Чтение 64–й страницы книги ~Ожерелье королевы~

поразить королеву.

- Это правда, - заговорил он, - я только сегодня узнал о возвращении
господина де Шарни, но он вернулся гораздо раньше, чем вы думаете, ваше
величество, - я видел его около двух часов ночи у дверей парка,
прилегающего к купальням Аполлона.

Королева тоже побледнела и с восхищением, смешанным с ужасом,
подумала об идеальной учтивости этого дворянина, который не терял ее и в
гневе.

- Хорошо, - упавшим голосом прошептала она, - поезжайте. Я вас больше
не задерживаю.

Филипп поклонился в последний раз и вышел медленными шагами.
Сраженная королева упала в кресло и сказала:

- Франция! Страна благородных сердец!

Глава 14

РЕВНОСТЬ КАРДИНАЛА

Кардинал, однако, увидел, что три ночи прошли одна за другой совсем
не так, как те, которые без конца воскресали в его памяти.

Ни от кого никаких известий, никакой надежды на встречу! За полдня он
десять раз посылал за графиней де ла Мотт к ней на дом и десять раз в
Версаль.

Десятый курьер, наконец, привез к нему Жанну, которая следила там за
Шарни и королевой и в душе с удовлетворением отметила нетерпение
кардинала, коему в скором времени она будет обязана успехом своего
предприятия.

При виде ее кардинал взорвался.

- Как? - заговорил он. - Вы так спокойны? Как? Вы знаете, какие
мучения я терплю, и вы, вы, называющая себя моим другом, допускаете,
чтобы эти мучения продолжались до самой смерти?

- Ваше высокопреосвященство! Будьте любезны, запаситесь терпением, -
отвечала Жанна. - То, что я делала в Версале, вдали от вас, куда
полезнее, чем то, что делали здесь вы, поджидая меня.

- Но в конце-то концов.., любит она меня хоть немного?

- Дело обстоит куда проще, ваше высокопреосвященство, - отвечала
Жанна, указывая кардиналу на стол и на все, необходимое для писания. -
Садитесь сюда и спросите ее сами.

Он в самом деле написал; он написал письмо такое пылкое, безумное,
полное упреков и компрометирующих уверений, что, когда он кончил письмо,
Жанна, следившая за его мыслью до самого конца, до его подписи, сказала
себе:

"Сейчас он написал то, что я не осмелилась бы продиктовать ему".

Она взяла запечатанную записку, позволила его высокопреосвященству
поцеловать себя в глаза и к вечеру вернулась домой.

Дома, раздевшись и освежившись, она погрузилась в раздумье.

Еще два шага, и она достигнет цели.

Письмо кардинала отняло у него всякую возможность обвинить графиню де
ла Мотт в тот день, когда она вынудит его уплатить за ожерелье.

А если допустить, что кардинал и королева увидятся, чтобы поговорить
об этом друг с другом, то разве осмелились бы они погубить графиню де ла
Мотт - обладательницу столь скандальной тайны?

Королева не стала бы поднимать шум и поверила бы в ненависть
кардинала; кардинал поверил бы в кокетство королевы; если бы и состоялся
спор при закрытых дверях, то графиня де ла Мотт, которая оказалась бы
под подозрением, но не более, воспользовалась бы этим предлогом, чтобы
покинуть родину, с кругленькой суммой в полтора миллиона.

Но одного письма было недостаточно, чтобы организовать всю эту
систему защиты. У кардинала превосходный слог. И он напишет, вероятно,
еще семь или восемь раз.

Ну, а королева? Кто знает - уж не кует ли она вместе с де Шарни
оружие против Жанны де ла Мотт?

Такое великое множество опасностей и уловок вели, в худшем случае, к
побегу, и Жанна заранее строила лестницу.

Во-первых, срок платежа и разоблачение, к которому прибегнут ювелиры.
Королева обратится прямо к де Роану.

Каким же образом?

Через посредство Жанны, это неизбежно. Жанна предупредит кардинала и
предложит ему заплатить. В случае отказа - угроза опубликования писем;
он заплатит.

Деньги заплачены - опасность миновала. Что же касается огласки, то
тут остается решить вопрос всей интриги. Об этом беспокоиться нечего.
Полтора миллиона - слишком низкая цена чести королевы и князя Церкви.
Жанна рассчитывала, что, вне всякого сомнения, получит три миллиона,
если захочет.

