Именно этого и ждали стянутые на сухую полосу у Торгового оройхона войска
вана. Теперь их встречали как спасителей и лучших друзей, а братья,
уставшие рубить безоружных, откатились на свои земли почти не огрызаясь.
вяло. Умирать никому не хотелось, а жить мирно братья не умели. Война
тлела вдоль поребрика, глупая и неизбежная словно огненное болото.
Шооран. Шел, не опасаясь быть узнанным, борода, наконец пробившаяся на
щеках, скрыла выжженные шрамы, а его имя было неизвестно добрым братьям,
обещавшим не расспрашивать пленного илбэча и сдержавшим слово.
неподотчетен никому из командиров. Сегодня он развлекал солдат, завтра,
окруженный служителями, пел на краю мокрого оройхона славу вечному
Ёроол-Гую, а еще через день, затерявшись в толпе, смотрел, как выходят
из-под земли неукрощенные камнерезы, а мудрый Моэртал, командующий
войсками вана, обещает от имени своего владыки вернуть мастерам все права
и привилегии.
оценивать происходящее, казалось вовсе забыли о том, что надо не только
радоваться победе, но и жить: кормиться самим и кормить войско. Не обращая
внимания на пристальные взгляды баргэдов, они шатались с одного оройхона
на другой и так усердно причащались милостям Ёроол-Гуя, что Ай приходилось
немало повозиться, чтобы набрать чавги на обед себе и Шоорану.
знакомому образцу. Первыми выгоду предприятия поняли баргэды, которых с
избытком оставалось в стране. Часть чиновников вернулись к своими книгам,
остальные быстренько стали землевладельцами, получив наделы, каких и в
земле изгоев ни у кого не было. Простодушные служители, отликовав свое,
обнаружили, что они никому не нужны, и могут отправляться в далайн, шавар
и на четыре стороны света. Воцарившиеся хозяева оставляли на своей земле
лишь тех работников, без которых не могли обойтись, а прочих гнали долой.
Мокрые земли стремительно начали заполняться изгоями. Все они были
испуганы, растеряны и не знали, как существовать дальше. Смерть ждала их у
каждого тэсэга, и они покорно умирали, не умея прожить без начальственного
окрика и ежедневной миски каши. Спасти их мог только илбэч, если бы он
создал новые сухие участки.
высчитают еще быстрее, чем в родных местах. Лишь однажды пробежал часть
пути к земле вана и поставил оройхон - копию Торгового, в надежде, что тот
облегчит ему будущую работу. Но теперь, насмотревшись на мучения
изгнанников, Шооран решил взяться за дело всерьез. Первый оройхон в этих
краях он пристроил рядом с тремя островами Энжина. Сам он при этом
откочевал подальше, чуть не к самой линии фронта и потом долго хвалил себя
за предусмотрительность. Рождение оройхона вызвало в стране взрыв, но
совершенно не такой, какого ожидал строитель. Не было ни радости, ни
удивления, почти никто даже не стремился вернуться на сухое. Все искали
илбэча, чтобы убить его. Илбэч уничтожил границу! Он сломал спокойную
жизнь! Он оскорбил Ёроол-Гуя!!! Толпы выброшенных на побережье людей
затаптывали насмерть всякого, кто казался хоть чем-то подозрительным.
Шооран был чужим, его выдавала одежда, говор, походка, но он вовремя
понял, что происходит и успел примазаться к одному из отрядов, которые
должны были наступать на страну добрых братьев, а на самом деле стояли, не
желая подставлять головы под копья и кистени. Скучающие цэрэги с радостью
приняли сказителя, о котором и дома кое-кто слыхал. Но одно дело -
слыхать, совсем другое - слушать. То, что молодой Чаарлах вышел именно к
ним, льстило воинам, хотя они как и большинство народа древним легендам
предпочитали анекдотический рассказ о женитьбе Ёроол-Гуя. И Шооран
послушно говорил то, что хотели слушать цэрэги:
женой - большая честь, я ее не буду даже есть. На зубах жена хрустит,
утоляет аппетит. Но сейчас жена, даю вам слово, мне нужна для кой-чего
другого...
