Чтение 64–й страницы книги ~Преемник~

ледяной горы, куда долго взбирался, обламывая ногти...

- А теперь еще, - потребовала она шепотом.

- Про кого? - спросила я с готовностью.

- Про моего брата, - она смотрела на меня внимательно и печально. -
Как он бьется... со злыми.

Сделалось тихо. Перекресток на большой дороге и затихающий вдали стук
копыт...

- Нет ничего проще, - улыбнулась я после паузы. - Злых, конечно,
собралось видимо-невидимо, но наш Луар всех одолеет... - в руках у меня
снова оказался деревянный солдат. - Вот идет Луар по дороге, идет-идет...
а навстречу ему...

- Ты что, его невеста? - спросила Алана с отвращением. - Ты женишься
на нем, да?

Из щели за печкой настороженно показались тараканьи усы.

- Женщины выходят замуж, - поправила я машинально. - Женятся мужчины.

- Все равно, - Алана покривила губы.

Мы помолчали. Я не знала, что делать и что говорить; деревянный
солдат в моих руках казался неуклюжим и бесполезным.

- Так что дальше? - требовательно прищурилась Алана.

- Идет-идет, - сказала я глухо, - а навстречу ему... волшебник.

- Злой? - тут же предположила Алана.

- Злой, - я устало кивнула. - Добрых волшебников и на свете-то не
осталось... Превращу-ку, говорит волшебник, тебя, Луар, в чудище...
Снаружи как человек, а внутри - как Черный Мор, безжалостный и
беспощадный... И забудешь ты, Луар, родных своих и друзей... И они от тебя
отрекутся. И пройдешь по земле, как железная метелка...

- А Луар его - мечом? - перебила меня Алана.

- Нет... Волшебник-то еще не договорил. Вот, говорит он, что сделаю я
с тобой, и никто никогда не полюбит тебя... И ты никого не полюбишь...
Потому что чары мои тверже стали...

- А Луар его - мечом? - тянула свое кровожадная девчонка.

- Еще нет. Вот... Чары мои тверже стали. А расколдовать тебя
невозможно... Потому что люди слабые. Люди не умеют как следует любить и
как следует ненавидеть - зато они умеют забывать... Навсегда. И люди
забудут тебя, Луар...

Алана фыркнула:

- Дурак! Луар его как мечом стукнет...

- Да, - вздохнула я. - Вот тут-то он его... Мечом. Тот и пикнуть не
успел...

- А Луар?

- Лег спать, - я уложила деревянного солдата поперек стола. - Он
устал. Я тоже. А ты?

Алана прислушалась к своим ощущениям.

- И я, - сказала она неуверенно.

- Тогда пойдем, - я поднялась, протянула ей руку - и тут же,
проследив за ее взглядом, резко обернулась.

Поздно. Тень изможденной женщины отшатнулась и исчезла.

Перед выступлением Эгерт собрал свой отряд, намереваясь произнести
короткое слово.

Он хотел подбодрить своих бойцов накануне трудного и опасного похода
- однако при виде угрюмых либо равнодушных лиц вдруг озлился, и речь его
обрела совсем иное направление.

И в лучшие времена полковник Солль горазд был насмешничать; теперь он
просто брызгал ядом, хлестал подчиненных едкими и жестокими упреками,
язвил и издевался - и в конце концов горько пожалел, что не погиб во время
Осады вместе с последними достойными воинами городского гарнизона... Ибо
счастье им, так и не дожившим до великого позора, а потомки их, те, кто
носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод...

Тут полковник, осененный новой мыслью, пообещал обратиться к
городскому начальству с инициативой - оскопить наиболее трусливых и глупых
стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного
поведения, традиционно прикрепленных к гарнизону и потому ставших
свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники
потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на начальника - ибо
друг на друга они смотреть и вовсе избегали.

Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел свое покрытое красными
пятнами воинство и приказал выступать.

Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход;
закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед
за отрядом... а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по воде,
вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведения
Сове...

Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым
медведем - то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого
выхода - взять или погибнуть, причем второе лучше, мертвый Солль вряд ли
сможет вернуться в город и арестовать собственного сына... То есть того,
кто считался таковым без малого двадцать лет.

