Чтение 64–й страницы книги ~Транквилиум~

- Обучил его, шельму, шахматной игре, - засмеялся Алик. - Теперь за
уши не оттащишь. Меня обыгрывает без ладьи. Будь добр, если вдруг снова
окажешься там, - Алик понятным жестом показал через плечо, - добудь ему
учебник Ботвинника или Бронштейна. И вообще шахматные книги...

- Ладно, - сказал Глеб. - Не забыть бы только.

Вернулся Илюха. На дубовой резной доске в углублениях стояли:
бронзовый, темный от времени ледничок с торчащим горлышком графина, две
рюмки, две ложки, хрустальный бочоночек с икрой и розетка с крупно
нарезанным лимоном.

- Так, - сказал Алик, нахмурясь. - И кого же это ты не наделил
рюмкой? Меня или вот Глеба Борисовича?

- Так ведь, вашсокородь...

- Быстро третью, а то степлится.

Денщик метнулся.

Налили, встали. Алик зацепил ложкой икру, выдавил сверху ломтик
лимона. Глеб сделал то же самое.

- Бери закуску, - сурово приказал Алик вернувшемуся Илье. - Иначе
талант погубишь. - И Илья зачерпнул игру огромной липовой лопатой,
извлеченной из нагрудного кармана.

- Здоровье Ее величества, - сказал Алик.

- И за успех, - подхватил Глеб. - И за удачу. И за таланты, за
мастерство, за знания и умения - твои и твоих людей. И главное - за то,
чтобы это помогло нам выстоять.

- И за тебя, дружище. Без твоей помощи...

- Не стоит, - сказал Глеб. - Профессии шпиона и вора - не из самых
почетных...

- Остаюсь при своем мнении. Пьем.

Опрокинули водку, закусили. Алик посмотрел на часы.

- Вот и ехать пора. Не слишком торопясь - прибудем к сроку.
Начальство же все равно опоздает...

От поселочка, где жили Алик и его люди, до полигона - было четыре
версты. Ехали по-над берегом шагом. Солнце грело правую щеку, намекая на
скорый полуденный жар. Да, и не спасут тогда ни крахмально-белый цвет
мундиров и фуражек... каково же казакам в их темно-синем? Без казачьего
конвоя Алику нельзя было покидать поселок и даже просто выходить из дому -
два покушения на него уже состоялись...

Бутылочного цвета вода залива лежала тихо, как неживая. Далеко, милях
в восьми, чернела щетинистая тонкая коса. Где-то посередине между нею и
берегом выступало из воды множество серых и красноватых камней. Говорили,
что в давние времена здесь был город и порт, но земля опустилась... Густо
пахло йодом и теплым илом. Над степью воздух начинал плавиться и
растекаться, временами поблескивая над землей, как озерца или соляные
плеши.

- Зря водку пили, - Глеб обтер платком лицо и шею. - Потом изойдем.

- Как раз не зря, - не согласился Алик. - Пот выйдет, и будет легко.
Это как в бане...

Он принялся развивать тему бани, и Глеб отключился. Это было новой
его способностью: не ускользать в пыльный мир, а как бы оставлять вместо
себя говорящую куклу, самому же - погружаться в ту чужую память, которая
недавно чуть не свела его с ума и которая теперь все сильнее манила
заглянуть в ее черные глубины...

Он знал теперь миллионы ответов на вопросы, которые вовсе не
стремился задавать.

Въезд на полигон охранялся тщательно: даже у самого Алика, который
этот порядок и ввел, потребовали пропуск - и он предъявил его, подписанный
им самим.

Из странствий Глеб вынырнул окончательно в чистом просторном
блиндаже. Тяжелый темный стол, ажурные тростниковые стулья, узкая
горизонтальная амбразура - и полированный, в медных перехватах, поручень
под нею... Не по-армейски пахло: воском и цветами.

Начальство, вопреки обыкновению, не задержалось: было три минуты
одиннадцатого, когда задробили копыта, тут же по лестнице скатились
адъютанты. Проверили, убедились - и следом солидно спустились генерал от
артиллерии Попцов Иван Степанович и контр-адмирал Матвей Мартынович
Казанегра, тоже старый артиллерист, заместитель командующего береговой
обороной. А затем - блиндаж наполнился свитой, и стало тесно и душно.

- Господин Генерал, господин контр-адмирал, разрешите приступить к
испытаниям. Команда готова. Докладывал инженер-майор Зацепин. - Под этой
фамилией Алик был известен здесь и далее, а настоящее его имя знали
человек десять.

- Так вот, без передышки? - усмехнулся генерал. - Торопитесь изумлять
стариков?

Они действительно были старики, лет по шестьдесят пять каждому, но
старики бодрые и не чуждые юношеских страстей. По крайней мере, у
Казанегры была стойкая слава ловеласа. Даже в такую жару и вдали от дам он
благоухал "Зеленым долом", шею его обнимал шелковый платок, руки
обтягивали белоснежные перчатки.

