Чтение 64–й страницы книги ~Сорок пять~

открытом перед ними или, вернее, позади них пролете с быстротою призраков,
исчезающих в театральном трапе.

В то же время у последнего из них хватило времени, пока удалялись
товарищи, сказать несколько слов на ухо хозяину.

- Хорошо, хорошо! - проворчал тот. - Найдется ваше платье.

- Прекрасно! Это все, что мне нужно.

- Вам его принесут.

- В добрый час. Я не желаю ходить голым, это, кажется, вполне
естественно.

Ему принесли одежду, но явно порванную во многих местах.

- Ого! - сказал Шико. - На вашей лестнице порядочно гвоздей. Чертовские
ветры, ей-ей! Но возвращено по-хорошему. Как я мог вас заподозрить? У вас же
такое честное лицо.

Хозяин любезно улыбнулся и сказал:

- Но теперь-то, я думаю, вы опять ляжете спать?

- Нет, спасибо, я достаточно выспался.

- Что же вы будете делать?

- Вы мне, пожалуйста, одолжите фонарь, и я снова займусь чтением, -
ответил так же любезно Шико.

Хозяин ничего не сказал. Он подал фонарь и ушел.

Шико снова приставил шкаф к двери и опять улегся в постель.

Ночь прошла спокойно, ветер утих, точно шпага Шико пронзила мех, в
котором он был запрятан.

На заре посланец спросил свою лошадь, оплатил расходы и уехал, думая про
себя:

"Увидим, что будет сегодня вечером".

Глава 4

КАК ШИКО ПРОДОЛЖАЛ СВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ И ЧТО С НИМ СЛУЧИЛОСЬ

Шико все утро хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не
потерял спокойствия и терпения в ночь испытаний.

"Но, - подумал он, - нельзя дважды поймать старого волка в ту же западню;
значит, для меня наверняка изобретут какую-нибудь новую чертовщину: будем
держаться настороже".

Следуя этим чрезвычайно осторожным соображениям, Шико совершил в течение
дня путешествие, которое даже Ксенофонт счел бы достойным обессмертить в
своем "Отступлении десяти тысяч".

Каждое дерево, каждая неровность почвы, каждая стена служили ему
наблюдательным пунктом и естественной крепостью.

По дороге он даже заключил несколько союзов, если не наступательных, то,
по крайней мере, оборонительных.

Действительно, четыре бакалейщика-оптовика из Парижа, ехавшие заказывать
котиньякское варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в
свое общество Шико, который назвался обувщиком из Бордо, возвращающимся по
окончании дел домой. А так как Шико, гасконец по происхождению, переставал
говорить с акцентом только тогда, когда это было особенно необходимо, он не
внушил своим спутникам никаких подозрений.

Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков
бакалейных лавок. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу
он заслуживал, чтобы о ним считались, если учитывать воинственные нравы,
распространившиеся среди парижских бакалейщиков после организации Лиги.

Мы не станем утверждать, что Шико чувствовал чрезмерное уважение к
храбрости своих спутников, но, конечно, права пословица, утверждающая, что у
трех трусов меньше страха, если они вместе, чем у одного храбреца, если он
один.

Шико совсем перестал бояться, как только очутился среди четырех трусов;
он даже перестал оглядываться, как делал до сих пор, чтобы обнаружить
возможных преследователей.

Поэтому они, болтая о политике и отчаянно хвастаясь, беспрепятственно
достигли города, где намеревались поужинать и переночевать все вместе.

Поужинали, крепко выпили и разошлись по комнатам.

Шико во время кутежа не воздерживался ни от остроумия, развлекавшего его
спутников, ни от муската или бургундского, поддерживавших его остроумие.
Торговцы, иначе говоря, свободные люди, не слишком почтительно отзывались о
его величестве короле Франции и всех других величествах лотарингских,
наваррских, фландрских и любых других.

И Шико отправился спать, назначив на утро свидание четырем бакалейщикам,
которые, можно сказать, триумфально отвели его в предназначенную ему
комнату.

Четыре путешественника охраняли мэтра Шико, как принца, потому что их
четыре комнаты предшествовали его собственной, расположенной в конце
коридора и недосягаемой благодаря смежным дверям.

А так как в эту эпоху дороги не были надежны, даже для людей,
путешествующих по своим собственным делам, каждый старался обеспечить себе
поддержку соседа на случай неприятной встречи.