Ни с того ни с сего он пришпорил лошадь; бойцы его, ругаясь сквозь
зубы, поспешили следом. Сквозь редкие тучи пробилось наконец солнце,
осветив расстеленную перед полковником цветную тактическую карту: рощу
вдалеке, перекресток дорог да отдаленное селение. Даже не закрывая глаз,
Эгерт видел теперь и сокрытое горизонтом - зеленый шелк с вышитыми на нем
перелесками и полями, деревнями и хуторами, рекой и ручьем, стенами
глухого леса - разбойничьего угодья...

Эгерту снова показалось, что он раздвоился. Что вот он идет на
смертельную охоту - и он же мрачно затаился, собирает вести, поджидает
охотника...

Эгерт хрипло крикнул и снова дал шпоры. Те, что ехали за его спиной,
проклинали всех на свете сумасшедших полковников.

Сова, как выяснилось вскоре, и не думал таиться. Во всем мире он знал
одного лишь охотника - себя; к полудню второго дня пути Эгертовы воины
почуяли запах дыма.

Так не пахнут костры, и не такой дым поднимается над печными трубами;
угрюмый Соллев отряд безошибочно нашел дорогу к пожарищу, ставшему к тому
времени пепелищем.

Хутор на развилке дорог - всего несколько домов и обширное хозяйство;
под копытами лошадей металась с лаем обезумевшая собака. Куры как ни в чем
не бывало искали пропитание на истоптанном огороде, бродил растерянный
теленок с обрывком веревки на шее, большой хлев был пуст, и ветер теребил
клочки грязной соломы посреди пустого двора.

Дом сгорел наполовину; огонь почему-то пощадил его и не уничтожил
дотла. Труп хозяина, висящий на дереве перед окном, пострадал куда больше
- Эгерт глянул и тут же отвел глаза.

Люди - всего несколько десятков - стояли, сбившись в плотную
молчаливую толпу. Их дома и их жизни остались в целости; глядя на
обезображенный огнем труп, они смирились с потерей денег и скота, муки,
запасов и прочего своего достояния, и только средних лет женщина билась о
дорогу над телом девушки лет шестнадцати - щуплой девчонки с широко
раскрытыми мертвыми глазами и бурыми пятнами крови на рваной юбке...

Отряд Солля остановился, сбившись, в свою очередь, в бряцающую
железом стаю; хуторяне молчали, глядели исподлобья, решая, чего ждать еще
и от этих - новой беды?

Рыдания женщины на дороге на минуту стихли - и слышно стало, как в
траве надрываются, стрекоча, разомлевшие кузнечики.

Женщина на дороге подняла лицо; в какой-то момент Эгерту
померещилось, что глаза их встретились - но то был самообман, женщина не
видела никого и ничего, и Солль с его вооруженным до зубов отрядом был для
нее так же безразличен, как эти кузнечики...

Хуторяне смотрели. На стражников, на женщину, на кидающуюся под
копыта собаку и на черный обезображенный труп.

Тогда полковник Эгерт Солль вскинул над головой руку, повернул коня и
поскакал, увлекая по горячему следу свой онемевший отряд.

Ночь положила конец преследованию.

Сова - а Эгерт скоро уверился, что сидит на хвосте у самого Совы -
неприкрыто издевался. Разбойники уходили врассыпную - уведенный с хутора
скот непостижимым образом потерялся среди больших и малых поселений,
жители который клялись чем угодно, что никаких разбойников не видели ни
разу в жизни. Озверевший Эгерт закатил оплеуху здоровенному парню, который
явно лгал, бегая глазами - парень охнул, облился кровью и жалобно
запричитал о доле земледельца, землепашца, которого всяк норовит
обидеть...

Под вечер отряд вошел-таки в лес - но сгустившаяся темнота скрыла
даже те скудные разбойничьи следы, которые удавалось высмотреть Соллевым
разведчикам. Полковник сжал зубы и скомандовал привал.

В затухающем костре подергивались черные угольки прогоревших веток;
Эгерт смотрел, как чья-то рука в задумчивости ворошит угли тонкой палкой с
горячей искрой на конце. Ему вдруг ясно представилось, что это Луар сидит
рядом с ним у огня - тот любил в свое время и ночные костры, и такие вот
прутики с угольком, и красные узоры, на мгновение зависающие в темном
воздухе...

Эгерт поднял голову. Молодой стражник поймал его взгляд, смутился и