из рубинов и серебра?
обнаружено, однако прочее мне не так легко выяснить.
что лучше начать с легкого разговора, чтобы затем уже плавно перейти к
трудному, из-за которого он, собственно, и явился.
с такой чепухой, - нетерпеливо сказал Туризин, едва дослушав трибуна. -
Если тебе угодно, можешь послать донесение Баанесу, только не трать мое
время на эту чушь.
брат ценил прямоту. Марк приступил к главной, волновавшей его теме. Но
едва он упомянул имя Тарона Леймокера, Туризин вскочил с трона и закричал
громовым голосом:
предателем?
выронил красивую толстую свечу, которую держал в руке. Свеча потухла.
Ругательство, произнесенное тонким голосом евнуха, эхом отозвалось на
проклятия Туризина. Муниций просунул голову в полуоткрытую дверь, чтобы
узнать, не случилось ли чего.
настаивал Марк. Будь на его месте человек, родившийся в Империи, он уже
отступил бы.
возразил Туризин. - А теперь ты хочешь, чтобы я опять сунул себе змею за
пазуху, чтобы она смогла укусить меня, на этот раз смертельно. Пусть гниет
под землей и молится Фосу, чтобы смерть пришла к нему скорее.
Алипия. - Единственное доброе чувство ко мне во время правления Сфранцезов
- видит Фос, я мало видела тогда доброты! - исходило от Леймокера. Если не
считать его драгоценных кораблей, он сущий ребенок и понимает в политике
не больше, чем приемный сын Марка.
называет его самого по имени. Такое обращение принято только между очень
близкими друзьями, хотя принцессе, возможно, не знаком этот римский
обычай.
Сколько лет ты знаешь Леймокера? Больше пяти, не так ли? Тебе известно,
что он за человек. Неужели ты действительно думаешь, что он может вести
двойную игру?
трона, и тот, не привыкший к такому жестокому обращению, застонал в знак
протеста. Туризин подался вперед, чтобы придать своим словам еще больше
силы.
это, и значит, я совсем его не знал. От кого больше зла - от того, кто
показывает свою подлость всему миру, или от того, кто скрывает ее до
случая, чтобы выплеснуть на доверчивых дураков?
уместный, если Леймокер невиновен.
золотые Сфранцезов в кошельках убийц. Пусть твой Леймокер объяснит, откуда
они взялись, и тогда я отпущу его на свободу.
знал, что бесполезно возражать ему в эту минуту; уверенный в том, что был
предан человеком, которого считал честным, Гаврас не мог согласиться ни с
одним доводом в его защиту.
трибун. - Я дал слово, что расскажу вам все, о чем он просил.
сказал Император с опасной ноткой в голосе.
страх. Многое в том положении, которое он занимал в Видессосе, держалось
на том, чтобы не дать императорской власти согнуть себя. Человеку,
родившемуся в республиканском Риме, это давалось проще, чем видессианину,
но столкнуться лицом к лицу с разгневанным Туризином - и не уступить, не
опустить глаз - для этого нужно было иметь мужественное сердце.
того, как его имя перестало отдаваться эхом в высоком Тронном зале.
Император резко мотнул головой в сторону своей племянницы и трибуна,
предоставив Кабасилиасу самостоятельно решать, какой именно смысл вложен в
это простое движение.
пышные фразы, казалось, только подчеркивали грубость Императора.
Придворные повытягивали шеи, размышляя о том, много ли потеряли посетители
в глазах Императора. Вероятно, многим кажется, что я впал в немилость,
подумал Марк и засмеялся беззвучным смехом - фатализм, достойный халога.
чтобы поговорить с легионерами, после чего направилась к императорскому
дворцу.
почерк Пандхелиса был куда более разборчивым, чем его собственный. После
того как дело было закончено, он облегченно улыбнулся и двинулся к
казарме.
кувшином вина в руке и улыбкой ожидания на лице шел Виридовикс. Кельт
весело помахал Марку рукой и нырнул в маленькую дверь, ведущую в другое
крыло дворца. Может быть, я все-таки должен был утопить его, сердито
подумал трибун. Неужели Виридовикс не понимает, что играет с огнем?
Осторожностью он был наделен в той же мере, в какой Тарон Леймокер -
хитростью. Что он будет делать дальше? Попросит у Туризина ключи от его
спальни? Скаурус поежился и решил даже в шутку не произносить этих слов -
Виридовикс мог пошутить подобным образом с самим Императором.
казарме. Он снова разговаривал с Горгидасом; грек что-то записывал.
спросил врач.
ответил:
болезней, то старые женщины знают какие-то травы. Спроси меня о войне, и я
расскажу тебе куда больше... - Кочевник хлопнул себя по бедру, на котором
висела кривая сабля.
Горгидасу, не желая прерывать его беседу, и обратился к Марку:
докопаться, из-за чего они переругались. Может быть, ты их утихомиришь?
все же пошел с Глабрио.
не позволяли взаимной неприязни отразиться на их службе. Они кивнули в
знак согласия, но Скаурус не был настолько наивен, чтобы его могло
обмануть их притворное смирение; если младший центурион не сумел излечить
болезнь, то короткое вмешательство трибуна едва ли возымеет какое-нибудь
действие; формально они, во всяком случае, предупреждены.
своими заметками, стирая отдельные слова и вписывая на их место что-то
новое.
сказал трибун.
Горгидас равнодушно, но не сумел скрыть раздражения. Иногда Виридовикс
поступал так, что друзьям хотелось сломать ему шею, но все-таки, несмотря
ни на что, они оставались его друзьями. - По крайней мере, кочевник может
кое-чему научить меня.
встречаться с Нейпосом и другими жрецами, все еще пытаясь обучиться их
искусству, но пока безрезультатно. Неудивительно, что все свое внимание он
обратил теперь на историю - медицина уже не могла приносить ему прежнего
удовлетворения.
дыхание Хелвис, лежавшей рядом с ним, свидетельствовало о том, что она уже
спит. Ее рука покоилась у него на груди. Мальрик спал справа от нее, а
Дости сопел в своей колыбельке, но дыхание его было хриплым - малыш
простудился, и Марк, засыпая, подумал о том, как бы ему самому не
заболеть. Однако заснуть трибуну не удалось: что-то тревожило его, не
давало покоя. Он перебрал в уме события прошедшего дня. Была ли его вина в
том, что Император не простил Тарона Леймокера? Туризин был близок к тому,
чтобы сдаться, но Марк не рассчитывал выиграть эту битву, он с самого
начала настроился на поражение. А был ли у него шанс победить?
легионерами у Великих ворот. Что бы принцесса ни знала об их обычаях,
понял внезапно Скаурус, она, несомненно, умела правильно произносить
римские имена.