read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


-- Хулиган.
-- Командование так не считает.
-- А что оно, командование, в людях понимает? Да еще в таких
самоуверенных, как ты?
"Ночевать останется", -- шелестел шепот в первой роте. "Ага, ночевать!
-- осаживал служивых Коля Рындин. -- А коня куды? Я вот сходил, супонь и
чересседельник распустил, из кошевки сена коню бросил..." -- "До коня ли
тут, ковды сердце в клочья?!" -- "Все одно коня кормить и поить надобно..."
-- "Вот и напои, помоги родному командиру. Он родину потом спасет!.."
Однако дружба дружбой, но служба -- службой. Поздним вечером Валерия
Мефодьевна тихо-мирно убралась из казармы, прикрывая шалью растерзанные
губы, и, к удивлению своему, обнаружила совхозную лошадь обихоженной,
напоенной и бдящего возле лошади солдата в кошевке под сеном нашла.
-- А-а, это ты, Коля?
-- Я, я, Валерия Мефодьевна. Щщас запрягу. На всякий случай при коне
был. Тут ведь народ-то хват на хвате, ой-е-ей, оторвы! Токо моргни -- ни
хомута, ни шлеи, ни седелки -- на подметки утартают, после и подметки
оторвут.
-- Спасибо, Коля. По Аньке-то тоскуешь?
-- Да как те сказать? С одной стороны, навроде тоскую, с другой
стороны, и нековды. Сборы-соборы, суета, не забыть бы чего думаешь, команду
в срок и ладом сполнить норовишь.
-- С одной стороны! С другой стороны! Я вот возьму да привезу девчат.
Плачут они, дуры, по вас. -- Валерия Мефодьевна чуть было не проговорилась,
что Анька получила похоронку на мужа и теперь плачет по нему, а может, по
Коле, может, и по обоим сразу -- баба она сердобольная.
-- Дак че тут сделаешь? -- развел руками Коля Рындин. -- Отродясь так
было: бабы плачут, мужики скачут! -- Обрядив лошадку, вежливо подтыкав под
сиденье остатки сенной объеди, Коля Рындин со вздохом добавил: -- Насчет
девчат, пожалуй что, не успеешь. Робята сказывали -- завтре отправка. А
солдаты от веку больше царя знают. Ну, спасай тебя Бог!
-- Спасет, спасет, если вы спасете, -- отстраненно глядя куда-то,
вздохнула Валерия Мефодьевна и, тронув вожжи, вроде бы как сердито
добавила:-- Аньку-то не забывай. Верная баба, истинно -- русская баба, хоть
и нраву бурного.

Полк по боевой тревоге вывели из казарм на рассвете. Пока собирались,
пока выстроились, пересчитались, перепровери- лись, отыскали засонь и
самовольщиков, собрали разгильдяев, среди которых, конечно же, скрывался и
Петька Мусиков, и закаленный в борьбе со всякими порядками бес Булдаков.
Петька Мусиков успел уже толкнуть вторую пару белья, новые портянки,
подшлемник, обожрался картофельными лепешками и скандально доказывал, что
все это лоскутье ему в походе не нужное, кушать же охота, потому как
заморили его в запасном полку, обожрало его в роте советское командование.
Дневальные заволокли Петьку обратно в каменную казарму, надавали пинкарей.
Он орал и матерился на весь военный городок. Но вот наконец-то унялся и
Петька Мусиков, стоит в строю вроде как вместе со всеми, слушает
напутственную речь какого-то важного комиссара, на самом деле дремлет,
порыгивая, пуская горячий дух в новые валенки.
У оратора рожа по габаритам мало чем отличается от старорежимных
казарм, из алого кирпича сложенных. В разъеме комсоставского полушубка видны
золотистые, празднично сверкающие звезды, в остальном же политический
начальник одет во все походное, боевое, хотя ни в каких походах он не бывал
и ходить, тем более ездить, не собирался, однако всем своим видом, полевой
амуницией показывал, что сердцем и телом, распирающим форменную одежду, он
там, в сражающихся рядах, да что в рядах, он, как на плакатах, -- впереди
их, с обнаженной саблей в одной руке и со знаменем в другой. И вдохновленные
его пламенным словом, идут за ним патриотические массы в кровавый бой и
готовы умереть за него, за Родину все до единого.
"Шкура! -- очнувшись от сладкой дремоты, икнул Петька Мусиков. -- На
тебе бы, на курве, бревна возить, а ты языком молотишь..."
И кабы один разгильдяй, кабы только несознательный элемент Петька
Мусиков так думал -- так думали многие бойцы, однако большинство и думать-то
себе не разрешало, полагая, что так оно и должно быть: одним морды в тылу
наедать, другим умирать в боевых окопах.
Пока, надсаживаясь, все более багровея от словесных усилий, выбрасывая
пар из свежеобритой пасти, кричал оратор про Родину, про партию, про долг,
про родного отца всех народов, но в первую голову про героические сражения,
кипящие там -- указывал он на запад, -- с обратной стороны, с востока,
выкатилось солнышко и, проморгавшись со сна, начало пялиться на многолюдный
военный строй.
Наконец торжественное напутственное слово иссякло. Настроил бойцов на
подвиги политический начальник, заработал еще один орден, прибавку в чине и
добавку в жратве.