Шико, не рассказавший своим спутникам о печальных происшествиях
предыдущей ночи, все сделал, чтобы провести этот пункт союзного договора,
который к тому же был принят единодушно.

Шико, не изменяя своей обычной осторожности, мог лечь и уснуть. И он мог
сделать это тем спокойнее, что для большей уверенности он самым тщательным
образом осмотрел комнату, задвинул асе задвижки на дверях, запер ставни
единственного окна; нечего и говорить, что он выстукал все стены, и они
повсюду ответили вполне успокоительным звуком.

Но как только он заснул, произошло нечто такое, чего даже сфинкс, этот
профессиональный прорицатель, никогда бы не мог предвидеть; действительно,
дьявол постоянно вмешивался во все дела Шико, а дьявол хитрее всех сфинксов
на свете.

Около половины десятого в дверь приказчиков-бакалейщиков, ночевавших
совместно в помещении, похожем на чердак, над коридором их хозяев-торговцев,
кто-то робко постучал. Один из них довольно сердито открыл и оказался нос к
носу с хозяином гостиницы.

- Господа, - сказал им хозяин, - я с радостью вижу, что вы легли спать
одетые; я хочу оказать вам большую услугу. Ваши хозяева слишком разошлись за
столом, говоря о политике. Видимо, один из старшин города их слышал и донес
мэру, а наш город гордится своей верностью; мэр послал стражников, они
схватили ваших хозяев и отвели в ратушу для объяснений. Тюрьма совсем рядом
с ратушей; братцы, вставайте, ваши мулы вас ждут, а хозяева вас всегда
догонят.

Четверо приказчиков помчались, как козлята, скатились с лестницы, дрожа
от страха, вскочили на мулов и поехали обратно в Париж, попросив хозяина
предупредить торговцев об их отъезде и направлении в случае, если те
вернутся в гостиницу.

Когда хозяин увидел, как четыре приказчика исчезли за углом, он так же
осторожно постучался в первую дверь по коридору.

Он так долго скребся, что первый торговец закричал громовым голосом:

- Кто там?

- Тише, несчастный! - ответил хозяин. - Подойдите к двери, да ступайте на
цыпочках.

Торговец повиновался; но так как он был человек осторожный, то не открыл
дверь, а, приникнув ухом к косяку, спросил:

- Кто вы?

- Разве вы не узнаете голоса хозяина гостиницы?

- Правда, но, боже мой, что случилось?

- За столом вы слишком свободно говорили о короле, и какой-то шпион донес
об этом мэру, а тот прислал стражников. К счастью, я догадался послать их в
комнату ваших приказчиков, так что они заняты там, наверху, их арестом,
вместо того чтобы арестовать вас.

- О-о! Что вы говорите? - воскликнул купец.

- Чистую благородную правду. Торопитесь бежать, пока лестница свободна.

- А мои спутники?

- Ой, у вас не хватит времени предупредить их.

- Вот бедняги!

И купец торопливо оделся.

В то же время хозяин, точно вдохновленный свыше, постучал в стенку,
отделявшую первого купца от второго.

Второй, разбуженный теми же словами и той же басней, тихонько открыл
дверь; третий, разбуженный, как и второй, позвал четвертого, и все четверо,
легко, как стайка ласточек, убежали на цыпочках, размахивая руками.

- Бедный обувщик, - говорили они, - все неприятности обрушатся на него,
но ведь, по правде сказать, он и говорил больше всех. Черт возьми! Пусть
побережется, ведь хозяин не успел предупредить его, как нас!

Действительно, мэтр Шико, как вы понимаете, ни о чем не был предупрежден.

В тот самый момент, когда купцы убегали, поручив его богу, он спал самым
глубоким сном.

Хозяин убедился в этом, послушав у дверей; потом он спустился в низенький
зал, тщательно прикрытая дверь которого открылась по его знаку. Он снял свой
колпак и вошел. В зале находились шестеро вооруженных людей, из которых
один, казалось, был командиром.

- Ну, как? - сказал он.

- Я выполнил все в точности, господин офицер.

- В вашей гостинице пусто?

- Совершенно пусто.

- Человек, которого мы вам указали, не был ни разбужен, ни предупрежден?

- Ни разбужен, ни предупрежден.

- Господин хозяин гостиницы, вы знаете, от чьего имени мы действуем; вы
знаете, какому делу мы служим, потому что вы сами защитник этого дела.

- Ну, конечно, господин офицер; вы же видите, чтобы сдержать клятву, я
потерял деньги, которые проезжие потратили бы у меня; но ведь в клятве