Чтение 64–й страницы книги ~Несущий Свет~

- Все плохое позади, Степан. Не спеши - все поймешь. Но главное знай:
ты сделал то, что обещал. Ты просил награды?

Степе стало стыдно.

- Вы... это... извините. Сболтнул лишнее. Дверь эту светящуюся
увидел...

- Теперь ты знаешь, что за нею?

Степа кивнул. Да, теперь он знал...

- Ты хотел вернуться. Тебе обещано - а такие обещания не даются
попусту. Ты вернешься - но не туда, откуда пришел. Ты должен понять: под
нашим небом такие законы неизменны. Но есть другие небеса... Твой путь не
окончен, Степан. Дам один совет: то, что станет теперь твоим, береги, но
не бойся отдать, когда придет день...

Это было уже совсем непонятно. "Другие небеса" - может, Америка,
может, и чего подале. А вот "то, что станет твоим"...

- Ты поймешь, - губы незнакомца вновь улыбнулись, но глаза
по-прежнему смотрели строго и серьезно. - А сейчас пора. Мы выполнили то,
что обещали: ты - свое, а я - свое...

- Постойте, - Степа вскочил, почувствовав, что все вокруг: пещера,
пылающий костер, его странный собеседник, - начинает медленно расплываться
перед глазами. - Мне бы это... Поговорить...

- Не торопись... - Мы поговорим. Но ты должен прийти ко мне сам.
Понял меня, Степан? Ты сам придешь ко мне...

- Я? - он еще успел удивиться, прежде чем наступила тишина...

12. ДОЛГ

Арцеулов прибыл к Большому театру ровно в полдень. Теперь Ростислав
ничем не походил на щеголеватого командира РККА. Красные нашивки спороты,
исчез дорогой кожаный ремень, вместо фуражки голову украшала старая
потрепанная шапка. В кармане лежала справка, удостоверяющая, что "податель
сего" не беглый врангелевец, а демобилизованный красноармеец Южного
фронта.

Полчаса прошло. Косухина не было, и оставаться на этом оживленном
пятачке становилось опасно. Ростислав заставил себя верить в лучшее.
Оставалось завтра, а потом Арцеулов решил рискнуть и зайти к Лунину.
Арцеулов даже подумывал нанести визит в Главную Крепость. Ведь проник же
он в Шекар-Гомп, чтобы выручить излишне смелого краснопузого...

На следующее утро он уже собирался подцепиться к переполненному
трамваю, чтобы ехать в центр, но что-то остановило. Внимание привлек
газетчик: оборванный мальчишка выкрикивал какие-то нелепости о
белогвардейских злодействах. Ростислав развернул "Правду" и понял: ехать
незачем да и некуда...

На фотографии, обведенной жирной черной рамкой, красный командир
Косухин выглядел странно серьезным, даже суровым. Таким Арцеулов не видел
его даже после Тибета...

Ростислав быстро пробежал глазами неровные полуслепые строчки.
"Зверски убит белогвардейской бандой... легендарного 256-го полка...
дважды орденоносец... кандидат в члены ЦК РКП(б)"... "Правда" призывала к
скорби и отмщению. Трудящиеся Страны Советов обязывались сторицей
отплатить врагу за кровь молодого героя революции.

Ниже была статья. Ростислав взглянул на подпись и скривился: внизу
стояла паскудная фамилия Троцкого. Лев Революции назвал свой опус:
"Прощай, товарищ Косухин". Из статьи можно было узнать, что член РКП(б) с
сентября 1917 года, участник октябрьских боев в Столице, один из первых
командиров молодой Рабочей и Крестьянской Степан Иванович Косухин честно
выполнял свой партийный долг всюду, куда направляла его революция. Ясное
дело, враги пытались отомстить - и добились своего. На этот раз убийцы
были названы. Ими оказались "окопавшиеся в Столице" озверелые недобитки из
колчаковских банд во главе с неким офицером, "прославившимся
нечеловеческими зверствами на окровавленных просторах Сибири". Дальше
читать Ростислав не стал. Все ясно - и то, куда Степа ушел, и к кому
попал, и что было потом.

Что ж, лопоухий веснушчатый Степа выполнил свой долг до конца. Ему,
Арцеулову, остается уползти за кордон и зализывать раны. Потом можно будет
заняться "Мономахом", таинственными табличками с древними письменами, -
занятие как раз для списанного за болезнью и полной ненадобностью
офицера...

Мелькнула и тут же погасла нелепая мысль: зайти на Лубянку и
разрядить револьвер в первых же встречных мерзавцев. Нет, такого подарка
он им не сделает. Ему досталась другая судьба. Он будет искать - и найдет.
Он узнает все: и то, что случилось со страной, и то, как погибли братья
Косухины. Эмоции не требовались - надо действовать...

Арцеулов решил ехать прямо на вокзал, но не удержался и вновь
развернул проклятую большевистскую газету. Под статьей мерзавца Бронштейна
он заметил то, что пропустил раньше. Похороны товарища Косухина должны
состояться завтра, в час дня, на кладбище бывшего Донского монастыря...

