других людей и не ставил выше всего свое благополучие. Оук вдумчиво
всматривался в происходящие события, отнюдь не считая себя их центром.
Именно такой и хотелось бы ей быть! Но ведь Оука не мучает неизвестность, от
которой сейчас разрывается ее сердце. Оук решительно все знает о Фанни - она
уверена в этом. Если она сейчас отправится к нему и задаст лишь один краткий
вопрос: "Правду ли говорят люди?" - он как человек чести обязан будет ей
ответить. И она получит невыразимое облегчение. Ей не понадобится давать ему
объяснений. Оук так ее изучил, что его не испугает никакая ее
эксцентричность.
ни одна ветка не шевелилась. Воздух был все еще насыщен влагой, хотя туман
уже не казался таким густым, как во вторую половину дня, и капли гулко, с
правильными промежутками, почти в музыкальном ритме падали с деревьев на
сухие листья, устилавшие землю. Батшеба подумала, что на воздухе ей будет
легче, чем дома, и, заперев дверь, зашагала вдоль по улочке, направляясь к
коттеджу, в котором теперь жил в одиночестве Габриэль, перебравшийся туда из
дома Коггена, где было слишком тесно. Она остановилась против коттеджа.
Только в одном из окон нижнего этажа виднелся свет. Ставни не были закрыты,
на окне не было ни занавесок, ни штор, - как видно, хозяин помещения не
слишком-то опасался воров или любопытных взглядов. В окне она увидела
Габриэля, он читал, сидя за столом. Она могла отчетливо его разглядеть, - он
сидел неподвижно, подперев рукой белокурую кудрявую голову, и лишь по
временам снимал нагар со свечи, стоявшей подле него. Наконец он взглянул на
часы, очевидно, удивился, что уже так поздно, захлопнул книгу и встал. Она
поняла, что он собирается ложиться спать, и если стучать, то надо сию же
минуту.
этого сделать. Ни за что на свете не намекнет она ему о своем горе, а тем
более не станет допытываться, чем вызвана смерть Фанни. Она обречена
подозревать, и догадываться, и терзаться, и все переносить в одиночку.
и зачарованная атмосферой покоя, царившей в коттедже. Как недоставало в ее
доме тишины и мира! Но вот Габриэль появился в верхней комнате, поставил
свечу на подоконник и... преклонил колени для молитвы. В ее смятенной,
растерзанной душе так мучительно отразилась эта мирная картина, что она
больше не в силах была смотреть. Нет! Не для нее такое примирение с горем!
Она должна пройти до конца мучительный пагубный путь, на который вступила. С
тяжелым сердцем зашагала она назад и вошла в свой дом.
какие она испытала, наблюдая Оука; в прихожей она остановилась, глядя на
дверь, за которой лежала Фанни. Она сплела пальцы рук, откинула голову назад
и, прижав горячие руки ко лбу, воскликнула с истерическим стоном:
я надеюсь, я все же надеюсь, что это неправда, что вас тут не двое!.. Если б
мне хоть на миг заглянуть в гроб, я узнала бы все!..
в тот памятный вечер; произнеся решительным шепотом эти слова, она стала
лихорадочно действовать. Она прошла в чулан, разыскала среди хлама отвертку.
Вскоре после этого она очутилась в маленькой комнате; она дрожала от
волнения, глаза застилал туман, в висках мучительно стучало, но ей страстно
хотелось разгадать причину смерти Фанни. Стоя у закрытого гроба той, чей
окутанный тайной конец с неумолимой силой овладел всеми ее мыслями, Батшеба
хриплым голосом проговорила:
каком-то сумбурном сне; приводя в исполнение мысль, блеснувшую ей в
прихожей, она взбежала вверх по лестнице, прислушиваясь к тяжелому дыханию
служанок, убедилась, что они крепко спят, вновь скользнула вниз, повернула
ручку двери, вошла в комнату, где стоял гроб, и стала отвинчивать крышку.
Раньше она ужаснулась бы, если бы представила себе, что занимается таким
делом глухой ночью в полном одиночестве, а теперь даже не испытывала
особенного страха. Но какой ужас овладел ею, когда, заглянув в гроб, она
получила неоспоримое доказательство вины мужа и узнала последнюю главу
истории Фанни!
томительном напряжении, вырвался из ее груди вместе с тихим стоном: "О-о-о!"
- прозвучавшим в мертвой тишине.