Алик нервно усмехнулся, перевернул стоящие на столе большие песочные
часы и кивнул своему казаку:

- Иван, ракету.

Казак пулей вылетел из блиндажа. Зашипела и звонко хлопнула в вышине
сигнальная ракета. Через полминуты в сотне саженей перед блиндажом
вылетела и развернулась артиллерийская упряжка. Вместо орудия к передку
прицеплено было нечто не вполне понятное: крытый брезентом огромный ящик
между высокими колесами. Упряжка с передком унеслась, артиллеристы быстро
и слаженно стянули с ящика брезент, развели и вогнали лемехами в землю
тонкие станины. Наводчики тут же, усевшись на дырчатые железные креслица и
прильнув лицами к нарамникам прицелов, завертели штурвальчиками. Ящик стал
наклоняться и поворачиваться. Теперь было ясно видно, что состоит он из
уложенных в несколько рядов и скрепленных между собою длинных толстых
труб.

Поднял руку один наводчик и тут же другой. Солдат с разматывающейся
катушкой в руках побежал к блиндажу.

- Вот и все, сказал Алик. - В боевых условиях они уже открыли бы
огонь. Две минуты десять секунд.

Глеб посмотрел в направлении стрельбы. Старый деревянный барк
"Епифания" стоял на якоре в миле от берега. Он казался очень маленьким.

Загромыхал подковами сапог солдат с катушкой.

- Ваши высокоблагородия... господин инженер, Альберт Васильич...
извольте вот принять...

- Спасибо, братец, - Алик принял катушку. - Ступай наверх, да далеко
не отходи.

Не глядя ни на кого, он водрузил катушку на стол. На ней оставались
последние витки толстого многожильного провода. Потом - поднял с пола и
поставил рядом деревянный зеленый сундучок с откидывающейся крышкой. Под
крышкой были кнопки, как на гармони. Алик вынул из сундучка уложенный там
толстый электрический шнур с многоконечной вилкой, вставил ее в гнездо на
щечке катушки. Подошел к амбразуре, посмотрел. Артиллеристы, как и
приказано им было. Укрылись в окопе.

- С Богом... - голос Алика сорвался, и он отдернул протянутую было к
сундучку руку. - Господин генерал, Иван Степанович... первый выстрел, на
счастье...

Генерал внимательно посмотрел на него. Алик был бледен.

- Не волнуйтесь так, инженер. Все будет в порядке. Стреляйте. Ваши
мины, не мои... Не терпится увидеть.

- Тогда - как стрелять? Одиночными, очередью, залпом?

- Как находите нужным.

И Алик вдавил верхнюю левую кнопку.

От верхней левой трубы назад и вниз, в землю - ударила струя пламени.
Позади орудия взвилось облако пыли и черного дыма. Белый ком огня вырвался
вперед и вверх - и косо ушел в небо, волоча черный плотный смоляной хвост.
Половину пологой арки над морем нарисовал он и оборвался, и Глеб уже не
знал, видит ли он белесую искру продолжающего полет снаряда - или просто
угадывает... вниз, вниз, вниз... и - белый столб в полукорпусе по носу
барка.

- Ну и звук! - крутя головой, как пес после купания, засмеялся
Казанегра. - Будто черт на борону наступил... Накрытие первым выстрелом,
инженер, с чем вас и поздравляю, - он стянул перчатку и пожал Алику руку.
Кисть у него - Глеб успел заметить - была синяя.

- Разрешите продолжать?

- Продолжайте...

- Тогда вот так... - и Алик медленно повел пальцем по кнопкам: слева
направо, слева направо, слева направо...

Казалось, блиндаж снесет одним только ревом. Пыль, жар и копоть
долетели до амбразуры и ворвались внутрь. Жуткий дымный столб повис над
морем, и уже в нем, в сердцевине его, пролетали ставшие багровыми комья
огня. Где-то вдали делился дым на истонченные острия... Глеб не отрывал
взгляд от барка. Белый столб под бортом... белый столб... белый столб...
промах - далеко... Им овладело чувство свершившейся неудачи: корабль был
заколдован, и даже в упор - ни один снаряд не коснется его... Белый столб
за кормой... И - темная вспышка! Из корабля, будто из пыльного ковра,
вылетело облако пыли. И - сразу две! И - не столб, а веер у носа:
попадание ниже ватерлинии в борт. И - когда все уже стихло, ватная тишина,
ватная... - еще одна вспышка в дыму.

Казанегра опустил бинокль, обернулся, что-то сказал. Понял, что его
не слышат. Он сам себя не слышал. Тогда - обнял Алика за плечи, показал
оттопыренный большой палец. И генерал; крепко пожал руку, другую руку
положил на плечо, улыбнулся. Алик повернулся, показал на Глеба. Генерал
подошел к Глебу, протянул руку. Ладонь у него была твердая и шершавая.

Наверх вышли, когда дым чуть развеялся и осела пыль. Барк пылал и