ревне не знали тайного голосования. Даже когда народ принимал Конститу-
цию, вождь лично опрашивал мужчин и заполнял за них бюллетени. Мнением
женщин даже не интересовались. Хотя они не скрывали, что хотят принять
участие в голосовании.
так была серьезно больна и буквально сходила с ума, мечтая вырваться из
этих болот и оказаться в городе. Да и я думала о том же. Поэтому, полу-
чив свои деньги, мы погрузились на повозку, запряженную волами, и Сеуги
вместе с другими женщинами доставили нас на станцию. Увидев приближаю-
щийся состав, мы подняли флажок, и поезд остановился.
на мельницы Йотеббера, тронулся в путь. Мы расположились в служебном от-
секе вместе с командой поезда и несколькими пассажирами, деревенскими
мужчинами. Я предусмотрительно повесила на пояс большой нож, но никто из
наших спутников не проявил неуважения к нам. За пределами своих поселе-
ний они были робкими и застенчивыми. Я сидела на верхней полке, наблю-
дая, как за окном проносятся болота, густо заросшие камышом, домики по-
селений, раскиданных по берегам широкой реки, и мне хотелось, чтобы по-
езд никогда не останавливал свой бег.
прибыли в Йотеббер, она вконец расхворалась, и я решила немедленно дос-
тавить ее к врачу. Мужчина из поездной команды любезно растолковал нам,
как на общественном транспорте добраться до больницы. И пока наш пере-
полненный автобус, дребезжа рессорами, пробирался сквозь жаркий шумный
город, я тем не менее испытывала радость. И ничего не могла с этим поде-
лать.
полагающиеся всем гражданам.
были переданы вождю Хагайота, который держал их при себе, как и бумаги
"своих" женщин. Но тогда я лишь изумленно смотрела на окружающих и пов-
торяла:
це:
усталые, мы производили неприятное впечатление. И знала, что кажусь не-
вежественной дурочкой. Но, услышав слово "грязный", я ощутила, как во
мне проснулась гордость и чувство собственного достоинства. Порывшись в
сумке, я вытащила документ, даровавший мне свободу, - ветхую перепачкан-
ную бумажонку, исписанную почерком Эрода.
вернулась ко мне. - На них кровь моей матери и бабушки. Моя подруга
больна. Ей нужна помощь. Отведите нас к врачу!
рот, собираясь возразить, но маленькая женщина лишь посмотрела на нее, и
возражений не последовало.
бавила: - Но здесь работаю медсестрой. А вообще-то я врач. А вы? вы при-
были из Старого Мира? Из Уэрела? Присядьте-ка вот здесь, дети. Как долго
вы находитесь здесь?
лила ее в палату, где больной предстояло отдыхать и проходить обследова-
ние. Потом она выслушала мой рассказ и, прощаясь, вручила мне записку к
своей подруге, которая могла помочь мне найти жилье и работу.
явилась, как дождь небесный на иссохшую землю!
изъявила желание взять меня на работу и предоставила право преподавать
все, что я сочту нужным. Поскольку я имела дело с капиталистами, то заш-
ла в другую школу, узнать, не будут ли там платить мне больше. Но в кон-
це концов вернулась в первую. Мне понравились ее люди.
ву" корпорации, которое приобретало временное право на свободу; у них
были свои больницы и школы с массой образовательных программ. В Старой
столице имелся даже университет для "имущества". Корпорации, конечно,
наблюдали за процессом обучения, подвергали цензуре содержание лекций и
печатных трудов, стараясь, чтобы все служило единой цели - увеличению их
доходов. Но в пределах этих узких рамок можно было пользоваться имеющей-
ся информацией, как заблагорассудится.
тридцатилетней войны система сбора и передачи знаний была практически
уничтожена. Выросло целое поколение, умеющее только нападать и отсту-
пать, знающее только болезни и несчастья.
зал мне директор школы. - Стоит ли удивляться, что люди с плантаций за-
няли места, оставленные надсмотрщиками корпораций? Кто остановил бы их?
одержимостью верили, что лишь образование может проложить путь к свобо-
де. Они по-прежнему вели войну за Освобождение.