слезы весьма сложного происхождения; трудно было бы сказать, чем они
вызваны, но это не были только слезы отчаяния. Их жгучее пламя словно
возгорелось из холодного праха Фанни, которая силою обстоятельств была
приведена сюда таким простым, естественным и вместе с тем удивительным
образом. Фанни умерла и тем самым совершила единственный поступок, который
мог поднять ее из униженного состояния и даже возвеличить. Вдобавок судьба
устроила сегодня их встречу, и в необузданном воображении Батшебы неудача
соперницы преобразилась в успех, ее унижение - в торжество, злополучие - в
могущество, а на нее, Батшебу, упал луч беспощадного света, и она предстала
в жалком виде, казалось, все предметы вокруг нее злорадно усмехались.
оставалось сомнений в происхождении локона, хранившегося в часах Троя.
Фантазия Батшебы разыгралась, и ей мерещилось, будто невинное белое личико
Фанни выражает торжество, словно девушка сознает, что отплатила страданием
за свои страдания со всей беспощадной суровостью Моисеева закона: "Око за
око и зуб за зуб".
мучительного положения; она сознавала, что недопустимо прибегать к такому
ужасному средству, но еще ужаснее, думалось ей, до конца дней терпеть позор.
Однако делать ставку на смерть - значило рабски подражать сопернице; к тому
же нельзя было ожидать, что смерть возвеличит ее, как возвеличила Фанни. Как
всегда в минуты волнения, Батшеба металась взад и вперед по комнате, ломая
руки; с губ у нее слетали бессвязные слова:
отвратительно и грешно... И все же я, пожалуй, ее ненавижу... Да, она
ненавистна мне до мозга костей, хоть в глубине души я это осуждаю... Будь
она жива, я накинулась бы на нее, жестоко бы разбранила, и это было бы
естественно. Но изливать злобу на покойницу - как это мерзко! О боже,
сжалься надо мной! До чего я несчастна!
сторонам, как бы ища защиты от самой себя. Тут ей вспомнился Оук, стоящий на
коленях поздним вечером, в ней заговорил инстинкт подражания, нередко
появляющийся у женщин, она ухватилась за эту мысль и решила последовать его
примеру. Габриэль молился, почему бы не помолиться и ей?
стало тихо, как в могиле. Оттого ли, что она действовала чисто машинально
или по какой-нибудь другой причине, но она поднялась с умиротворенной душой,
сожалея, что поддалась мстительному чувству.
и стала раскладывать их вокруг головы покойницы. Батшеба знала лишь один
способ проявлять внимание к усопшим - это убирать их цветами. Должно быть,
прошло несколько минут. Она была вне времени и вне жизни, не сознавала, где
находится и что делает. Очнулась она, услыхав стук захлопнувшихся ворот
каретного сарая. Через минуту отворилась и захлопнулась парадная дверь, в
прихожей послышались шаги, и в дверях появился ее муж; он остановился, глядя
на нее.
эту картину, словно какую-то дьявольскую фантасмагорию. Батшеба, бледная,
как покойница, вставшая из гроба, устремила на него обезумевший взгляд.
Трой стоял, держась за ручку двери, ему даже не пришло в голову, что все это
имело прямое отношение к Фанни.
себе, чем к нему. С широко раскрытыми глазами она направилась к двери,
собираясь проскользнуть мимо него.
словно утратила силу сопротивления и впала в совершенную пассивность. Он
увлек ее за собой; рука об руку, Трой и Батшеба приблизились к гробу.
выступали застывшие черты матери и младенца. Трой взглянул, выпустил руку
жены, перед ним блеснула зловещая правда, и он замер на месте.
сдвинется с места. Овладевшие им противоположные чувства, сталкиваясь,
парализовали друг друга, следствием чего была полная неподвижность.
эхо, доносящееся из глубины пещеры.
было подметить признаки зарождающегося движения, подобно тому, как в
глубоком мраке ночи через некоторое время глаз начинает улавливать какое-то
подобие света. Он слегка подался вперед. На его лице выражение ужаса
сменилось неподдельной печалью. Батшеба пристально смотрела на Троя, губы ее
по-прежнему были полуоткрыты, и в глазах светилось безумие. Чем сильнее по
натуре человек, тем сильней он страдает, и как ни велики были страдания
Мережковский Дмитрий
Прозоров Александр
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Суворов Виктор