которые я обратилась в бегство. Если до его появления в классе я успею
занять свое место, обуздать учениц и привести их в состояние покорной
готовности к уроку, он, возможно, обойдет меня вниманием, но если он
заметит, что я стою без дела в carre, не миновать мне многословного
внушения. К счастью, мне удалось сесть на место, заставить девиц утихнуть,
вытащить рукоделие и приняться за него в окружении полной, благопристойной
тишины до того, как, задев щеколду и с грохотом захлопнув дверь, в комнату
ворвался мосье Эманюель и отвесил преувеличенно низкий поклон, предвещающий
взрыв гнева.
чтобы с быстротой молнии метнуться от двери к кафедре, он прервал движение
на полпути - у моего стола. Повернувшись лицом ко мне и к окну, а спиной к
ученицам и комнате, он устремил на меня мрачный взгляд, полный такого
недоверия, что в ответ мне надлежало бы тут же встать и потребовать
объяснения.
на стол письмо - то самое, что я видела в руках у Розины, то самое,
глянцевый лик и единственный, как у циклопа, кроваво-красный глаз которого
столь четко и точно отпечатались на сетчатке моего внутреннего зрения. Я
чувствовала, я была твердо уверена, что это и есть ожидаемое мною письмо,
которое утолит мои упования, удовлетворит мои желания, избавит меня от
сомнений и освободит от оков страха. Вот это-то письмо мосье Поль, с
присущей ему непозволительной бесцеремонностью, забрал у консьержки и
преподнес мне.
Свершилось - я держу в руках не жалкую записочку, а заключающий в себе по
меньшей мере целый лист бумаги конверт - плотный, твердый, прочный и
приятный на ощупь. А вот и надпись - "Мисс Люси Сноу", - сделанная четким,
ясным, ровным, решительным почерком, и сургучная печать - круглая, без
изъянов, умело оттиснутая крепкой рукой с изящными инициалами "Д.Г.Б.". Меня
охватило ощущение счастья - это радостное чувство переполнило мое сердце и
оттуда заструилось по всем жилам. В кои-то веки и мое желание исполнилось. Я
держала в руках зримую и осязаемую частицу истинного счастья, а не мечту, не
плод воображения, не одно из тех фантастических, несбыточных упований на
удачу, какие не поддерживают человека, а лишь истощают его, не кушанье из
манны небесной, лишь недавно превозносимое мною столь неумеренно и
безотрадно, которое вначале тает на устах, оставляя вкус невыразимой и
сверхъестественной сладости, а в конце концов вселяет отвращение в наши
души, бредящие природной земной пищей и исступленно умоляющие небожителей
забрать себе небесную росу и благовонные масла, - пищу богов, несущую гибель
смертным. На мою же долю выпали не леденцы, не зернышки кориандра{249}, не
ломкие вафли, не приторный мед, а первозданная лакомая снедь охотника -
питательная, здоровая дичь, вскормленная в лесу или в поле, - свежая,
полезная и поддерживающая жизнь. Снедь, какую требовал умирающий
патриарх{249} от своего сына Исава, обещая взамен последнее отеческое
благословение. Для меня она была неожиданным подарком, и я в душе
благодарила бога за то, что он ниспослал его мне, а вслух поблагодарила
простого смертного, воскликнув: "Благодарю вас, благодарю вас, мосье!"
зашагал к кафедре. Мосье Поль не отличался добросердечием, хотя и у него
были некоторые хорошие черты.
свежее мясо, как если бы Исав приносил его каждый день?
вижу конверт с печатью и на ней три четких инициала. Я выскользнула из
комнаты и разыскала ключ от большого дортуара, который на день запирали. Там
я подошла к своему бюро и стремительно, боясь, что мадам проберется вверх по
лестнице и оттуда будет подсматривать за мной, выдвинула ящик, открыла
шкатулку, вынула из нее бумажник и, усладив себя еще одним взглядом на
конверт, со смешанным чувством благоговейного страха, стыда и восторга
прижалась губами к печати. Потом я завернула неиспробованное, но зато чистое
и неоскверненное сокровище в папиросную бумагу, вложила его в бумажник,
закрыла шкатулку и ящик, заперла на ключ дортуар и вернулась в класс; мне
казалось, что волшебные сказки и дары фей стали явью. Какое поразительное и
сладостное безумие! А ведь я еще не прочла письмо - источник моего восторга,
даже не ведала еще, сколько в нем строк.