-- Н-ннн-на-пр-ря-о! -- совсем близко раздался голос командира первой
роты. -- Ш-ш-ш-шшшго-ом!
И в это время неожиданно и звонко ударил впереди оркестр. В строю у
всех разом сжалось сердце от старинного, со времен Порт-Артура звучащего по
русской земле военного марша. Под него, под этот марш, сперва не вступ
ногой, но с каждым шагом все уверенней, все слаженней двинулась первая рота,
колыхая над собой пар дыхания, вытягивая за собой колонну. За нею, топающие
на месте, как бы разгон набирающие, сдвинулись, приняли движение другие
ротные ряды. И когда первая рота уже спустилась к речке Каменке, ступила на
старый, тоже при царе излаженный мостик, последняя рота била шаг возле
казарм, только еще намереваясь попасть в лад отдаленно звучащему оркестру,
готовясь сделать шаг вслед людской колонне.
Солнце, вкатившись горячим колобком на крыши закаменских деревянных
домов, выглядывало из-за дымящихся труб, приостановило свой ход, как бы
заслушалось походной музыкой, но изнутра все же разогревалось, плавилось,
струя горячий металл во дворы, палисадники, в безлюдные улицы, плеснуло и
войску под ноги горячей лавы. И слился небесный огонь с сиянием медных труб,
и такой ли яркий свет полился, что уж за ним не угадывалось и не виделось
ничего -- только звук оркестра, только грохот шагов, только ахающее дыхание
и пар, плавающий над колонной, свидетельствовали о том, что в этом
ослепляющем, холодном сиянии двигается рать, не ведающая конца пути своего,
догадываясь о предназначении свыше лишь объединенным сознанием: там, там, за
этим яростно и отчужденно сияющим солнцем, есть сила столь могущественная,
что перед нею все земное слабо и беспомощно, только оркестр да грохающие
шаги достигают той высоты, той всеми владеющей и повелевающей силы, от
предопределения которой судорожит, сжимает сердце. Может быть, впервые так
близко, так осязаемо подступило к парням, идущим в строю, сознание
неизбежного конца, может быть, впервые они ощутили прикосновение судьбы,
роковой ее неотвратимости. И, значит, что? Значит, рать должна льнуть к
другой рати, объединиться с миллионами таких, как он, подвластный судьбе и
команде человек. Надо тверже ставить ногу, но слышать могучую поступь за
тобой и рядом с тобой идущего народа.
Ы-ыр-р-рас, рры-ыс, рыс! -- шагали ноги в лад ударам барабана, под
аханье труб, под рулады легкомысленной флейты, и соединялся со строем
крепнущий шаг.
Повсюду просыпались собаки и незлым, настойчивым лаем провожали строй.
Умные сибирские лайки уже начали привыкать к такого рода беспокойствам.
Техника, кони, кухни, питание были развезены по эшелонам и погружены в
ночное время. Маршевые же роты из-за нежелания беспокоить трудовой люд, но
скорее всего все по той же причине строгой военной тайны вели к станции
кружным путем, глухими окраинными улицами. Окна домов всюду были еще закрыты
ставнями, глухие сибирские ворота со всевозможными резными штучками
заложены, снег толсто лежал на крышах, черемухи и рябины в палисадниках
обреченно опустили в сугробы ветви. Зоркий глаз северного человека ухватил в
одном, в другом месте из-под пластушин снега выступившие по крыше натеки,
застывшие в виде мышиного хвостика иль гребешком, они были еще едва
заметные, эти отметины солнца, повернувшего на весну. И не от оркестра,
сверкающего под солнцем начищенной медью, а от этих вот, может, от
неисправной горячей трубы накипевших нечаянных сосулек ломалось сердце, чуя
пока еще далекое тепло, вешнюю траву, цветы, победу -- все-все ворожеи в
Осипове, и в первую голову главная ворожея тетка Марья, предсказывали победу
скорой весной.
Щипнуло в груди при воспоминании об осиповских полях, об осиповских
девчонках, о стариках Завьяловых, обо всем хорошем, что происходило в жизни,
закипало в горле, слепило глаза. И все же, пусть и сквозь слепящую пленку,
Лешка Шестаков заметил впереди на безлюдной улице бабу в клетчатом
полушалке, в валенках, насунутых на босую ногу, с коромыслом и ведрами на
плечах. Она появилась из ворот крепко рубленного дома, легко одетая, в
мужичьем пиджаке, надернутом на ситцевую кофту, добежала до середины дороги,
но тут же запнулась, на мгновение обмерла, закрыла вскрикнувший рот ладонью
и, круто повернувшись, хватила обратно, со звоном бросила ведра, коромысло
во двор, брякнула створкой ворот, охлопала себя, отряхнула подол, ничего,
дескать, не было, никаких пустых ведер, спиной прислонясь к доскам ворот,
распластавшись на них, -- женщина оберегала воинство от лихих напастей.
Через минуту Лешка обернулся: выйдя на дорогу, баба размашисто, будто в
хлебном поле сея зерно, истово крестила войско вослед -- каждую роту, каждый
взвод, каждого солдата осеняла крестным знамением русская женщина по обычаю
древлян, по заветам отцов, дедов и Царя Небесного, напутствуя в дальнюю
дорогу, на ратные дела, на благополучное завершение битвы своих вечных
защитников.
1990--1992.
Овсянка -- Красноярск
Виктор Астафьев. Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 10.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 [ 64 ] 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.