минут сорок, если не больше, пролетело очень быстро.
попросил нас встать у двери, ведущей в кабинет его величества и охраняемой
лакеями в пудреных париках. Оттуда навстречу нам вышел пожилой господин в
мундире генерала королевской гвардии, видимо явившийся благодарить короля
за какую-то милость. Адъютант вошел в кабинет, чтобы доложить о нас, и
лакеи почти тотчас же распахнули золоченые створки двери.
несколько обрюзгшим. В мундире оливкового цвета, с красными обшлагами и
одним только орденом на груди, звездой, в центре которой орел держит в
когтях державу и скипетр, он стоял у своего письменного стола. Лицо его
раскраснелось от непрестанных разговоров. Брови у него черные как смоль,
но кустистые усы, на концах остро закрученные кверху, уже слегка начинают
седеть. На наш низкий поклон он ответил заученно милостивым жестом и затем
бросил на господина де Гюйона взгляд, в который ему удалось вложить немало
лестной доверительности.
вы тоже в городе? Знаю, знаю... Ce nouveau traite de commerce... Mais ca
s'arrangera sans aucune difficulte, grace a votre habilite bien connue...
[Этот новый торговый договор... но все это легко устроить благодаря вашему
всем известному умению... (франц.)] Итак, наша милая мадам де Гюйон...
чувствует себя превосходно. Как это приятно слышать! Очень, очень
приятно!.. Что за юного Адониса вы привели ко мне?
более как шутливой и ни к чему не обязывающей куртуазностью. Правда, фрак
очень идет к моей фигуре, кстати сказать, унаследованной от папы. Впрочем,
вы не хуже меня знаете, что в моих щеках-яблоках и глазах-щелочках,
которые я всегда с досадой созерцал в зеркале, при всем желании ничего
мифологического не сыщешь. На царственную шутку я отвечал недоуменно
веселым жестом, и король, словно стараясь загладить ее и предать забвению,
поспешил милостиво добавить, не выпуская моей руки из своих рук:
знакомо, и я очень рад видеть у себя юного и знатного представителя
страны, с которой Португалия, в значительной мере благодаря стараниям
вашего спутника, пребывает в наилучших отношениях. Скажите мне, - на
секунду он задумался, что именно я должен ему сказать, - что привело вас к
нам?
достойной опытного царедворца, одновременно почтительной и непринужденной
беседой, которую я вел с монархом. Скажу только для вашего успокоения, что
я не был ни неловок, ни излишне развязен. Я рассказал его величеству о
подарке, полученном мною от великодушных родителей, то есть о кругосветном
путешествии, в которое я пустился из Парижа, постоянного моего
местопребывания, и также сказал, что. Лиссабон, его несравненная столица,
является первой станцией на моем пути.
votre capitale qui est vraiment digne d'etre la residence d'un grand
souverain comme Votre Majeste [Очень нравится, государь! Я захвачен
красотою вашей столицы, поистине достойной быть резиденцией такого
великого государя (франц.)]. Я намеревался пробыть здесь всего несколько
дней, но быстро понял всю несостоятельность подобного намерения и поспешил
изменить свои планы, чтобы иметь возможность хоть несколько недель пробыть
в городе, из которого вообще немыслимо уехать по доброй воле. Какой это
город, государь! Какие авеню, парки, какие бульвары и виды! Личные мои
связи привели к тому, что я прежде всего ознакомился с
естественно-историческим музеем профессора Кукука - великолепнейшей
институцией, ваше величество, для меня лично более всего примечательной
своим океанографическим разделом, где всевозможные экспонаты наглядно
поучают нас тому, что все живое возникло из морской воды. А затем чудеса
ботанического сада, государь, Авенида парк, Кампо гранде, парк Пасею да
Эстрелья с его дивным видом на город и реку... И что удивительного, если
от этого идеального сочетания природы, благословенной небом и образцово
обработанной человеком, увлажняется взор того, кто хоть чуть-чуть - да-да,
хоть на самую малость - вправе мнить себя художником. Я должен признаться,
что - о, конечно, мне далеко до вашего величества, чье мастерство в этом
искусстве общеизвестно, - что в Париже я занимался изящными искусствами -
рисовал и писал маслом в качестве усердного, хотя и не слишком
преуспевшего ученика профессора Эстомпара из Академии изящных искусств. Но
об этом, право же, не стоит распространяться. Говорить надо о том, что в
лице вашего величества мы чтим властелина одной из прекраснейших стран
мира, если не самой прекрасной. Едва ли на свете сыщется панорама лучше
той, что открывается изумленному зрителю с высот королевского замка Цинтра
на изобилующую хлебом, виноградниками и фруктовыми садами Эстремадуру...
