естественно, что Леонтиад был женат. Тебесилла стала его супругой, когда
ей было всего четырнадцать. Молодость обычно привлекает хотя бы уже тем,
что невинна. Но это очарование проходит в считанные дни, как только
женщина теряет непосредственность и стыдливость, столь красившие ее
прежде. А тем более, когда она рожает ребенка и начинает посматривать на
мужа взглядом извозчика на раз и навсегда приобретенную лошадь. Взгляд
этот бывает у каждой жены; на первых порах это приятно, но затем начинает
раздражать. И тогда мужчине хочется убежать из дома и упасть в объятия
женщины, которая может быть и робкой, и пылкой, и нежной, и грубой, но
естественной, а главное - не смеет предъявлять на него никаких прав.
после рождения сына. Влиятельному и богатому беотарху было нетрудно найти
женщину. Конечно, фиванские гетеры не шли ни в какое сравнение с
афинянками или эвбиянками, но их общество было куда приятнее, чем ночь,
проведенная с Тебесиллой. А кроме того в его распоряжении были не менее
сотни молодых рабынь, любую из которых он мог сделать своей наложницей.
гетер. Она досталась беотарху совершенно случайно. Как и подобает
истинному аристократу Леонтиад не покупал рабов на рынке. Предпочтительнее
иметь дело с рабами, рожденными в твоем доме, рабами в четвертом
поколении, которые не помышляют ни о сопротивлении, ни о бегстве, и
счастливы, когда хозяин удостоит их благосклонного взгляда. Эти рабы
никогда не знали свободы, а значит не тоскуют по ней. Поэтому у Леонтиада
работали лишь потомки тех, кто были рабами еще у прадеда беотарха.
хозяину хитон оказался сшит из недостаточно тонкой ткани. Изругав
помощника, Леонтиад лично отправился на рынок, решив заодно посмотреть
оружие и благовония. Он уже купил все что хотел и собирался возвращаться,
как вдруг его внимание привлек визгливый голос аукциониста, выкрикивавшего
необычно высокие цены.
серебряная монета в Древней Греции; вес 4,36 грамма]
работник. Леонтиад решил, что следует взглянуть на раба, за которого
предлагают такую цену. Уж не сам ли Эзоп вернулся из Тартара, чтоб быть
проданным на невольничьем рынке в Фивах?
рабы. Продавалась женщина. Аристократ поморщился и хотел было уйти, но в
этот момент цена подскочила до восьмисот драхм. Беотарх заинтересовался
всерьез. Он протолкался поближе и принялся рассматривать рабыню.
Леонтиадом. Иноземка родом, она привлекала своеобразной диковатой
красотой. Чуть широкие скулы, зеленоватые глаза, мягко очерченный рот.
Идеальные пропорции фигуры были столь очевидны, что аукционист даже не
стал срывать с нее ветхую, порванную во многих местах тунику.
она вдруг остановила свой взгляд на нем. В ее глазах были страх и
беззащитность и еще столь редкая у женщин гордость. Леонтиад понял, что
она легко покраснеет от нескромного взгляда, но найдет в себе силы
умереть, если назначенная судьба покажется ей ненавистной. Это было
восхитительно!
рода Архиев, про которого беотарх точно знал, что он увлекался мальчиками.
сдаваться.
шесть великолепных, обученных ремеслу рабов. Любители женских прелестей,
заворчав, сдались.
толпу. - Желающих нет? Тогда...
сказал Леонтиад.
состоятельных купцов. Но даже и рискни они перебить ее, им все равно было
не под силу тягаться с первым богачом Беотии, который ради удовлетворения
своей прихоти мог назвать и вдесятеро большую цифру. Толстяк Архий
отступился, как и прочие.
Леонтиад тем временем рассматривал свою покупку. Вблизи девушка казалась
еще более привлекательной и беотарх подумал, что она не наскучит ему по
крайней мере месяц. Он ошибся. Он не мог насытиться ею уже третий год.
он даже не решился взять ее. Девушка дрожала всем телом и Леонтиад вдруг
пожалел ее и сам себе удивляясь ушел из опочивальни. Наутро он приказал
Елене собираться. Они поехали в горы и остановились в домике, где жили
рабы, пасшие овец. Очутившись на приволье, Елена осмелела, а ее красота
расцвела еще пуще.
что ее дом прежде был на севере - там, где начинаются земли гипербореев.
ночи повторялись многократной приносили не меньше наслажденья, но первую
он помнил всегда. Это было какое-то любовное безумство, наполненное
нежностью и страстью. Такого, верно, не испытывали и боги.
что случись ему вновь совершать подобную покупку, он не задумываясь отдал
бы за нее половину своего состояния.
занят переговорами с царскими посланниками. Но теперь, когда мидяне уже
скакали к своему кораблю, он решил отправиться в покои возлюбленной. Ссора
с гостями завела его, а выпитое вино ударило в голову и беотарх с холодным
любопытством прислушивался как в нем вскипает поднимающаяся из глубин души
злоба.
проснулась. Чуть припухлое от сна лицо поднялось над подушкой. Тусклый
свет одиноко стоявшей у изголовья свечи положил крохотные шрамы теней под
скулы.
навалился сверху. Сегодня он не был склонен предаваться нежностям. Ему
хотелось убивать и насиловать. И он убивал и насиловал. Должно быть она
почувствовала его настроение и не сопротивлялась, но когда он оставил ее,
в уголках зеленых глаз застыли слезы. Увидев их, Леонтиад мгновенно
пожалел о том, что сделал. Но какая-то часть его кричала: мужчине нужно
насилие, он время от времени должен ощущать как трепещет жертва.
отомстить похрапывающему рядом мужчине. Ведь она была родом из племени
кельтов, а кельты не прощают обид.
Его звали Артодем и он был сын гоплита Гохема. Кэтоника была единственной
дочерью соседа, так же гоплита Асанта. Ему - девятнадцать, она - годом
моложе. Оба прямоносы, кучерявы, стройны и по-юношески влюбчивы.
источников, прудов и озер]. Нимфы в эту ночь не появлялись, но зато не
переставая пел соловей.
свежести.
сотый раз впился поцелуем в мягкие губы девушки.
сам сказал, что время возвращаться.
затем пройти через небольшую рощицу и спуститься в овраг. Сразу за оврагом
начиналась дорога, связывавшая Фивы с восточным побережьем.
куст, едва не наступила на один из них. Она завизжала и Артодем тут же
поспешил на помощь.
- под его головой расплылась большая лужа крови. Артодем сразу подумал,
что убийца перерезал своей жертве горло. Перевернув тело на спину, он смог
убедиться в правильности своего предположения - от уха до уха тянулась
огромная рана, обнажавшая внутренние ткани шеи. Судя по одежде, убитый был
человеком богатым. Это подтверждали и следы от колец, оставшиеся на его