буйствовал как помешанный! Одна из учениц отвечала урок недостаточно внятно
и не ублажила его слух и вкус, и вот теперь она и другие девочки рыдали, а
он, с багровым от гнева лицом, неистовствовал на кафедре. Смешно сказать,
но, лишь только я появилась в комнате, он набросился на меня.
себя благородным барышням? Не я ли разрешила, а вернее, в чем он ни минуты
не сомневается, советовала им давиться собственным родным языком, жевать и
мять его зубами, словно из каких-то низких соображений они стыдятся слов,
которые произносят? Нет, дело тут не в застенчивости! Он-то знает, что за
этим кроется: гадкая лжечувствительность - детище или предтеча всяческого
зла. Вместо того чтобы видеть ужимки, гримасы и жеманство, слышать, как жуют
и глотают слова благородного языка, терпеть поголовное притворство и
отталкивающее упрямство учениц старшего класса, лучше уж подбросить их этим
несносным petites-maitresses*, a самому довольствоваться преподаванием
азбуки малюткам третьего класса".
надеялась, что он разрешит мне промолчать. Однако гроза вспыхнула вновь.
в этом похожем на изысканный будуар старшем классе с вычурными книжными
шкафами, покрытыми зеленым сукном партами, с безвкусными жардиньерками,
дрянными картинами и картами в рамках и с наставницей иностранкой - так вот,
здесь, по-видимому, принято считать, что профессор литературы не заслуживает
ответа на вопросы! Он не сомневается, что эта идея, новая для здешних мест,
ввезена из la Grande Bretagne*, - уж слишком она отдает островной наглостью
и высокомерием".
уронили из-за учительских нотаций, захлебывались в рыданиях и, казалось,
таяли от неистового жара, исходившего от мосье Эманюеля. Я пока еще
сохраняла спокойствие и даже отважилась продолжать свою работу.
окончательно вывело мосье Эманюеля из терпения: он спрыгнул с возвышения,
понесся к печке, стоявшей около моего стола, налетел на нее, зацепил и чуть
не сорвал с петель железную дверцу, так что из печки полыхнул огонь и
посыпались искры.
тихим разъяренным голосом, делая вид, что приводит в порядок печку.
оскорблять. Я ведь не забыла, как вы однажды предложили, чтобы мы были
друзьями.
полагаю, не от испуга, переживаемого в тот момент, а от того восторженного
волнения, которое посетило меня ранее. Следует признать, правда, что гневу
мосье Поля была присуща некая затаенная страстность, способная исторгать
слезы. И я, не чувствуя себя ни несчастной, ни испуганной, все же
расплакалась.
настоящий всемирный потоп. - Я поистине чудовище и злодей. У меня только
один носовой платок, - добавил он, - и, конечно, если бы их было двадцать, я
бы обеспечил вас всех, а так придется отдать его вашей учительнице.
Возьмите, пожалуйста, мисс Люси.
моем месте человек, не знающий мосье Поля и не привыкший к нему и его
поступкам, он бы, разумеется, опешил, отверг сделанное ему предложение и так
далее, и тому подобное. Но мне было совершенно ясно, что такое поведение к
добру не приведет, что малейшее колебание оказалось бы роковым для уже
забрезжившего мирного завершения конфликта. Я встала, с благопристойным
видом и готовностью взяла у мосье Поля платок, отерла глаза и села на место,
продолжая держать в руке белый флаг и принимая все предосторожности, чтобы
до конца урока не притронуться ни к иголке, ни к наперстку, ни к ножницам,
ни к муслину. Мосье Поль уже много раз бросал подозрительные взгляды на эти
предметы - он их смертельно ненавидел, так как считал, что рукоделие
отвлекает внимание от его персоны. В оставшееся до звонка время он сумел
дать очень увлекательный урок и был чрезвычайно бодр и дружелюбен. Тучи
сразу же рассеялись, засияло солнце, слезы уступили место улыбкам.
Посняков Андрей
Маккэфри Энн
Быков Василий
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Кервуд Оливер Дж.