в почву.
опустил его в неглубокую могилу. Он усадил труп так, как это было принято у
гоблинов - на корточки, лицом к закату, вложив в негнущиеся пальцы древко
копья. Постояв некоторое время с опущенной головой, он закидал могилу землей и
кровоточащими ладонями выровнял образовавшийся холмик. "Прах к праху", -еле
слышно пробормотал он слова из своего мира и пошел прочь, все убыстряя шаг,
словно желая убежать от преследующих воспоминаний.
гоблину. И сам же привел его к смерти... Или все было предопределено? Расписано
заранее, запрограммировано, выверено? Стоит ли винить себя в смерти куска
программного кода разумного существа?..
пыли, среди старых следов подкованных лошадиных в. копыт и колес давно
проехавшего обоза, он разглядел свежие отпечатки четырех пар башмаков. Люди,
оставившие их, следовали на запад.
на обочине и смотря на садящееся солнце. Болела голова. Он достал из-за пояса
горшочек с чудодейственной мазью и смазал сочащуюся сукровицей ссадину на
виске. Потом по-стариковски тяжело поднялся и пошел догонять скрывшееся солнце.
накрывали отпечатки тяжелых башмаков, окованных железом. Утро неслышно
подкралось сзади и осторожно тронуло его спину. Солнце догнало его.
приближении человека они смолкали, вспугнутые сотрясением почвы, а когда
человек проходил, возобновляли свой треск за его спиной. Чибисы носились над
дорогой ломаными зигзагами, ныряли в воздухе и испуганно о чем-то вопрошали
бредущего мимо путника. Затерявшийся высоко в небе жаворонок выводил нервную
мелодию...
повторяя его движения, шагала коротконогая тень, и ему казалось, что это она
ведет его, заставляя делать очередной шаг, увлекая за собой, торопя своей
недостижимостью.
одеревенели, икры сводила судорога, ступни в мягких кожаных мокасинах сбились о
высохшую землю, но он механически переставлял ноги, с каждым километром все
сильнее опираясь на древко копья.
этих диких земель, но не осознавал и этого. Подсознание гнало его вперед, и он
шел по заброшенной пыльной дороге. Шел вслед за тенью. Шел, обогнав ее. Шел,
когда она исчезла совсем, слившись с ночной темнотой.
узкая пыльная грунтовка проходила мимо его заведения, но обычно в это время
года по ней никто не путешествовал.
убыточное хозяйство и не его старая жена. Впрочем, сегодня даже ссора с женой
не испортила ему настроения. Слава создателю, четверо богатых постояльцев
заглянули к ним в этот мертвый сезон...
цыпленка! Тебя что, этому мать научила?! По миру нас пустить хочешь?!
вздумал! Выметайся, пока сковородкой не огрела!
ругательства и возмущенно дергая головой.
той жизни не было, а теперь и эта с ума сводит...
осторожно поскребся пальцем в дверь номера, снятого постояльцами.
обнажив черные головешки зубов.
бородач, точивший гигантский боевой топор.
на массивное лезвие топора и сказал:
господа?
топор и опрокидываясь на широкую дубовую кровать. Дерево хрустнуло под его
массой, и Горбун испугался за свою мебель. Но не подал виду.
разглядывая ряды разного рода емкостей, и размышлял, какое пиво подать - то,
что получше, или обычное. Решив не скупиться - гости заплатили авансом, - он,
крякнув, приподнял опутанный паутиной бочонок и стал тяжело подниматься наверх.
На последней ступеньке он запнулся, чуть не упал и громко закричал, так, чтобы
слышала жена:
комнату к квартирантам. Те встретили его суровым молчанием, и только Черный
одобрительно хмыкнул и принял бочонок, легко подхватив его одной рукой. Горбун
потоптался немного, но, чувствуя свою обидную ненужность, удалился на кухню к
жене.
Городе, - сказал высокий блондин. Все согласно кивнули, а Черный, оторвавшись
от пивного бочонка, громко рыгнул.
услышал.
блондин.
шутку.
рассмеялись. Не смеялся только сам обезображенный Клод. Известный вор и жулик
лишился языка полтора года назад.
Будешь тогда в свинарнике жить. Самое тебе там место... Давай-давай, поспешай!
широкий поднос, перекованный из медного щита. Они подхватили еду и понесли ее
наверх.
предательски подавались под ногами, грозя проломиться. Перилам лучше было не
доверяться. Старый дом уже давным-давно требовал основательного ремонта.
она прошла к столу, чуть не задев подолом пирамиду, составленную из кирас и
мечей. Мужчины молча смотрели на ее виляющие бедра. "Вот стерва!" - подумал со
злостью Горбун.
бледные груди, подвинула горящую свечу на угол стола и принялась переставлять
снедь с подноса на искромсанную ножами столешницу.
тазом, опять прошла в опасной близости от кучи доспехов и оружия.
сердце. Он остановился и медленно повернулся к чавкающим гостям.
Стукнул задвигаемый с той стороны засов. Горбун тихо постоял возле двери,
прислушиваясь, но больше ничего не услышал и, разочарованный, пошел ругаться с
супругой.
в их спальне. С огарком в руке он долго бродил по внезапно опустевшему
затихшему дому, задумчиво почесывая щетинистый подбородок и заглядывая во все
углы, за мебель, под столы и даже зачем-то в крысиные норы. Наконец ему надоело
играть в прятки. Обеспокоенно крутя головой, он встал посреди комнаты, зло
пробормотал:
на улицу. - Помоги затащить.
сумраке, оставив дверь открытой. С улицы тянуло сквозняком, и у Сира тотчас
разболелась спина.
Над темными холмами проявлялись первые звезды, и растущая луна своей изъеденной
нижней кромкой касалась линии горизонта. Горбун плюнул в ее сторону и испуганно
шарахнулся - кто-то коснулся его руки.
картофельный мешок.