент.

– Рад, что мы, наконец, встретились, – вежливо улыбнулся Сантьяга. – Добрый день.

Японец, не сводя глаз с комиссара, чуть склонил голову.

– Меня зовут Сантьяга, нав из семьи Навь, и кровь Темного Двора течет в моих жилах.

Комиссар протянул руку. Японец поколебался, но с достоинством произнес:

– Тори.

Руки он не подал.

– Школа Китано, я полагаю?

Еще один молчаливый кивок.

– Тори-сан, могу ли я рассчитывать, что вы любезно уделите мне некоторое время?

– Это самое учтивое приглашение к бою, которое мне доводилось слышать. Я с удовольствием приму его и уделю вам столько времени, сколько потребуется.

Выдержка вакагасиры производила впечатление. Зажатый в угол, готовящийся к последней схватке не на жизнь, а на смерть, японец тем не менее поддержал предложенный комиссаром тон, и его речь была не менее вежлива, чем слова комиссара.

– Буду откровенен, Тори-сан, мне было бы интересно сразиться с вами. – Сантьяга поклонился. – Но я предполагал занять ваше время дружеской беседой.

Ни словом, ни жестом, японец ничем не дал понять, что удивлен. Его голос оставался невозмутим.

– Не уверен, что в данном контексте уместно определение «дружеская». О чем вы хотели поговорить?

– Мне будет необычайно любопытно узнать ваши впечатления от путешествия в Тайный Город.

– И секреты школы Китано?

– Самый главный секрет мне уже известен, – улыбнулся нав. – Школа Китано возродилась. Все остальные тайны вашего клана не имеют для меня ценности.

– Неужели?

– В прошлом у нас было много столкновений, в ходе которых воины школы показали себя великолепными бойцами, и мы, разумеется, постарались собрать полную информацию о столь серьезном противнике, – негромко сообщил комиссар. – Все техники Китано разработаны исключительно для челов, основаны на вашей генетике и бесполезны для Темного Двора. И любого другого Великого Дома.

«Нелюди – наши древние, естественные враги. Мы не можем жить в одном мире с ними. – Второй раз за день Тори засомневался в этой простой истине. – Хорошо, старый аптекарь действительно неспособен вызвать у меня агрессию. Его время подходит к концу, он тихо и безобидно доживает свой век в маленьком переулке гигантского мегаполиса, не причиняя вреда и даже помогая людям… Проклятье! – На невозмутимом лице Тори не отразилась вспыхнувшая в душе буря чувств. – Он помогает людям! Я ведь говорю о нелюди! Он не может помогать!»

Но думать о брате Вербиусе иначе японец не мог.

«Забудь об аптекаре! Сейчас перед тобой враг! Перед тобой колдун и убийца! Он ненавидит и презирает людей!» Но прежнего воинственного задора японец не ощущал. Комиссар явственно давал понять, что не стремится к конфронтации. Что, если не рад, то как минимум не расстроен тем, что школе Китано удалось уцелеть. Не озабочен, а удивлен. Ему интересно.

– Не думаю, что у нас сохранились поводы для вражды, – спокойно произнес Сантьяга. – Во всяком случае, я их не вижу. Ваша цивилизация все дальше и дальше уходит от магии, и, как это ни смешно, мы для вас ближе и роднее, чем кто бы то ни был.

«Нелюди хитры и коварны. Я не могу бороться с ядом его слов, я не могу забыть то, что видел своими глазами, но я обязан это сделать. Я обязан исполнить долг и показать нелюдям силу школы Китано. Так хочет оябун». Тори уже не был убежден в своей правоте, но боевые навыки от этого не пострадали.

Было бы неправильным сказать, что меч молнией сверкнул в воздухе. Молнию легко увидеть, а вот уловить стремительный выпад вакагасиры было невозможно в принципе. Сейчас он находился в центре кухни, и сейчас же он оказался возле комиссара. Клинок замер в дюйме от шеи нава. Замер, зажатый в кулаке Сантьяги. Замер, несмотря на то, что Тори вложил в удар всю свою силу. Замер, и эта остановка была столь неожиданна, что вакагасира с большим трудом сохранил равновесие.

– Тори-сан, – вздохнул комиссар. – Званый вы гость или нет, но вы пришли в мой город, и когда вы отсюда уйдете, буду решать я. На правах хозяина.

– Вы позволите мне попытаться еще раз?

– Пожалуйста.

Тори медленно потянул меч на себя. Клинок не шелохнулся. Впервые с начала разговора с навом в глазах японца мелькнуло… нет, не страх, скорее признание. Его не покинула уверенность, но вакагасира понял, что этот противник ему не по силам. Он вежливо поклонился и тут же вновь дернул меч на себя. Комиссар не шелохнулся. Клинок, зажатый в его кулаке, тоже.

– Я не хочу вас убивать, Тори-сан, – серьезно произнес нав. – Действительно, не хочу. И буду признателен, если вы согласитесь сопровождать меня сегодня.

– В качестве кого?

– В качестве моего гостя. – Сантьяга отпустил клинок, достал из кармана белоснежный платок и невозмутимо вытер ладонь. Крови на ней не было. Несмотря на все усилия, японцу не удалось даже оцарапать нава. – Пожалуйста, дождитесь меня здесь, я должен завершить некоторые дела.

