Чтение 64–й страницы книги ~Комедианты~

- Надеюсь, Папа-Док нас всех не переживет.

Мы проехали Элиас-Пинас и свернули на хорошую дорогу в Сан-Хуан. Я
сказал:

- Значит, он все-таки доказал, что способен на это.

- На что?

- Командовать партизанским отрядом.

- Он доказал это раньше, когда воевал с японцами.

- Ах да. Я забыл.

- Ну и хитер же он был! Знаете, как он провел Папу-Дока?

- Да.

- А знаете, он ведь чутьем находил воду издалека.

- Да ну?

- Конечно, но воды нам как раз хватало.

- А стрелял он хорошо?

- Оружие у нас было старое, давно вышедшее из употребления. Мне
пришлось его учить. Он не был хорошим стрелком; он рассказывал, что прошел
всю Бирму со стеком в руке. Зато он умел вести за собой людей.

- При его-то плоскостопии... Как он погиб?

- Мы подошли к границе, чтобы соединиться с остальными, и попали в
засаду. Тут он был не виноват. Двоих убили, Жозефа тяжело ранили.
Оставалось только бежать. Мы не могли идти быстро из-за Жозефа. Он умер,
когда мы спускались в последнее ущелье.

- А Джонс?

- Джонс едва двигался, ноги очень болели. А потом он нашел, как он
выразился, "подходящее местечко". Сказал, что задержит солдат, пока мы не
доберемся до дороги. Солдаты побаивались близко к нам подходить. Джонс
сказал, что догонит нас потихоньку, но я знал - он не придет.

- Почему?

- Как-то раз он мне сказал, что для него нет места нигде, кроме Гаити.

- Интересно, что он имел в виду.

- Он хотел сказать, что сердце его в Гаити.

Я вспомнил телеграмму из Филадельфии, полученную капитаном, и запрос
поверенному в делах. На совести Джонса явно был не только дорожный
погребец, украденный у Аспри.

- Я его полюбил, - сказал Филипо. - Мне хочется написать о нем
английской королеве...

Они отслужили мессу за упокой души Жозефа и других убитых (все трое
были католиками) и из вежливости присоединили к ним Джонса, чье
вероисповедание так и осталось неизвестным. Я отправился в маленькую
францисканскую церковь в переулке вместе с мистером и миссис Смит.
Молящихся было совсем мало. Мир был явно равнодушен к судьбе Гаити. Филипо
привел свой небольшой отряд из сумасшедшего дома, и в последнюю минуту
вошла Марта, ведя за руку Анхела. Мессу служил гаитянский
священник-эмигрант; пришел, конечно, и мистер Фернандес, у него был вид
человека, привычного к таким церемониям, и вполне профессиональный.

Анхел вел себя хорошо и даже, кажется, похудел с тех пор, как я его
видел. Я не понимал, почему он мне казался раньше таким противным, а глядя
на Марту, стоящую в двух шагах впереди меня, не понимал, почему наша
полусупружеская жизнь была мне так необходима. Теперь я думал, что эта
жизнь была возможна только в Порт-о-Пренсе, в темноте и страхе
комендантского часа, при бездействующем телефоне, тонтон-макутах с их
черными очками, разгуле жестокостей, несправедливости и пыток. Наша любовь
была похожа на вино, которое нельзя долго хранить и перевозить с места на
место.

Священник был молодым человеком со светлой кожей метиса, сверстником
Филипо. Он произнес очень короткую проповедь на слова апостола Фомы:
"Давайте пойдем в Иерусалим и умрем с ним вместе". Он говорил:

- Церковь принадлежит роду человеческому, она разделяет страдания рода
человеческого, и, хотя Христос осудил ученика, отрубившего ухо слуге
первосвященника, сердца наши полны сочувствия ко всем, кого страдания
других заставляют взять в руки меч. Церковь осуждает насилие, но она еще
суровее осуждает равнодушие. Насилие может быть выражением любви,
равнодушие - никогда. Первое есть ограниченность милосердия, второе -
неограниченный эгоизм. В дни страха и смятения простодушие и преданность
одного из апостолов помогли принять политическое решение. Он был неправ,
но я предпочту быть неправым, как святой Фома, чем правым, как все
бездушные и трусливые. Давайте же пойдем в Иерусалим и умрем вместе с ним.

Мистер Смит горестно качал головой; такая проповедь была ему не по
душе. В ней слишком сильно сказывалась повышенная кислотность человеческих
страстей.

Я смотрел, как Филипо в сопровождении своего маленького отряда подходит
к алтарю, чтобы принять причастие. Покаялись ли они священнику в грехе
насилия? Сомневаюсь, чтобы тот потребовал от них обещания исправиться.
После богослужения я очутился рядом с Мартой и ребенком. На лице Анхела
были слезы.