отдельные голоса и выкрики, хотя разобрать, о чем кричат люди, не
удавалось. Но и без того было ясно, что происходит на мокром: очередная
жертва попала под подозрение, и сейчас ее бьют, заставляя сознаться во
всех грехах вселенной, или тащат к далайну, чтобы с благочестивым воплем:
"О отец наш, Ёроол-Гуй!" - сбросить в пучину. Шооран зябко поежился,
отгоняя чересчур яркую картину. Нет страшнее зверя, чем сорвавшийся с
привязи раб.
окинул взглядом слушателей. Их было не так много: дюжины полторы цэрэгов,
вовсе не обративших внимания на крик, земледелец из бывших чиновников,
пришедший не ради сказителя, а чтобы лишний раз попасть на глаза властям,
еще несколько случайных человек.
высматривая: где же Ай?
неделю солдаты привыкли в Ай. Время от времени то один, то другой подходил
к уродинке и, протянув чавгу и зрелый туйван, предлагал: "Выбирай, чего
хочешь?" - а когда прозрачные пальчики снимали с ладони чавгу, воин
хохотал и радостно вопил, обращаясь к товарищам:
своей в отряде, и цэрэги были не прочь заступиться за нее, тем более, что
это обещало новые развлечения.
врассыпную. Шооран, жалея, что в руках нет хлыста, ринулся за ними, догнал
одного, сшиб с ног, тут же, ухватив за ворот заставил подняться и,
приблизив расширенные от бешенства глаза к лицу изгоя, прошипел:
сама!..
закатил глаза, ожидая расправы.
гневным рычанием били пойманных. Из шавара тянуло холодом и мертвым
спокойствием, которым не было дела до творящегося вокруг.
надеясь лишь, что в шаваре нашла свой конец какая-то другая женщина, а Ай
бродит где-нибудь в поисках чавги.
голосок протянул:
жижи, вынес к свету.
стаскивать изодранные буйи, спасшие ее на недолгие минуты от зубов хищной
мелочи. Из складок одежды на голую припухшую коленку свалился зогг. Ай, не
глядя, щелчком скинула его на землю и снова занялась буйями.
действительно - тварь шаварная, ничто ее не берет.
подхватил уродинку на руки, быстро пошел к поребрику, шепча в прижатое к
черепу звериное ушко:
перестанет...
суурь-тэсэга, со смехом стаскивали в шавар забитых насмерть людей. Тела
убитых казались кучами падали, что валяются вдоль далайна. Вид их не
вызывал у Шоорана ничего, кроме чувства досады.
могла ходить и, если бы не Шооран вовсе бы погибла. Шооран поставил
палатку на сухом, возле самого алдан-шавара, где и прежде запрещалось жить
служителям. Владелец земли не смел прогнать сказочника, которому
покровительствовало воинское начальство, и Шооран откровенно этим
пользовался. Вместе с цэрэгами он требовал себе провиант и откармливал
недовольную Ай сладкой кашей и мясом.
Думал. Ни разу в голову не пришла мысль: зачем он спасал никчемушное,
искалеченное существо? Ай мешала ему, не давала как следует работать,
словно веревка, опутывающая ноги каторжника, но без этих пут Шооран уже не
мыслил себя. Ай была не нужна ему, но он был нужен Ай, а это гораздо
больше. Ай был нужен не муж, не сказитель, не илбэч, а просто человек по
имени Шооран. Ай ничего от него не требовала, она лишь хотела, чтобы он,
пусть не всегда, но обретался где-то неподалеку, и чтобы это было ради
нее. Не такое уж большое желание и не столь обременительный труд, если
забыть о долге илбэча.
Ай: мелкими скомканными и изуродованными, а те большие и красивые, что
благоденствуют на сухом или беспомощно пропадают на мокром - это не люди,
а просто особые существа, вроде шаварных, но хитрее и опаснее. Как и