Ехать туда нельзя, просто безумие. Его ищут - и, конечно, на Донском
кладбище офицера, "прославившегося нечеловеческими зверствами", будут
высматривать особо внимательно. Ростислав Арцеулов нужен этой банде - и
как слишком много видевший свидетель, и как идеальный враг, на которого
можно списать все: и Берга, и Степу, и деяния 305-го полка в той же
Сибири...

Итак, эмоции надо забыть. Степана опустят в холодную апрельскую землю
эти упыри под свои людоедские гимны, а он, Славик Арцеулов, поспешит
подальше, радуясь, что уцелел. Ехать нельзя: они ведь и ждут от него
подобного. Агасфер и его нелюди прекрасно знают все слабости ненавидимых
ими русских интеллигентов! Он закажет панихиду в ближайшей церкви по
убиенному Рабу Божьему Степану, но на Донском Ростиславу делать нечего.
Это попросту ловушка...

Возвращаться к Говорухе, где Арцеулов ночевал, было опасно.
Оставалось кружить по Столице, пересаживаясь из трамвая в трамвай. Дважды
он приезжал на вокзал, но каждый раз уезжал оттуда, ругая себя за
расшатанные нервы и ненужную, неуместную чувствительность. Ведь Степа едва
ли обрадовался бы, узнав, что белого гада Славку Арцеулова арестовали
прямо у его гроба. Ростиславу казалось, что он слышит голос Косухина:
"Спятил, чердынь-калуга? Мотай отсюда, интеллигент! Ты ж единственный
остался, кто все знает!"

Ростислав переночевал на Петроградском вокзале, затерявшись в
огромной толпе демобилизованных. Оставалось дождаться поезда на Псков.
Билет - точнее специальное разрешение, его заменяющее - он как солдат
героической РККА уже получил. Поезд уходил в десять утра. Надо собраться с
силами и ехать. Ничего уже не изменишь. Разве что к худшему - если он,
Ростислав Арцеулов, попадет прямо в лапы Светоносного...

На кладбище Арцеулов приехал без четверти час. Через старые
монастырские ворота уже тянулась вереница военных и штатских. У тротуара
стояло несколько черных авто: то ли подъехало большое начальство, то ли
кладбище навестило ВЧК.

К могиле подойти не удалось. Там суетилась охрана, какие-то важные
персоны в кожаных пальто стояли в почетном карауле, то и дело сквозь толпу
пробирались юркие распорядители. Можно было лишь стоять в стороне и молча
наблюдать за сонмищем. Играл оркестр. Апрельское небо хмурилось, начинал
накрапывать мелкий дождь.

Митинг никак не начинался. Наконец охрана проложила коридор сквозь
молчаливую толпу, и к могиле быстро прошел Троцкий. Блеснули тяжелые
стекла очков. Лев Революции поднял к небу холеную белую руку и начал речь.

Арцеулов не слушал. Его не интересовали ораторские пассажи Лейбы
Бронштейна и тех, кто сменял его на невысокой, обтянутой красным ситцем
трибуне. Ростислав просто стоял и смотрел. Гроб был заколочен, и ему
подумалось, что эти упыри могут разыграть комедию, а с самим Степой
поступить еще страшнее, чем кажется. Ростислав пытался вспомнить лицо
Косухина - живого, - но перед глазами плавало какое-то темное пятно...

На трибуне сменился очередной оратор - Арцеулов узнал знакомое по
фотографиям самодовольное лицо Луначарского, как вдруг почувствовал чей-то
взгляд. Он обернулся: комиссар Лунин стоял в десятке шагов от него,
стриженная голова склонилась на бок, холодные голубые глаза внимательно
смотрели на Ростислава. Арцеулов кивнул, Николай не отреагировал, затем
медленно покачал головой - слева направо. Понятно без слов: подходить к
молодому комиссару нельзя. Лунин вновь качнул головой, его взгляд
скользнул куда-то в сторону. Ростислав взглянул туда - и вздрогнул.
Краснолицый Венцлав стоял в окружении нескольких крепких молодцов в
одинаковых серых шинелях. Командир Бессмертных Красных героев повернул
голову, и глаза их встретились. Венцлав чуть улыбнулся и кивнул. Арцеулов
быстро огляделся: серые шинели были всюду. Как-то незаметно они окружили
толпу.

Попался! Он был прав: его ждали! Рука сжала рукоять револьвера - нет,
живым он им не дастся! Пусть только сунутся - как сказал бы Степан,
"чердынь-калуга"!

И тут Ростислав представил себе поганый большевистский листок. Завтра
же там будет жуткий рассказ о садисте-офицере, который осмелился явиться
на похороны убитого им красного героя, чтобы устроить покушение на вождей
революции! Все как по-писанному! Доказывать поздно - достаточно одного
выстрела, даже если этот выстрел направлен в собственное сердце. Он
навсегда останется убийцей Степана. Несущий Свет разыграет великолепный
спектакль: он, похоже, мастер на подобные забавы...