- Он любил Джонса, - сказала Марта.

Она взяла меня за руку и отвела в боковой притвор; мы остались наедине
с уродливой статуей св.Клары.

- Мне надо сообщить тебе неприятное известие.

- Я уже знаю. Луиса переводят в Лиму.

- Разве это такое уж неприятное известие? У нас с тобой ведь все
кончено, правда?

- Почему кончено? Ведь Джонс умер.

- Анхелу он был дороже, чем мне. В тот последний вечер ты меня
разозлил. Если бы не было Джонса, ты терзался бы из-за кого-нибудь
другого. Ты просто искал предлога, чтобы порвать со мной. Я никогда не
спала с Джонсом. Тебе придется в это поверить. Я его любила, но совсем
по-другому.

- Да. Теперь я могу тебе поверить.

- Но тогда ты не хотел верить.

Значит, она все-таки была мне верна, но сейчас это, казалось, не имело
никакого значения - вот в чем ирония судьбы. Я почти жалел, что Джонсу не
удалось с ней "развлечься".

- Какие же у тебя неприятные вести?

- Доктор Мажио умер.

Я не знал, когда умер мой отец - если он вообще умер, - поэтому я
впервые испытал чувство внезапной разлуки с человеком, на которого всегда
можно было положиться в беде.

- Как это случилось?

- По официальной версии, он был убит за то, что оказывал сопротивление
при аресте. Его обвинили в том, что он агент Кастро, коммунист.

- Он, безусловно, был коммунистом, но я уверен, что он не был ничьим
агентом.

- Они подослали к нему крестьянина, который позвал его к больному
ребенку. Мажио вышел за порог, и тонтон-макуты застрелили его из машины.
Есть свидетели. Они убили и крестьянина, но это, кажется, не было заранее
предусмотрено.

- Иначе и быть не могло. Ведь Папа-Док - оплот против коммунизма.

- Где ты остановился?

Я назвал ей маленькую гостиницу.

- Прийти к тебе? - спросила она. - Я могу сегодня после обеда. У Анхела
тут есть товарищи.

- Если ты этого хочешь.

- Завтра я уезжаю в Лиму.

- На твоем месте я бы не пришел, - сказал я.

- Ты мне напишешь, как твои дела?

- Конечно.

Я просидел в гостинице весь день на случай, если она все-таки придет, и
был рад, что она не пришла. Я помнил, как дважды нашим объятиям помешали
мертвецы - сперва Марсель, потом ancien ministre. Теперь в их величавые и
стройные ряды встал доктор Мажио; они укоряли нас за наше легкомыслие.

Вечером я обедал со Смитами и мистером Фернандесом - миссис Смит
служила мне переводчицей, она уже достаточно изучила для этого испанский,
но мистер Фернандес мог немного объясняться и сам. Решено было, что я
стану младшим компаньоном в заведении Фернандеса. Мне поручаются
французские и англосаксонские клиенты, а нам обоим было обещано участие в
прибылях вегетарианского центра мистера Смита, когда тот будет открыт.
Мистер Смит считал, что это только справедливо, - ведь наше заведение
могло пострадать от распространения вегетарианства. Может быть,
вегетарианский центр и в самом деле был бы создан, если бы несколько
месяцев спустя и Санто-Доминго не захлестнула волна насилия, - это
способствовало процветанию мистера Фернандеса и моему, хотя, как бывает в
таких случаях, мертвые по большей части принадлежали к клиентуре мистера
Фернандеса. Цветных убивать проще, чем англичан и американцев.

В тот вечер, вернувшись в свой номер, я нашел на подушке письмо, -
письмо с того света. Я так никогда и не узнал, кто его принес. Портье
ничего не мог мне сообщить. Письмо не было подписано, но по почерку я
сразу узнал, что оно от доктора Мажио.

"Дорогой друг, - прочел я, - я пишу вам потому, что любил вашу мать и в
эти последние минуты хочу побеседовать с ее сыном. Часы мои сочтены: я
жду, каждый миг могут постучать в дверь. Позвонить им не удастся,
электричество, как всегда, не работает. Американский посол должен вот-вот
вернуться, и Барон Суббота, несомненно, захочет сделать маленький ответный
подарок к его приезду. Так уже повелось на свете. Всегда можно найти
козлов отпущения из коммунистов, евреев или католиков. Героический
защитник Тайваня Чан Кайши, как вы помните, бросал нас в паровозные топки.
Мало ли для какого медицинского опыта я могу пригодиться Папе-Доку. Прошу
вас только, не забывайте ce si gros negre [этого большого негра (фр.)].