Комиссар вышел из кухни. Тори задумчиво посмотрел, как хищная катана превращается в простенькую бамбуковую трость, и медленно опустился на табурет.

– Все закончилось. – Артем осторожно прикоснулся к плечу Олеси. – Все позади.

– Убей… – прошептала женщина, неподвижно глядя в окно.

– Что? – Наемник склонился к Олесе.

– Убей Куколку. – Ее глаза быстро наполнились слезами, губы скривились, превратив красивое лицо в уродливую маску боли и ненависти. – Убей эту проклятую куклу! – Олеся неистово заколотила по груди Артема. – Убей!!

– Старостина Олеся Александровна, – сообщил Сантьяга, бесстрастно глядя на бьющуюся в истерике женщину. – Целитель. Тоже.

Иногда Кортесу казалось, что комиссар знает в лицо всех обитателей Тайного Города. И добрую половину обычных жителей Москвы.

– Вряд ли мы сможем допросить ее сейчас, – протянул наемник.

– Да, времени у нас немного. – Комиссар прищурился и негромко произнес: – Кортес, я бы хотел, чтобы вы лично закончили расследование всех моментов, связанных с Целителями и Куколками Последней Надежды.

– Я? – Наемник удивленно посмотрел на нава.

– Именно вы, – кивнул Сантьяга, по-прежнему не спуская глаз с всхлипывающей Олеси. – И вот почему… Разумеется, Великие Дома заинтересуются запрещенным артефактом, но, как я догадываюсь, красавица заявит, что технология производства Куколок утеряна окончательно. Темный Двор это устраивает.

– Вам не нужны Куколки?

– Этого я не говорил.

– Но вы не верите, что технология утеряна?

– Я этого не знаю и хочу, чтобы вы расставили все точки над i. Мне нужна правда, Кортес, а потом я решу, стоит ли делиться ею с Орденом и людами.

– Представители Великих Домов могут потребовать провести сканирование памяти Олеси.

– Не думаю, что до этого дойдет, – подумав, ответил Сантьяга. – Все произошедшее выстроено в целостную логическую цепочку, «белых пятен» практически нет, а если вы как следует подчистите сомнительные места, то требование о сканировании памяти не будет актуальным. В любом случае, я постараюсь не допустить такого развития событий.

– Хорошо, – согласился Кортес. – Задачу я понял. Но если я узнаю…

– Я хочу, чтобы вы все выяснили и рассудили. Ваше слово станет последним.

– Но почему?

Вместо ответа комиссар широко улыбнулся и взял за руку индифферентно стоящую у стены Куколку.

– В качестве разминки, Кортес, вы должны решить, что мы будем делать с Куколкой.

– Профессор Кабаридзе хотел вылечить Машу. – Наемник пожал плечами. – Куколка активирована, я не вижу причин не использовать ее.

– Логично, – согласился нав.

– Но кто этим займется?

– Это как раз самое простое. – Комиссар достал телефон. – Брат Ляпсус? Вы мне нужны…

– Пути жизни причудливы, но все они заканчиваются смертью. И все проблемы не сложнее песка, который струится в твоих часах.

Олеся подняла голову. Голубое небо все еще было затянуто облаками, преграждавшими путь к солнцу, но среди величественных сугробов уже не парила женщина с черными крыльями.

Анку громко высморкался.

– Возможно, ты действительно сумеешь снова взлететь.

– Теперь я свободна, Анку, – прошептала женщина.

– Но ты не стала прежней.

– Зато я свободна.

Укол успокоительного пришелся как нельзя кстати. Олеся забылась, и только слабая дрожь показывала, что где-то в глубине души она снова и снова переживает произошедшие события. Снова и снова пытается справиться с тем, к чему так упорно стремилась. Справится ли? Артем нежно провел ладонью по волосам Олеси.

– Она проснется через пять часов, – деловито буркнул брат Ляпсус. – Если снова впадет в истерику, вколи ей еще пару кубиков «сладких снов» и позвони мне.

– Хорошо. – Артем бережно поднял женщину на руки. – А Маша?

– После процедуры я заберу ее в Московскую обитель. Так велел Сантьяга.

Тело Кабаридзе уже убрали, и трое сотрудников Службы утилизации быстро и сноровисто ликвидировали остальные следы. Звукоизоляция в старом доме была прекрасной, и никто из соседей не узнал о событиях в квартире профессора.

– До встречи, Ляпсус.

– Увидимся.

Непроницаемая тьма, окружающая девушку, не вызывала страха или беспокойства. Только грусть. Спокойную, искреннюю грусть, окрашенную прохладой вечного мрака, сумевшего победить звезды и сократившего мир до небольшого пятачка, освещенного маленьким огоньком, парящим над головой Маши. Крохотный, умирающий огонек, зажженный руками Реваза, еще дрожал, упрямо рассеивая беспросветную тьму, но девушка знала, что это не будет продолжаться долго. И не верила, что его пламя способно вернуть свет в этот мир. В ее мир. Огненный цветок мог потянуть время, мог, жертвуя собой, отогнать невозмутимый сумрак, но победить его он был не в силах. Но Маша была благодарна даже за эту отсрочку, за эту паузу, которая позволила ей продолжать чувствовать себя человеком. Живым человеком, со своим, пусть и маленьким, но живым миром, наполненным и болью и любовью. Человеком, а не безропотной частью всепобеждающего мрака.