Чтение 64–й страницы книги ~Норвежский лес~

спагетти. Когда-нибудь я хотел бы приготовить его для тебя."
Каждый день я ходил в кино, два или три раза работал в итальянском
ресторане, разговаривал с Ито о книгах или музыке, брал у него почитать
книги Бориса Виана, писал письма, играл с Чайкой, ухаживал за садом,
мастурбировал, вспоминая Наоко, и пересмотрел множество кинофильмов.
Мидори заговорила со мной в середине июня. Целых два месяца мы с Мидори
прожили, не перемолвившись ни словечком.
Когда закончилась лекция, она села рядом со мной и какое-то время сидела
молча, подперев подбородок рукой.
За окном шел дождь. Это был характерный для сезона дождей вертикально
льющий дождь без ветра, и был это сильный ливень, под которым намокало все
без исключения. Когда все другие студенты уже ушли из аудитории, Мидори
все продолжала молча сидеть в той же позе. Потом она достала из кармана
джинсовой куртки сигарету "Мальборо", взяла ее в рот и протянула мне
спички.
Я чиркнул спичкой и поджег сигарету. Мидори округлила губы и медленно
выпустила сигаретный дым мне в лицо.
- Ничего у меня прическа?
- Ужасно здорово.
- Насколько здорово? - опять спросила Мидори.
- Настолько здорово, что деревья во всех лесах в мире повалятся, - сказал
я.
- Честно так думаешь?
- Честно так думаю.
Некоторое время она смотрела на меня, потом наконец протянула мне руку. Я
пожал ее руку. Похоже было, что она от этого почувствовала даже большее
облегчение, чем я. Она стряхнула пепел сигареты на пол и поднялась.
- Пошли пообедаем. Проголодалась я, - сказала Мидори.
- Куда пойдем?
- В ресторан универмага "Такасимая" на Нихонбаси.
- А зачем именно туда ехать?
- Мне туда хочется иногда.
И мы сели на метро и поехали на Нихонбаси. С утра без перерыва лил дождь,
и лишь редкие фигуры людей виднелись внутри универмага. Лишь запах дождя
витал внутри, и работники магазина сидели без дела со скучными лицами.
Мы пошли в столовую под землей, подробно изучили образцы блюд в витрине и
оба решили съесть по обеденному набору в коробках. Время было обеденное,
но в столовой было не слишком людно.
- Давненько я в ресторане при универмаге не обедал, - сказал я, отпивая
чай из белого гладкого стакана, каких больше нигде, кроме универмага, не
увидишь.
- А мне нравится. Вот такое все, - сказала Мидори. - Такое чувство
становится, будто что-то особенное делаешь. Наверное из-за детских
воспоминаний. Меня ведь по универмагам никто никогда не водил.
- А я вроде бы часто ходил. Мама у меня любила по универмагам ходить.
- Повезло.
- Да какое там везение. Я по магазинам ходить не любил.
- Да я не к тому, я в смысле что повезло, что родители тебя любили.
- Так единственный ребенок же, - сказал я.
- А я все думала, вот стану взрослой, пойду одна в ресторан при универмаге
и всяких вкусностей наемся, сколько захочу. Когда маленькая была, -
сказала Мидори. - Да только ерунда это все. Ничего веселого в этом нет,
чтобы одному в таком месте нажраться. И ничего супервкусного тут нет,
места много, народу толпа, чувствуешь себя, как дура, дышать нечем. Но
иногда хочется сюда прийти.
- Мне эти два месяца тоскливо было, - сказал я.
- Об этом я и в письме прочла, - сказала она невыразительным голосом. -
Давай пообедаем сначала. Я сейчас ни о чем больше думать не могу.
Мы съели дочиста обеденные наборы в крашенных деревянных посудинах
полукруглой формы, выпили бульон и попили чай. Мидори закурила. Докурив
сигарету, она встала, не говоря ни слова, и взяла в руки зонт. Я тоже
поднялся следом за ней и взял зонт.
- А теперь куда пойдем? - спросил я.
- Раз пришли в универмаг и пообедали, теперь на крышу, естественно, -
сказала Мидори.
На крыше под дождем никого не было. В лавке товаров для домашних животных
продавца не было, остальные лавки тоже были закрыты.
С зонтами в руках мы прогулялись среди вымокших насквозь карусельных
лошадок, деревянных скамеек и просто между лавками. Для меня было
шокирующей новостью, что в центре Токио может быть настолько брошенное
всеми место без единой души. Мидори сказала, что хочет посмотреть в
подзорную трубу. Я бросил монету и подержал зонтик, пока она смотрела.
В углу на крыше была крытая игровая площадка, где в ряд стояло несколько
детских игровых автоматов. Мы присели на имевшуюся там деревянную подпорку
для ног и стали смотреть, как идет дождь.
- Расскажи что-нибудь, - сказала Мидори. - Тебе же есть, что сказать?