ны одноэтажными домишками, которые скрывались в тени огромных старых де-
ревьев. Передвигались по нему главным образом пешком; среди неторопливых
толп, дребезжа, сновали велосипеды, и, громыхая, прокладывал себе путь
немногочисленный общественный транспорт. Под дамбами, вдоль заливных ни-
зин, где буйно шли в рост садовые посадки, на целые мили тянулись хижины
и бараки. Центр города был застроен преимущественно невысокими домами,
которые сменялись мельницами и складами. Деловой центр напоминал кварта-
лы типичного города Вое Део, только более старого, запущенного и не та-
кого мрачного. Вместо больших магазинов для хозяев улицы были заполнены
открытыми лотками, где торговали всем необходимым. Здесь, на юге, климат
был мягче, и легкая дымка, которую приносило в город дыхание теплого мо-
ря, была пронизана солнцем. Ощущение радости не покидало меня. Господь
одарил меня способностью забывать беды и неприятности, и в городе Йотеб-
бере я чувствовала себя счастливой.
риятии. Виделась я с ней редко, ибо подружились мы в силу необходимости,
а не по собственному выбору. При каждой нашей встрече она неизменно
вспоминала улицу Хаба и свою лабораторию на Уэреле, а также жаловалась
на работу и на коллег.
ее, что и сделала. Когда я рассказала ей о своих делах, она попросила
меня сходить с ней на собрание просветительского общества. Как я выясни-
ла, оно представляло собой группу демократов, главным образом учителей,
которые старались противостоять автократической власти племенных и мест-
ных вождей, врученной тем новой Конституцией, боролись против явления,
именуемого ими рабским мышлением, тупым женоненавистничеством, с которым
я познакомилась в Хагайоте. Мой опыт оказался полезен для них, ибо все
они были горожанами, которые сталкивались с рабским мышлением, лишь ког-
да оно начинало командовать ими. Самыми неудержимыми в своем возмущении
из членов группы были женщины. Освобождение почти ничего не дало им, так
что терять им было нечего. Мужчины в большинстве своем являлись сторон-
никами постепенных перемен, женщины же стояли за революцию. Поскольку я
была родом с Уэрела и плохо разбиралась в тонкостях политики на Йеове,
то предпочитала слушать и помалкивать. Хотя мне было нелегко сдержи-
ваться. По природе своей я была оратором и порой чувствовала: мне есть
что сказать. Но я держала язык за зубами и слушала выступавших. Их в са-
мом деле стоило послушать.
ла, могла быть свойственна изощренная хитрость. Хотя комиссар, президент
провинции Йотеббер, избранный в результате подтасовки избирательных бюл-
летеней, и не понимал наших манипуляций со школьными программами, он без
больших усилий мог контролировать школы, просто посылая туда инспекто-
ров, которые вмешивались в ход занятий и просматривали наши учебники.
Но, как и во времена корпораций, самым главным он считал контроль над
телесетью. Сводки новостей, информационные программы, марионетки в "ре-
портажах с места событий" - все подчинялось ему. И что могла противопос-
тавить этой вакханалии горстка учителей? Дети родителей, не имевших ни-
какого образования, с помощью телесети слышали, видели и чувствовали
лишь то, что комиссар хотел им внушить: свобода - это необходимость по-
виноваться начальству; насилие в чести и главное - мужественность. Пос-
кольку эти истины каждодневно подтверждались жизнью и опытом просмотра
сообщений по телесети, что толку было в словах?
из членов нашей группы. - Начальники через наши головы обратились к ин-
формационной технологии эпохи "постнеграмотности".
признала, что, вероятно, она права.
це-посол Экумены. Его присутствие в городе было предметом несказанной
гордости нашего комиссара, ибо чужака прислали из Старой столицы, чтобы
поддержать главу провинции Йотеббер в его противостоянии Всемирной пар-
тии, чьи позиции были особенно сильны здесь и которая продолжала требо-
вать изгнания с Йеове всех иноземцев. До меня доносились смутные слухи
об этой личности, но я меньше всего ожидала встретить его на собрании
школьных учителей-вольнодумцев.
белков, но, если не обращать на это внимания, его можно было бы счесть и
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Андреев Николай
Верещагин Олег
Володихин Дмитрий
Акунин Борис