Чтение 64–й страницы книги ~В окопах Сталинграда~

хочется выпить, друзья, за то...- Голос его чуть вздрагивает.- Вот мы с вами
лежим в этой палате... Я, Керженцев, Бояджиев, Ларька, Седых... Разные все
люди. Я вот старик, а Ларька и Седых совсем еще дети... И жили мы как-то,
каждый по-своему... У каждого были свои интересы... Один дома строил, другой
на сцене выступал - глаголом, так сказать, сердца зажигал, третий - не знаю
что там на заводе - напильником работал... А я вот считал... Сорок лет
считал... А по вечерам в шахматы с сыном играл, в театр ходил, двух
инженеров вырастил... Каждый по-своему жил. А вот случилось, и собрались мы
все в этой палате, чужие, незнакомые люди... И дома наши где-то далеко... И
в них, может быть, даже немцы...- Он проводит рукой по лысине.- Отвык пить.
Голова немного кружится... Простите... Но я хочу сказать, что мы вот скоро
месяц как живем в этой палате... И мы никогда не говорили о том, что у нас
там, в самой глубине... На сердце... Мы смеемся, шутим, ворчим, кричим
иногда друг на друга, ругаем часто начальство, всяких там старшин и
интендантов. Но все это где-то сверху, на поверхности... А внутри одно, одно
и то же, одно и то же... Сверлит, сверлит... Одна мысль... только одна...
Прогнать их к черту. Всех до единого... До единого... Правда?

Голос его опять вздрагивает. Он останавливается, обводит всех нас
глазами...

Ларька, раскрыв рот, не сводит с него глаз...

- Нескладно что-то у меня выходит... По-газетному как-то... Но вы
понимаете меня, правда? Так вот... Странный мой тост будет... Обычно
говорят-дай бог нам встретиться следующий раз в этой же компании. А я вот
наоборот... Я хочу выпить за то, чтоб первый Новый год после войны каждый
встречал у себя дома, со своей семьей, со своими друзьями и чтоб... Ну, вот
и все... Давайте выпьем... И чтоб скорей этот год пришел...

Ларька ловко перескакивает на своей единственной ноге через кровать и
крепко, прямо в губы целует Никодима Петровича.

- Мировой старик... Ей-богу, ми-ировой!

Мы чокаемся и выпиваем. Минута молчания. Все жуют... И вдруг над самым
ухом раздается такой знакомый, такой приятный голос:

"...В результате успешного прорыва и наступления наших войск в районе
Сталинграда окружены следующие соединения и части немецких войск: 14, 16 и
24 немецкие танковые дивизии, 71, 76, 79, 94, 108, 113, 295, 297, 305, 371,
384 немецкие и 20 румынская пехотная дивизии, 1 румынский кавалерийский
дивизион и остатки 44, 376, 384..."

- А ну подкрути, подкрути, Седых...

"...Три дивизии Равенна, 3-я дивизия Челлера, 5-я дивизия Кассерия, 2-я
дивизия Сфорцеска, 9-я дивизия Пасуби, 52-я дивизия Торино, 1-я бригада
чернорубашечников..."

- Здорово, черт возьми!

А Левитан свое:

"...А всего по всем трем этапам, за шесть недель, с 19 ноября по 31
декабря освобождено 1589 населенных пунктов, убито 175000 солдат и офицеров
противника, взято в плен 137 650... самолетов 4451... автомашин 15049..."

Ларька прыгает на одной ноге и размахивает костылем:

- Пятнадцать тысяч автомашин! Подумать только... Пятнадцать тысяч...

Опять наливаем. Опять чокаемся. Опять наливаем...

- Вы что, с ума сошли? - В дверях Варя. Взгляд испуганный.

- На, пей...- подскакивает Ларька.- Ты представляешь, что это значит,
Варечка? Пятнадцать тысяч машин... сто тридцать семь тысяч пленных.

- И еще шестьсот пятьдесят,- Никодим Петрович наливает себе еще один
стакан и залпом выпивает.- Пить так пить... Давай поцелуемся, Варечка...

И они целуются - крепко, в обе щеки, по-русски - раз, два, три...