- Я оправдываться не хочу, но я тогда не в себе был и не соображал ничего.
Потому и не мог воспринимать все как следует, - сказал я. - Но когда не
смог с тобой встречаться, осознал. Осознал, что до сих пор как-то держался
благодаря тому, что ты была. Без тебя было так одиноко и тоскливо!
- А ты знаешь, как мне эти два месяца больно было и тоскливо, пока я с
тобой встречаться не могла?
- Чего не знал, того не знал, - пораженно сказал я. - Я так понимал, что
ты из-за меня обиделась и потому со мной встречаться не желаешь.
- Ну почему ты такой дурак? Ну неужели непонятно, что я с тобой
встречаться хочу? Я тебе разве уже не говорила, что ты мне нравишься? Я не
такой человек, которому кто-то легко понравиться или разонравиться может.
Неужели ты и этого не понимаешь?
- Ну оно, конечно, да...
- Конечно, я и обиделась тоже. Так обиделась, что хоть ты тресни. Мы тогда
после такого перерыва встретились, а ты только о другой девчонке думал, а
на меня и не смотрел. Но независимо от этого я ведь думала все время, что
нам, может быть, надо пока врозь побыть. Чтобы поточнее со всем
определиться.
- С чем со всем?
- С нашими с тобой отношениями. Понимаешь, мне с тобой все больше и больше
нравилось вместе быть. Больше, чем с тем парнем. Это же неестественная
ситуация и нехорошая, как ты считаешь? Конечно, он мне нравится. Хоть он и
упрямый, и узколобый, и фашист, но у него хороших черт тоже много, и это
человек, которого я поначалу искренне полюбила. Но ты для меня какой-то
особенный. Мы когда вместе, я чувствую, что мы ужасно друг другу подходим.
Я тебе доверяю, я тебя люблю и упускать тебя не хочу. В общем, я сама
запуталась. И тогда я пошла к нему и откровенно с ним посоветовалась. Как
лучше будет поступить. Он мне сказал с тобой больше не встречаться.
Сказал, что если я собираюсь с тобой встречаться, то чтобы мы расстались.
- И что ты сделала?
- Рассталась с ним совсем.
Сказав это, Мидори взяла в рот сигарету "Мальборо", зажгла спичку,
загородив ее ладонями, и затянулась.
Почему?
- Почему? - закричала Мидори. - У тебя что, с головой не в порядке? Ты же
сослагательные наклонения английские знаешь, в математических
перестановках разбираешься, Маркса можешь читать, почему же ты такие вещи
спрашиваешь? Почему женщину заставляешь о таких вещах говорить? Неужели и
так непонятно, что это потому, что я тебя люблю больше, чем его? Я тоже
хочу кого-нибудь покруче любить. Но я же с этим ничего сделать не могу! Я
же в тебя влюбилась.
Я хотел что-то сказать, но слова не выходили, точно в горле что-то
застряло.
Мидори бросила сигарету в лужу.
- Только ты из-за этого такое лицо трагичное не делай, а то аж грустно
становится. Ты не бойся, я ведь знаю, что ты другую любишь кроме меня. Я
ни на что особое не надеюсь. Но обнять-то ты меня ведь можешь? Мне тоже
эти два месяца тяжело было, честное слово.
Мы обнялись в глубине игровой площадки, держа зонты над собой. Мы крепко
прижались друг к другу и нашли губы друг друга. И ее волосы, и ее
джинсовая куртка пахли дождем. Я подумал, почему женское тело такое нежное
и теплое? Через куртку я отчетливо ощущал своим телом ее груди. Мне
казалось, что последний раз я соприкасался с живым человеком страшно давно.
- Я в тот день, когда с тобой встречалась, вечером с ним встретилась.
Тогда и расстались, - сказала Мидори.
- Я тебя люблю, честное слово, - сказал я. - Всей душой тебя люблю. И
терять тебя опять не хочу. Но сейчас я ничего поделать не могу, ни туда,
ни сюда.
- Из-за той девушки?
Я кивнул.
- Скажи, ты с ней спал?
- Год назад всего один раз.
- И с тех пор не встречались?
- Дважды встречались. Но не переспали, - сказал я.
- А почему? Она тебя не любит?
- Я тебе об этом рассказать ничего не могу, - сказал я. - Слишком все
запутано. целая куча проблем вместе сплелась, да еще и длится это так
долго, что сам уже перестал понимать, что к чему, честное слово. И я, и
она. Все, что я понимаю, что для меня как для человека это своего рода
долг. Я от него отказаться не могу. По крайней мере сейчас я это чувствую
так. Даже если она меня, может, и не любит.
- А во мне живая кровь течет.
Мидори прижалась щекой к моей шее и продолжила.
- И я тебе сейчас в любви признаюсь у тебя в объятиях. Я все сделаю, если