известно, есть пристанище мудрости. Ну, что ж с того, что на потолке
библиотеки крупными буквами были начертаны слова апостола: <Наша мудрость
- токмо безумие пред лицем бога всевышнего>? Евпраксия, указав на эту
надпись Матильде, заметила, что она не совсем отвечает духу помещения,
где, судя по всему, собраны бесценные сокровища человеческой мудрости, с
чем графиня согласилась, но чем ни в малой мере не обескуражилась.
объяснения сказала она; самим папой, дескать, освящены и богатые книжные
собрания, и ее преданность богу, стоящему над мудростью и над всем сущим.
так сказать, к единоличному высказыванию: для большей значимости своих
слов она непременно находит себе опору. И тогда слышится: <Мы со святейшим
папой...>, <Мы с герцогом...>, <Мы с епископом>. Как жаль, что не было у
нее возможности сказать: <Мы с императором...>, но вот теперь Матильда
получила в свое распоряжение императрицу. Так вот и будет каждый раз
повторять: <Мы с императрицей...> Ах, если бы этим ограничилась плата за
освобождение! - думала Евпраксия. Но удовлетворится ли графиня такой
малостью? Вскоре после начала разговора в уютном помещении огромной
библиотеки, среди тишины, настоянной на запахе старой кожи, Евпраксия
поняла, что Матильда употребляет свое любимое выражение вовсе не с тем,
чтоб придать себе незначительность, а, напротив, это в ней говорит
жестокая собственница. <Мы с (кем-нибудь)...> означает, что она повелевает
на этом свете всеми: папой, епископами, королями, герцогами, графами. Об
этой собственности своей говорила почтительно, ласково и непременно
присовокупляя: <Их святейшество, их святейшество>, <Ваше величество, ваше
величество...>, <ваша светлость>, - забивала словами, ошеломляла неистовым
словесным натиском, и Евпраксия испугалась этой женщины.
долю выпало так много тяжелого в жизни. У вас не было советчика. Аббат
Бодо? Он не советчик - лишь исповедник. Его место в парлаториуме(*).
Кстати, в Каноссе прекрасные парлаториумы. Лучшие, чем где бы то ни было.
В свое время мы со святейшим папой Григорием позаботились об этом... У
вас, ваше величество, будет собственный парлаториум, это прекрасно, не так
ли, ваше величество? Каждому нужно помогать переносить бремя собственной
жизни. Беседа с богом - что может быть лучше?
осталось у императора, хотя он не имеет на него никакого права. В Каноссу
она прибыла без всего, а как будет дальше?
Европе. Даже богаче меня - пусть вас это утешит.
не поняла ее, - богатство дает больше возможностей творить добро.
трактат, написанный человеком, который сидел в заточении и ждал смерти. Он
назвал свой трактат <Об утешении философией>.
Кентерберийский прислал мне свои <Медитации>. Петр Пустынник, сложил для
меня молитву. Вы слыхали о Петре Пустыннике, ваше величество?
праведный голос, послали ему благословение, подняли его из унижения и
забвения. Теперь он поднимает всех верующих в святой поход на защиту Гроба
господня.
высочайшую справедливость. Нам повезло, что именно в наше время изобретены
стремена и подковы. Благодаря стременам воины в железных латах смогли
оседлать боевых коней, а подкова поможет их коням дойти до святой земли,
до самого Иерусалима.
доведется пойти вместе с рыцарями на освобождение святой земли? Или, быть
может, предложить себя в жертву для успеха этого богоугодного дела?
без всяких - ожидаемых от такой женщины - зловещих ноток.
Трои принес в жертву собственную дочь. Ифигению.
Ифигению перенесла в Тавриду. Там Ифигения стала жрицей... Вы знаете,
графиня, что Таврида находится в моей земле? Считайте, что я не создана
для того, чтобы меня принесли в жертву.
Это прекрасно! Мы со святейшим папой верим, что вы станете на защиту
высшей справедливости. Вы пребываете в убежище, где прежде всего
почитаются справедливость и право. Я позаботилась, чтобы Европе стал
известен кодекс Юстиниана. Этот император прославился не только
сооружением Софийского храма, но и кодификацией(*) римского права. Не
прекрасно ли, что зодчие великих соборов одновременно заботятся и о праве,
ваше величество!
разговор увяз в таких нескладно-глубоких колеях, что выбраться из них было
не под силу, приходилось катиться, куда катилось.
святой Софии, которая почти не уступает константинопольской, и он же
составил для своего государства <Русскую правду>.
взирать на небо, ваше величество.
вашему освобождению, так рады! Его святейшество папа безмерно утешится
этой вестью. Все счастливо совпало. Вы ведь получили послание из Киева от
русского царя, вашего брата?
престоле...
отсюда... Как мне знать и вести себя? У меня есть воля, но больше нет
ничего. Чем повлиять на императора, скажите, чтобы он отдал мое имущество?
Я бы хотела возвратиться домой. В Киев.
жалобу на императора!
в Констанце будет собран собор. Мы со святейшим папой послали легата(*)
Гебгарда, чтобы он озаботился устроением собора. Там будут самые знатные
мужи всей Европы. Вы можете, ваше величество, обжаловать недостойное
поведение императора в Констанце.
божьего слугу, верим ему.
их необходимо ценить, ваше величество. Я хотела бы, чтобы вы услышали
достойного Доницо, который вот уже много лет слагает поэму о трудах мира
сего.
возник, будто до этого прятался средь толстенных кожаных книг, некий
странный монах. Маленький человек с очень широким лицом, босой, и
подпоясанной старой веревкой коричневой сутане, направился к ним,
неслышно, будто привидение. Он нес впереди себя на вытянутых руках большую
книгу, заранее раскрытую.
недомерками: сама была мелковата ростом. Странно, что она вышла замуж за
огромного грубого баварда, но, видно, потому-то и не подпускала его близко
к себе.
Тот осторожно шевельнул головой, - если б кивнул, она могла бы оторваться
у него от мизерного туловища. Сглотнул слюну, откашлялся.
умирала, так и не родившись. Это был ярко выраженный убийца языка, поэзии,
мысли. Он нахально грабил все, что существовало до него, втискивая в свое
писание самое худшее, выдергивая образы как попало. Чаще всего он черпал
из Библии, дабы угодить своей повелительнице, но о чем он вел речь, понять
было затруднительно. Булькая, он прочел, например: <Новая Дебора увидела,
что настало время низвергнуть Сисару, и, подобно Яиле, она вонзила острие
в его висок>.