рядом большая река, и в случае нападения врагов дело наше безнадежно.
Несмотря на самые тщательные расспросы, ничего сверх того, что он говорил
Берестину, мы не узнали. И это тоже говорит о его ограниченности. Впрочем,
это может быть следствием их общественного устройства, в котором ни я, ни
Лариса, специалисты по истории и социологии, ничего толком не поняли.
Словарного запаса у нас мало для серьезных бесед, отсюда и недоумения.
его власти не та, что, допустим, у российских императоров - чем-то и
как-то она ограничена.
королями эпохи абсолютизма и японским "тенио" времен сегунов. Есть у них
еще советы старейшин внутри каст и советы представителей каст, и власть их
тоже велика, а также имеются отдельные военные органы руководства, вроде
бы независимые от светской власти. И император у них не из высшей касты,
как я понял, и сне тоже осложняет ему жизнь. И почти нет писаных законов,
одни адаты, и система прецедентов, как в английском праве, и абсолютно
непонятная экономика.. Мрак. Да еще полное отсутствие того, что мы
привыкли называть религией.
наконец отправимся туда и на месте во всем разберемся. (Дай бог нашему
теляти...)
получится. Начало - нечто напоминающее "Юунжлосскванги..." В переводе:
разумные и достойные обитатели восточных и северных цветущих земель. И не
менее.
один раз, Наверное, придется в дальнейшем называть все, что можно,
переводами или по аналогии, не будешь же каждый раз выдавливать из себя по
полсотни жутко звучащих слогов. Здесь мы повторим ранний период земной
географии. Кстати, вопрос - мы что, умнее предков или к языкам способнее?
Запросто сейчас употребляем правильные названия, хоть Уагадугу
какое-нибудь, хоть Йокнапатофа. А деды вместо Ораниенбаум - Рамбов
говорили, вместо Хаапсалу - Гапсаль, и ничего. Или они просто ленивее нас
были? Но я отвлекся.
пришли после кораблекрушения. Потерянные какие-то, безразличные. Понять-то
я их понимаю. От белых отбился, к красным не пристал. Ситуация известная.
Из-за забот наших и внимания им достается гораздо меньше, чем надо бы.
Обидно, конечно. Вроде бы я попал назад лет на четыреста, а вокруг все
только и спорят, что о земщине и опричнине, а на мои неприятности - воль
внимания.
их тоже задевает) и всеми силами адаптируется в нашем круге. Конечно, и
характер у нее гибче, и желание есть прижиться в ХХ веке, и влияние Ларисы
чувствуется (не всегда благотворное). Корнеев к этому спокойнее относится,
а Герард психует. Считает ее предательницей, а может, просто ревнует.
Женщины, они во все времена легко приспосабливались, и даже гордые
римлянки вполне уживались с варварами, если приходилось. Ну, хватит об
этом.
дебаты вызвал отбор кандидатов. Хотели, конечно, все. Что невозможно в
принципе.
гостей и при первой возможности отправить их на Землю к Воронцову. Заодно
Корнеев (кибернетик) попытается помочь Олегу на базе самых современных
представлений ХХIII века понять, что же он такое открыл. А вдруг удастся
помочь ребятам вернуться домой? Ну а мы трое, значит, едем. Маловато, но
где больше взять? Я был не прочь, чтобы лихой вояка Воронцов был с нами,
но... Ежели что, так троим, четверым - одинаково ничего не сделать.
скопировал с самой распоследней экспортной модели. Пушка солидная и вид
симпатичный. Аборигенам должен понравиться. Будем надеяться, что если
придется с "ракообразными" встретиться, то их коробки пробьет. Не хотелось
бы, честно говоря. С кем ни познакомимся, сразу стрельба... Правда, каждый
раз они начинают первыми, а мы вроде защищаемся, что слегка успокаивает
совесть.
логично вывел, что в том обществе мы должны представительствовать в
качестве членов высших каст нашего мира. Иначе ничего не достигнем. Он
прав. И для торжественных случаев изобрел нам потрясающие туалеты. У
квангов форма - это все. Хуже, чем в древнем Китае. Имеется, кажется,
более двух тысяч высочайше утвержденных типов одежды.
эскизам построить у Кардена одежонку. Якобы для киносъемок. Расплатились
долларами без запроса. И теперь я, например, должен изображать из себя
члена клана мудрецов и поэтов (приятно, конечно). Есть у них там и такая
официально признанная категория. А Берестин, напротив, из касты
полководцев.
маленько - и вперед. Сашка сейчас сидит за рычагами, а я дописываю вот
это, положив блокнот на колено. Мороз - примерно десять по Цельсию, яркое
солнце, легкий ветер, в воздухе сверкают снежные искры. И что там нас ждет
впереди?
бочками с горючим и ящиками с бое- и прочими припасами, двигалась
достаточно быстро. Хотя и медленнее, чем прошел по этому пути Берестин.
кому сменить товарища за рычагами, и если поломается что вдруг - не
страшно. А особенно хорошо вечерами, когда машины прикрывают бивуак от
лесных опасностей своими бортами, на площадке пылает костер, жарится мясо,
звучит музыка...
спросил его:
себе.
не подобает, вот наши слова. Мне с вами находиться не подобает, у нас
слишком разное положение. С людьми вашего ранга я должен стоять в стороне,
опустив глаза. Так. Но мне с вами хорошо, потому что я узнал много нового,
что будет полезно в войне. Это подобает, потому что способствует
выполнению долга. А ночи у огня нам приходится проводить часто. Служба.
Мой отряд стоит далеко от городов. По этому под крышей нам нравится
больше.
он благодарен нам за помощь и гуманное отношение. И еще - как ему
понравился наш общественный строй, и что теперь он у себя тоже непременно
будет строить социализм..."
Это слово, конечно, употреблялось в условном смысле. Может быть,
правильнее было бы сказать не каста, а орден.
"самым почтенным устанавливающим порядок".
заинтересовался Новиков.
способностей и усердия? Это смешно, - ответил Сехмет.
имел.
мы все с гуманоидами сталкиваемся. И заметьте: даже убедившись, что
гуманоидные братья далеко не гуманисты, заранее считаем, что
"ракообразные" для нас враги. Танк вон для них приготовили. А может, все
наоборот?
хорошие, белые плохие. В Америке тоже белые плохие, хорошие - черные. Я
лично до сих пор подсознательно удивляюсь, что черные тоже плохими
бывают... - сказал Берестин.
было. Крушение колониализма, пробуждающаяся Африка, наш друг Поль
Робсон... - А потом эти ребята как начали друг друга к стенкам ставить, -
поддержал тему Шульгин.
земном. Потом Новиков взялся за гитару и, как всегда, извлек неизвестно из
каких закоулков памяти эмигрантскую, рвущую сердце:
Посняков Андрей
Акунин Борис
Маркелов Олег
Андреев Николай
Куликов Роман
Суворов Виктор