ла шутить, она призналась бы себе, что даже барон Фридрих по возвращении
с охоты не относился с большим отвращением к воде, чем она в эту минуту.
как она отдалилась от пропасти, с тех пор, как ее едва не затопило, она
все время поднималась в гору. Зденко должен был бы иметь в своем распо-
ряжении гидравлическую машину невероятных размеров и силы, чтобы поднять
своего ужасного союзника - то есть поток - до того места, где находилась
Консуэло. Очевидно, ей предстояло где-то встретиться с водой источника -
со шлюзами или с самим источником. И если бы она была в состоянии рас-
суждать, то даже удивилась бы, не встретив до сих пор на своем пути это-
го таинственного "Источника слез", питающего водоем.
галерея, пересекавшая его под прямым углом, встречалась с ним сначала
около колодца, а потом около Шрекенштейна, где пришлось встретиться с
ним и Консуэло. Шлюзы оставались далеко позади нее, на дороге, по кото-
рой Зденко шел один. Консуэло же теперь приближалась к источнику, кото-
рого за последние несколько столетий не видал никто, кроме Альберта и
Зденко. Вскоре она поравнялась с ручьем и пошла вдоль него, уже ничего
не боясь и не подвергаясь никакой опасности.
чистой воды, которая текла, тихо журча, меж довольно крутых берегов.
Здесь снова чувствовалась рука человека. Эта тропинка была проложена по
откосу плодородной земли: прекрасные растения, растущие у воды, дикий
терновник в цвету, несмотря на суровое время года, обрамляли ручей своей
зеленью. Воздуха, проникавшего сюда через массу щелей, было достаточно
для жизни растений, но щели были слишком узки, чтобы сквозь них мог про-
никнуть сюда любопытный взор. Это было нечто вроде естественной теплицы;
своды защищали ее от снега и холода, а воздух освежался благодаря тыся-
чам незаметных отдушин. Казалось, чья-то заботливая рука охраняла жизнь
этих чудесных растений и выбирала из песка камни, выбрасываемые водой на
берег; и это предположение не было ошибочно: Зденко постарался сделать
приятной, удобной и безопасной дорогу к убежищу Альберта.
благотворное влияние менее мрачной и даже поэтической обстановки. Блед-
ные лучи луны, пробивавшиеся там и сям сквозь расщелины скал и прелом-
лявшиеся в струящейся воде, дуновение лесного воздуха, пробегавшее порой
по неподвижным растениям, до которых не доходила вода, - все это говори-
ло о том, что она все ближе и ближе подходит к поверхности земли. Консу-
эло чувствовала, что оживает, и встреча, предстоявшая в конце ее герои-
ческого паломничества, рисовалась ей уже в менее мрачных красках. Нако-
нец она увидела, что тропинка, вдруг круто повернув от берега, ведет в
короткую галерею, заново выложенную камнями, и обрывается у маленькой
двери. По этой двери, казавшейся вылитой из металла - до того она была
холодной, - красиво вился плющ.
когда она прикоснулась своей усталой рукой к этому последнему пре-
пятствию, которое сейчас же могло быть устранено, так как ключ от этой
двери был в другой ее руке, она вдруг смутилась, почувствовав прилив та-
кой робости, которую труднее было побороть, чем все пережитые ужасы.
Итак, ей предстоит проникнуть одной в место, скрытое от всех взоров, от
всех человеческих помыслов, чтобы нарушить сон или мечты человека, кото-
рого она едва знает, который ей ни отец, ни брат, ни супруг, человека,
который, быть может, любит ее, но которого сама она не могла и не хотела
любить.
говорила она себе. - По его воле, скорее даже, чем благодаря его покро-
вительству, добралась я сюда. Я пришла с пламенной душой, преисполненной
милосердия, со спокойным сердцем, с чистой совестью, с полным бескорыс-
тием. Быть может, здесь меня ждет смерть, но эта мысль не страшит меня.
Моя жизнь опустошена, и я лишусь ее без особого сожаления, я только что
убедилась в этом: вот уже целый час, как я считаю себя приговоренной к
ужасной смерти и отношусь к этому с таким спокойствием, которого я от
себя даже не ожидала. Быть может, это милость, которую господь посылает
мне в мою последнюю минуту. Быть может, я погибну под ударами разъярен-
ного безумца, но я иду на это с твердостью мученицы. Я горячо верю в
загробную жизнь и чувствую, что, если я паду здесь жертвою своей предан-
ности, пожалуй и ненужной, но вызванной моей верой, я буду вознаграждена
в лучшем мире. Так что же останавливает меня? Откуда во мне это невыра-
зимое смущение, точно я собираюсь совершить дурной поступок и должна
краснеть перед тем, кого пришла спасти?"