"в замке, ни в монастыре Белем, об изящной архитектуре которого я тоже
сказал несколько слов королю. А не удосужился потому, что большую часть
своего времени провожу в клубе, куда меня ввели Кукуки, играя в теннис с
весьма благовоспитанными молодыми людьми. Но все это не существенно! Перед
королем я превозносил впечатления, которых еще не испытал, и его
величество изволил заметить, что моя восприимчивость достойна всяческих
похвал.
способен, или, вернее, которое мне придала необычная ситуация,
превозносить перед монархом Португалию и португальцев. Ведь в страну
приезжаешь, говорил я, не только ради нее самой, но - и это, пожалуй, в
первую очередь - ради людей, из некоей тоски - если можно так выразиться -
по неведомой человечности. Из желания заглянуть в чужие глаза, в чужие
лица... Я знаю, что говорю сбивчиво, но я имею в виду желание порадоваться
иной стати, иным обычаям и нравам. Португалия - a la bonne heure [в добрый
час (франц.)], но португальцы, подданные его королевского величества - вот
на ком сосредоточилось все мое внимание. Коренное кельтско-иберийское
население, к которому мало-помалу примешалась финикийская, карфагенская,
римская и арабская кровь, - какую очаровательную, пленяющую ум и сердце
породу людей создало это смешение: мило горделивую, а иногда и
облагороженную расовым высокомерием, невольно внушающим робость. Быть
властителем народа столь обаятельного, право же, с этим можно только
поздравить ваше величество!
вы с таким дружелюбием отнеслись к Португалии и португальцам. - Я было
подумал, что этими словами он собирается закончить аудиенцию, и приятно
удивился, когда он вдруг сказал: - Но почему мы, собственно, стоим? Cher
ambassadeur [милый посланник (франц.)], давайте все-таки присядем!
поскольку речь шла только о моем представлении, закончить ее в несколько
минут. Если он ее продлил и выразил желание расположиться поудобнее, то вы
смело можете отнести это - я не хвалюсь, а хочу вас порадовать - за счет
моего красноречия, видимо его позабавившего, да и вообще приятности всего
моего tenue [манеры себя держать (франц.)].
с традиционными часами, канделябрами и восточными вазами на верхней доске.
Кабинет короля - превосходно обставленная комната: в ней имеется даже два
книжных шкафа со стеклянными дверцами, а пол покрыт персидским ковром
гигантских размеров. По обе стороны камина в массивных золоченых рамах
висят две картины. На одной из них изображен гористый пейзаж, на другой -
цветущая долина. Господин де Гюйон, указав мне глазами на эти ландшафты,
тут же перевел взгляд на короля, который как раз перешел к резному
столику, чтобы взять с него серебряный ящичек для сигар. Я понял.
отвлекли мое внимание от августейшей особы вашего величества, поневоле
приковав к себе мой взгляд. Позвольте мне рассмотреть их поближе. Да, вот
это живопись! Вот это гений! Я не могу разобрать подписи, но обе картины,
несомненно, сделаны рукой первого художника вашей страны!
Картины написаны мной. Вот эта, налево, - вид на Серра да Эстрелья, там у
меня есть охотничий домик, а в этой, справа, я стремился передать
настроение наших болотистых низменностей, где я частенько стреляю бекасов.
Как видите, мне хотелось воссоздать прелесть полевых гвоздик, покрывающих
наши долины.
мастерством дилетанту остается только краснеть.
пожимая плечами, в то время как я, садясь на место, сделал вид, что с
трудом отрываю глаза от его творений. - Король всегда будет слыть
дилетантом. Каждому тотчас приходит на ум Нерон и его псевдоартистические
претензии.
такого предрассудка. Им следовало бы радоваться воссоединению высшего с
высшим: блага высокого рождения с благоволением муз.
сидел, удобно развалясь, тогда как посланник и я, согласно этикету,
избегали малейшего соприкосновения с выпуклыми спинками наших кресел.
вы воспринимаете мир, людей и произведения искусства, непосредственность и
чудесная наивность, право же, достойная зависти. Она мыслима, пожалуй,
только на одной общественной ступени, то есть именно той, на которой вы
стоите. Уродство и горечь жизни открываются лишь в низах общества и на
самой его верхушке. Они хорошо знакомы простолюдину и главе государства,
непрестанно вдыхающему миазмы политики.