А почему Жанна была так уверена в решении вопроса всей, интриги?

Дело в том, что кардинал был убежден, что три ночи подряд виделся с
королевой в версальских боскетах, и никакие силы в мире не могли бы
доказать ему, что он заблуждался. Дело в том, что существовало
единственное доказательство этой мошеннической проделки, доказательство
живое, неопровержимое, и вот это-то доказательство Жанне необходимо было
заставить исчезнуть с поля боя.

Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, она подошла к окну и
увидела, что на балконе стоит Олива, снедаемая тревогой и любопытством.

"Мы обе...", - подумала Жанна, приветствуя свою сообщницу.

Графиня сделала Оливе условный знак, чтобы вечером та спустилась.

Наступил вечер, и Олива спустилась. Жанна поджидала ее у дверей.

Они поднялись по улице Сен-Клод до пустынного бульвара и сели в
экипаж.

Олива начала с того, что осыпала Жанну поцелуями, - та возвратила их
ей с лихвой.

- Ох, как я скучала! - воскликнула Олива. - Я вас искала, я вас
призывала!

- Я никак не могла прийти к вам, дружок: я подверглась бы сама и
подвергла бы вас слишком большой опасности.

- Как так? - спросила удивленная Николь.

- Вы же знаете: я ведь говорила вам о том офицере - у него не все
дома, но он очень мил; он влюблен в королеву, на которую вы немного
похожи.

- Да, я знаю.

- Я имела слабость предложить вам невинное развлечение: позабавиться
и подурачить бедного малого, заставив его поверить в каприз королевы.

- Увы! - вздохнула Олива.

- Я не стану напоминать вам о двух наших первых ночных прогулках в
Версальском парке в обществе этого бедного малого.

Олива снова вздохнула.

- Подождите: это еще не беда... Вы дали ему розу, вы допустили, чтобы
к вам обращались: "Ваше величество", вы дали ему целовать руки - это
ведь только шалости. Но... Милая Олива! Это как будто еще не все.

- Как?.. - покраснев, пролепетала Олива. - В каком смысле.., не все?

- Состоялось третье свидание, - отвечала Жанна.

- Да, - нерешительно произнесла Олива, - вы это знаете: ведь вы там
были.

- Казалось, что он опьянен, ошеломлен, что он потерял голову, он
хвастался, что получил от королевы неопровержимое доказательство
взаимной любви... Решительно, этот несчастный малый сошел с ума!

- Боже мой! Боже мой! - прошептала Олива.

- Мы имели дело с сумасшедшим, другими словами - с человеком, который
ничего не боится и ничего не щадит. Пока речь шла о подаренной розе и о
поцелуе руки... что ж, на это возразить нечего: у королевы есть розы в
ее парке и есть руки, которые в распоряжении всех подданных, но если
правда то, что было во время третьего свидания... Ах, дорогое дитя мое,
я перестала смеяться с тех пор, как мне пришла в голову эта мысль! Олива
от страха стиснула зубы.

- Что же теперь будет, мой добрый друг? - спросила она.

- Прежде всего будет то, что вы не королева, насколько мне известно,
по крайней мере.

- Да.

- И что, узурпировав сан ее величества, чтобы совершить..,
легкомысленный поступок...

- Так что же?

- Да то, что это называется оскорблением величества. А виновных в
этом увозят очень далеко. Олива спрятала лицо в ладонях.

- Ну а потом, - продолжала Жанна, - так как вы не совершили того, чем
он хвастается, вы сможете это доказать. За два первых легкомысленных
поступка двоих приговорят к четырем годам тюрьмы и к изгнанию.

- Тюрьма! Изгнание! - вскричала перепуганная Олива.

- Это неизбежно. Но я, как всегда, приму все меры предосторожности и
укроюсь в убежище.

- Вы не можете спасти меня, - с отчаянием сказала Олива, - ведь вы
тоже погибли.

- В глуши Пикардии у меня есть клочок земли, ферма, - сообщила Жанна.
- Если бы мы могли добраться до этого укрытия никем не замеченными, то,
быть может, мы получили бы шанс на спасение!

- Я уеду, когда вам будет угодно, - сказала Олива.

- Подождите, пока я подготовлю все для успеха дела. Спрячьтесь и не
показывайтесь даже мне.

- Да, да, даю вам слово, дорогой друг!

- А для начала давайте вернемся к себе - мы уже обо всем
переговорили.