мудрие, боролась сама с собой, почти упрекая себя за свои утонченные пе-
реживания. Ей даже не приходило в голову, что она может подвергнуться
опасности, более ужасной для нее, чем смерть. В своей непорочности она
не допускала мысли, что может стать добычей животной страсти безумца. Но
она инстинктивно боялась, что поступок ее может быть объяснен менее воз-
вышенными побуждениями, чем это было на самом деле. И все-таки она вло-
жила ключ в замок, - но, сделав это, раз десять собиралась его повернуть
и все не решалась: страшная усталость, общий упадок сил мешали ей проя-
вить решимость в тот момент, когда решимость эта должна была быть воз-
награждена: на земле - актом великого милосердия, на небе - мученической
кончиной.
пройти через три двери и две комнаты, чтобы добраться до той, где, как
она предполагала, находился пленный Альберт. У нее будет еще время оста-
новиться, если она почувствует, что силы изменяют ей.
кроме ложа из сухого папоротника, на которое была брошена баранья шкура.
Пара башмаков старинного фасона, совсем изношенных, указала ей, что это
спальня Зденко. Тут же она обнаружила маленькую корзиночку, которую не-
которое время назад принесла с фруктами на скалу Ужаса и которая только
через два дня исчезла оттуда. Консуэло решилась открыть вторую дверь,
заперев предварительно первую, так как она все еще с ужасом представляла
себе возможность возвращения свирепого хозяина этого помещения. Вторая
комната, куда она вошла, была, как и первая, с низкими сводами, но стены
были обиты циновками и плетенками из прутьев, убранными мхом. Печка да-
вала достаточно тепла, и, вероятно, из ее трубы, выведенной сквозь скалу
наружу, временами и вылетали искры, отблеск которых давал загадочный
свет, виденный Консуэло на вершине Шрекенштейна. Ложе Альберта, как и
ложе Зденко, было сделано из сухих листьев и трав, но Зденко покрыл его
великолепными медвежьими шкурами, несмотря на требования Альберта соблю-
дать полнейшее между ними равенство, - требование, которое, из-за
страстной нежности к своему другу, Зденко, заботившийся о нем более, чем
о себе самом, не всегда выполнял. Консуэло была встречена в этой комнате
Цинабром; пес, услыхав, как повернулся ключ в замке, навострил уши и, с
тревогой глядя на дверь, расположился у порога. Цинабр был особенным об-
разом воспитан своим хозяином: это был друг, а не сторож. Ему с самого
раннего детства было так строго запрещено рычать и лаять на кого бы то
ни было, что он совсем утратил эту естественную для его породы привычку.
Но, конечно, подойди к Альберту кто-либо с недобрыми намерениями, у Ци-
набра нашелся бы голос, а напади ктолибо на его хозяина - он стал бы
яростно его защищать. Осторожный и осмотрительный, как настоящий пустын-
ник, он никогда не поднимал ни малейшего шума понапрасну, не обнюхав и
не рассмотрев хорошенько человека. Он подошел к Консуэло и, посмотрев на
нее проницательным взглядом, в котором было что-то поистине человечес-
кое, обнюхал ее платье и в особенности руку, в которой она долго держала
данные ей Зденко ключи; совершенно успокоенный этим обстоятельством, он
позволил себе предаться приятным воспоминаниям о своем прежнем зна-
комстве с Консуэло и положил ей на плечи огромные косматые лапы, медлен-
но помахивая и постукивая об пол своим великолепным хвостом. Оказав ей
такой дружеский и почетный прием, он снова улегся на край медвежьей шку-
ры, покрывавшей ложе его хозяина, и по-стариковски лениво растянулся на
ней, не переставая, однако, следить глазами за каждым шагом, за каждым
движением пришедшей.
дом обитель отшельника, стремясь по ней получить представление о душев-
ном состоянии живущего тут человека. Никаких признаков ни сумасшествия,
ни отчаяния она не нашла. Здесь царила чистота и даже своеобразный поря-
док. Плащ и запасная смена платья висели на рогах зубра, - эту диковинку
Альберт вывез из дебрей Литвы, и она заменяла ему вешалку. Его многочис-
ленные книги были аккуратно расставлены на полках из необделанных досок,
со вкусом украшенных артистической рукой большими зелеными ветвями. Стол
и два стула были из того же материала и такой же работы. Гербарий, тет-
ради старинных нот, совершенно неизвестные Консуэло, со славянскими заг-
лавиями и текстом, еще красноречивее говорили о мирных, простых и
серьезных занятиях анахорета. Железная лампа, редкая по своей древности,
висела посреди свода и освещала это меланхолическое святилище, где цари-
ла вечная ночь.
мотря на страсть богатых обитателей здешних лесов к охоте и к роскошным
охотничьим принадлежностям, необходимым для этого развлечения, у Альбер-
та не было ни ружья, ни ножа, и его старый пес не был обучен "великой
науке", что объясняло презрение и жалость, с какими барон Фридрих всегда
смотрел на Цинабра. У Альберта было отвращение к крови, и хотя, по-види-
мому, он менее чем кто либо пользовался жизнью, он чувствовал к ней
безграничное, какое-то даже религиозное уважение. Он был не в силах ли-
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Русанов Владислав
Корнев Павел
Русанов Владислав
Рыбаков Вячеслав