Ручаюсь, это не пустая трата денег, добрый час, господа! В добрый час, дамы!
- произнес король с пленительной улыбкой.
истинное лицо!
родни!
родня столь мудра. Скажите же, кто именно из членов моей семьи оказывает мне
эту услугу, чтобы я мог поблагодарить их?
этому совету? Неужели вы полагаете, что он тоже способен уехать?
я скажу ему то же, что и другим: в добрый час, брат мой д'Артуа, в добрый
час!
занимать ни ума, ни отваги, я это прекрасно знаю, но ветреник; он играет
роль французского принца, словно утонченный аристократ времен Людовика XIII;
это беспечный юноша, сорвиголова, который компрометирует вас, жену Цезаря.
сударыня, что Клавдий был Цезарем, так же как и Нерон.
замешательство.
имени Цезаря, когда однажды вечером вы вернулись слишком поздно, этот самый
Клавдий приказал запереть ворота Версаля, дабы проучить вас. Этот урок вы
получили из-за графа д'Артуа. Так что если кто и будет сожалеть о графе
д'Артуа, то не я. Касательно же моей тетки, что ж! Что о ней знают, то
знают. Вот еще одна особа, достойная семьи Цезарей!.. Но я молчу, ведь она
моя тетка. Поэтому пусть она уезжает, я не буду по ней скучать. Равно как и
по господину де Провансу. Вы думаете, мне его будет не хватать? Господин де
Прованс уезжает? Скатертью дорога!
хорошо знает латынь. Мне приходится говорить по-английски, чтобы отомстить
ему. Это господин де Прованс взвалил на нас заботу о Бомарше, своей личной
властью стараясь засадить его в Бисетр, в Фор-л'Эвек, незнамо куда, но
оказалось, что этого господина де Бомарше голыми руками не возьмешь. Ах, так
господин де Прованс остается! Жаль, жаль. Знаете ли вы, сударыня, что в
вашем окружении я знаю лишь одного порядочного человека - господина де
Шарни.
- и вы оплакивали ее взятие.
сказать.
аппетит-то у меня хороший, а пищеварение плохое. Знаете, что сейчас говорят?
Говорят: король поужинал, король спит. Вы-то видите, как я сплю. Я здесь, я
бодрствую, пытаюсь переварить пищу, беседуя с женой о политике. Ах,
сударыня! Я искупаю грехи! Искупаю грехи!
де Помпадур, госпожу Дю Барри, Олений парк, я искупаю арест бедняги Латюда,
который тридцать лет томился в тюрьме; страдания обессмертили его имя. Вот
еще одна жертва, пробудившая ненависть к Бастилии! Бедняга! Сколько
глупостей я натворил, сударыня, позволяя делать глупости другим. Я
содействовал гонениям на философов, экономистов, ученых, писателей. Ах, Боже
мой! Ведь эти люди ничего не просили, кроме позволения любить меня. Если бы
они меня любили, они составили бы гордость и красу моего царствования.
Господин Руссо, к примеру, - этот предмет ненависти Сартина и прочих; что ж,
я видел его однажды, это произошло в тот день, когда вы пригласили его в
Трианон, помните? Правда, платье его было плохо вычищено, а лицо плохо
выбрито, но все это не мешало ему быть честным человеком. Надо было мне
надеть толстый серый сюртук, шерстяные чулки и сказать господину Руссо:
"Пойдем-ка отсюда и побродим вместе по лесам Виль-д'Авре!"
договор".
человек осторожный, вы боитесь народ, как пес боится хозяина.
не пустяк. Когда я гуляю с Медором, пиренейской сторожевой, подаренной мне
королем испанским, я горжусь его дружбой. Можете смеяться сколько угодно, и
все же не будь Медор моим другом, он наверняка растерзал бы меня. Но я
говорю ему: "Медор хороший, Медор умница" - и он лижет мне руку. Язык
приятнее, чем клыки.
пирога!
помышляю. Да, решено, я скоплю немного денег и буду обходиться с этими
господами, как с Церберами. Возьмем, к примеру, господина Мирабо...
месяц сделают его Медором, а если мы будем медлить, он, быть может,
потребует полмиллиона.
министра искусств в министерстве, которое я с радостью создам. Господин Байи
станет другим Медором. Простите, что я спорю с вами, сударыня; но я
придерживаюсь того же мнения, что и мой предок Генрих IV. Это был политик,
способный заткнуть за пояс кого угодно, и я чту его заветы.
существовала.
угодить и нашим и вашим: свидетельство тому - судьба маршала де Бирона,
которому по его приказу перерезали глотку. Так что он мог говорить все, что
угодно. Вы - другое дело: рассуждая, как он, и поступая так, как вы
поступаете, вы лишаете королевскую власть, которая держится лишь на
уважении, права на уважение; что же в таком случае станется с величием?
Величие - не более чем слово, я знаю; но в этом слове сосредоточены все
королевские добродетели: уважение - залог любви, любовь - залог повиновения.
давайте поговорим. Вы, к примеру, никому не уступаете в величии; более того,
никто в Европе, даже ваша матушка Мария-Терезия, так много не рассуждал о
величии.
французскому народу меня ненавидеть, не так ли?
но в конечном счете вас, быть может, любят меньше, чем вы заслуживаете.
повторяете все досужие разговоры. Ведь я никому не причинила зла; напротив,
я часто делала добро. За что меня, как вы утверждаете, ненавидят? За что не
любят? Не в том ли все дело, что находятся люди, которые целыми днями только
и твердят: "Королеву не любят!" Вы прекрасно знаете, сударь, что довольно
кому-нибудь одному сказать это, как сотня голосов тут же подхватит; сотне
голосов станут вторить десять тысяч. Вслед за этими десятью тысячами все
кругом начинают повторять: "Королеву не любят!" А королеву не любят оттого,
что один-единственный человек сказал: "Королеву не любят".
народа; но я полагаю, что его нелюбовь ко мне преувеличивают. Меня не
превозносят до небес, это верно; но ведь было время, когда меня боготворили,
и чем сильнее меня любили прежде, тем сильнее ненавидят нынче.
опять заблуждаетесь; мы говорили о Бастилии, не так ли?
направленных против вас. Я думаю, их все сожгли.
обвинитель. Когда все эти памфлеты появляются, я приказываю арестовать все
издание и заточить в Бастилию, но иногда эти пасквили попадают ко мне в
руки. Так, например, - король похлопал себя по карману, - у меня тут есть
один, он отвратителен.
пытаетесь добраться до истоков всех этих подлостей?
Прозоров Александр
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Березин Федор
Никитин Юрий
Распопов Дмитрий