Чтение 64–й страницы книги ~На свободное место~

переваривать начнет. Вот такой он идиот.
- Да-а, опасный человек. Но что же он не поделил с Гвимаром Ивановичем,
как вы полагаете? У них ведь крупная ссора была. Это точно. Но из-за чего?
- Что же вы не понимаете? - саркастически усмехается Шпринц, поправляя
съехавшие на кончик носа очки. - Какой-то колоссальный куш, не иначе. Я
понятия не имею какой, это сам по себе тоже факт. Откуда мне знать? Я в их
дела никогда не совался. И не суюсь. Я свое место знаю. И все! И точка!
- Но разве таким кушем не может быть богатейшая квартира Виктора
Арсентьевича, вернее, его покойного тестя, академика? Да там одних картин
на...
- Нет, нет и нет! Это сам по себе точнейший факт! - решительно мотает
лысой головой Георгий Иванович и тут же снова выставляет перед собой
растопыренные руки. - Но имейте в виду, я ничего не знаю! Решительно, вы
понимаете? Я, повторяю, в их дела не суюсь. У меня на все официальные
документы. Это абсолютный сам по себе факт! И все! И я больше ничего не
знаю! Я, извините, хочу спать спокойно, вот так!
Георгий Иванович, видимо, пришел наконец в себя и подумал о собственной
безопасности. Давно пора. Как легко, однако, он выходит из равновесия и
ударяется в панику. Впрочем, новости на него обрушились, конечно,
ошеломляющие. И он, наверное, на минуту только поставил себя на место
Купрейчика и тем более Гвимара Ивановича и, естественно, пришел в ужас.
Еще бы, есть от чего.
Я сейчас даже не пытаюсь как следует осмыслить всю полученную информацию.
Я спешу добавить к ней кое-что еще, если это, конечно, окажется возможным.
- Вы спрашиваете, кто его убил? - обращаюсь я к Георгию Ивановичу, не
давая ему возможности сосредоточиться на мысли о собственной безопасности.
- Да, да! - нетерпеливо откликается он, подаваясь вперед. - Весьма
интересно.
- Убили ваши.
- Но, господи боже мой, кто наши, какие наши? - его снова охватывает
волнение, почти паника. - С ума можно сойти! Ну говорите же, говорите!
Чего вы замолчали? Ну, ради бога!
- Их имена вам ничего не скажут, - отвечаю я. - Хотя нет! Один из них как
раз работал в этом магазине.
- Красиков! Этот проклятый Лешка, да? - почти обрадованно восклицает
Георгий Иванович. - Верно я говорю или нет?
- Точно. Работал у вас, но не на вас, - усмехаюсь я.
- Это все, так сказать, до меня было. До меня, вы слышите? При Гвимаре еще.
- Не имеет значения. Он и на Гвимара Ивановича тоже не работал.
- А на кого же тогда? - напускает на себя наивность Шпринц.
- Подумайте сами.
- Ну на кого же, господи боже мой? - нетерпеливо восклицает Шпринц.
- А я не знаю, - загадочным тоном отвечаю я.
- Нет, знаете!
- И вы знаете, Георгий Иванович. Это сам по себе факт, - насмешливо говорю
я.
- Я знаю?! - запальчиво переспрашивает он, не замечая моей иронии.
- Да, вы.
- А я только с вами согласился. Ведь это вы сказали, на кого он работает.
На Льва Игнатьевича. Согласен!
- А на кого работает сам Лев Игнатьевич, как по-вашему?
- Ну, это я не знаю. Абсолютно. Уверяю вас.
- Как угодно, Георгий Иванович, - я пожимаю плечами. - Можете не говорить.
Я же вас не заставляю.
Я, однако, убежден, что он знает. Я и то, кажется, начинаю кое о чем
догадываться. Но я и в самом деле не собираюсь заставлять его отвечать.
Оставим это на будущее и пока что не станем уважаемого Георгия Ивановича
особенно прижимать неудобными вопросами. Интересно, а Кольку-Чуму он знает?
- Но Леха действовал не один, - говорю я. - Был и второй.
- Убийца? - содрогаясь, уточняет Георгий Иванович.
- Да.
- Какой ужас, какой ужас, господи боже мой. Бедный Гвимар, - снова
начинает стенать Шпринц. - И кто же он такой, этот второй бандит?
- Ну, этого вы наверняка не знаете.
- Ах, откуда вы знаете, кого я знаю и кого не знаю! - раздраженно машет
рукой Шпринц. - Да я полгорода знаю. Я...
- Фамилия его Совко.
- Совко? - оторопело повторяет Георгий Иванович, снова поправляя
сползающие очки. - Действительно... Такой фамилии не слышал, это сам по
себе факт, конечно. А зовут его как, подонка этого?
- Николай.
- М-да... Понятия не имею.
- Они оба поступили к кому-то в няньки.
- Это еще что такое? - вполне искренне удивляется Шпринц.
Но мне достаточно его удивления, и объяснять я, естественно, ничего не
собираюсь.
- Сам не знаю, - отвечаю я. - Кто-то сказал.
Пожалуй, пора заканчивать этот интересный разговор и прощаться с
малосимпатичным Георгием Ивановичем. Только напоследок сделаю, пожалуй,
одно доброе дело.
Я наклоняюсь к столу и, понизив голос, говорю:
- Теперь вы понимаете, на что способен этот Леха?
- Еще бы не понять, господи боже мой! - восклицает Шпринц.
- Так вот, учтите. Если вдруг Лида пожалуется ему на вас, - доверительно
говорю я, - то и мы, боюсь, вас не убережем. Это я считаю нужным
предупредить. Ну, потом-то мы его, конечно, найдем. Обязательно.
Георгий Иванович заметно бледнеет.
- Спа... спасибо... - заикаясь, говорит он.
А мне, признаться, становится немного не по себе оттого, что я приплел
сюда вдруг Леху, мертвого Леху, и заставил его хотя бы после смерти
сделать что-то полезное для своих близких.
Я поднимаюсь и начинаю прощаться. Шпринц отвечает мне вяло, все еще,
видимо, не в силах прийти в себя от нашей беседы.
За окном совсем уже стемнело. Сейчас около шести, и мне пора спешить. Я
надеваю пальто, киваю Георгию Ивановичу и выхожу из его кабинетика.
Магазин по-прежнему пуст, и по-прежнему дремлет за прилавком продавщица в
черном халате. Когда я прохожу, она поднимает голову, и я ей тоже киваю на
прощанье.
На улице и в самом деле темно, хотя высоко над головой, на длинных
изогнутых мачтах горят яркие лампы и вокруг них серебрится воздушный нимб.
Я иду в сторону набережной, не замечая прохожих, и чувствую, как у меня
медленно разбаливается голова. Слишком уж много впечатлений за один день,
слишком много важных сведений надо удержать в памяти. И сейчас мне
предстоит еще одна встреча, очень важная - встреча с Хромым. Не забыть бы,
ведь у него тоже какие-то счеты с Чумой, что-то между ними произошло. И
случилось это давно и далеко отсюда, в Сибири, то ли в колонии, то ли
потом, когда Хромой отбыл свой второй срок и вернулся в родной город. Да,
скорей всего, потом, когда вернулся. Из-за этого Хромой и вынужден был в
конце концов уехать из Новосибирска, убежать оттуда. Что же там произошло
между ними, интересно знать? Какую роль тут сыграл Чума, какую подлую и
гнусную роль? Надо в удобный момент расспросить Сергея, не забыть
расспросить. Возможно, сам он этого разговора не начнет. А мне необходимо
знать. Все необходимо знать, что касается Чумы. Ведь с ним еще предстоит
немало повозиться. Очень опасен этот человек. Когда-нибудь он снова выйдет
на свободу. Каким он выйдет, таким же опасным? Что надо сделать, чтобы
таким он не вышел?
Размышляя, я сворачиваю на одну улицу, потом на другую, миную небольшую
красивую площадь с умолкшим на зиму фонтаном и вскоре выхожу к набережной.
Только здесь я прихожу немного в себя, стихает головная боль.
Я останавливаюсь у каменного парапета и с наслаждением вдыхаю соленый,
терпкий воздух и подставляю брызгам лицо. Внизу уже привычно грохочут и
бьются о камень невидимые волны, летит водяная пыль, я невольно слизываю
ее с губ. И постепенно просто физически чувствую, как уходит усталость. Я
совсем один на пустынной, темной набережной.
Внезапно до меня доносятся далекие голоса, они постепенно приближаются, я
начинаю различать отдельные возгласы, разудалые, пьяные, похабные. Да,
какая-то хулиганская компания приближается к тому месту, где я стою. Там,
где идут сейчас они, набережная хоть и неярко, все же освещена редкими
фонарями, но здесь она почему-то погружена в полную темноту. И потому меня
не видно, а компанию эту мне постепенно удается разглядеть. Они идут в ту
же сторону, куда надо и мне, идут по мостовой, занимая всю ее ширину,
пьяно, азартно горланят, стараясь перекричать друг друга, кто-то
приплясывает, кто-то пытается запеть. Опасная компания, встреча с ней
одинокого прохожего, а особенно женщины, может кончиться трагически.
Набережная длинная, и такая встреча может произойти в любой момент.
Все яснее вырисовываются фигуры идущих парней. Компания приближается. Меня
им по-прежнему не видно. А я неожиданно замечаю среди них длинного, на
голову выше остальных, парня. Неужели тот самый Славка? Это он восхищался
Чумой, он плакал, когда уходила Лида... Конечно же это он.
И неожиданно, еще не отдавая себе отчета в том, что делаю, я решительно
выхожу на середину мостовой и иду навстречу этой пьяной компания. Я только
чувствую, что ее нельзя пустить дальше, нельзя, что-то может случиться
ужасное, что-то непременно случится. А на моей стороне сейчас внезапность,
важнейшая слагаемая успеха в любом рискованном деле такого рода. Но я все
еще не могу решить, как ею воспользоваться, как себя сейчас повести.
Впрочем, я по опыту уже знаю, все станет ясно, когда я увижу лица этих
ребят, когда угадаю их настроение, их намерения. Именно так чаще всего и
бывает в нашей непростой работе. А пока меня ведет одна интуиция и
ощущение острой опасности, которую я должен предотвратить. Я еще не знаю,
только чувствую, что что-то надо сделать, но как это сделать, станет ясно