чаях, внезапных смертях, болезнях, похоронах... Смерть возбуждала их. А
у мальчика это слово вызывало инстинктивный животный страх, все в нем
вставало на дыбы. Вот об этом ему очень хотелось расспросить мать! Но
здоровая духом Аннета никогда не говорила о смерти и никогда не думала о
ней. Не до того ей было тогда! Надо было прокормить себя и сына. Когда
мысли с утра до ночи заняты здешним миром, то раздумывать о мире загроб-
ном - праздное занятие, недоступная роскошь. Только когда те, кого мы
любим, уходят от нас в иной мир, этот неведомый мир занимает главное
место в наших мыслях. А сын Аннеты был здесь, с нею. Правда, если бы она
его лишилась, и жизнь и смерть потеряли бы для нее всякую цену. Эту
страстную натуру не мог бы удовлетворить мир бесплотных теней, мир без
любимого тела!
страхов, и ему было стыдно обнаружить перед ней свою слабость. Значит,
надо самому с этим справиться. А это было не так-то просто! Но, разуме-
ется, маленький человечек не занимался решением сложных отвлеченных воп-
росов. Ход его размышлений был таков: смерть - это исчезновение других
людей. Ну и пусть себе исчезают, это меня не касается. Но я сам - неуже-
ли я тоже могу исчезнуть?
рится, все равно он будет тот же Марк. И он, Марк, когда-нибудь умрет...
Это ужасно! Неужели никак нельзя спастись? Должно же быть что-нибудь, за
что можно зацепиться, - ну вот как за гвоздь в стене? Должна же быть ру-
ка, за которую можно ухватиться... "Не хочу исчезнуть!.."
стольких других, к богу, к этой протянутой на помощь руке, которую рису-
ют людям страх и отчаяние. Но мать, по-видимому, не искала такой опоры,
и этого было достаточно, чтобы и Марк отбросил эту мысль. При всем своем
критическом отношении к Аннете он был всецело под ее влиянием. Раз она,
несмотря на то, что ожидало и ее, могла быть спокойна, значит и он счи-
тал своим долгом держаться так же стойко, как она. Этот нервный, хруп-
кий, трусоватый мальчуган все же недаром был сыном Аннеты. "Если она,
женщина, не боится, так я и подавно не должен бояться". Но не думать об
этом, как не думают взрослые, - вот этого он не мог! Мысль приходит и
уходит, и нельзя ей помешать, особенно ночью, когда не спишь... Ну что
ж, тогда не надо бояться думать о том, что делается с человеком, когда
он умирает...
чатлений, связанных со смертью. Он видел ее только на некоторых картинах
в музее. Цепенея от ужаса, он ощупывал свое тело... Как бы узнать, уви-
деть? Одно неосторожное слово приоткрыло ему бездну, куда он жаждал заг-
лянуть.
ловил мух и обрывал им крылья. Ему смешно было смотреть, как они дрыгают
лапками. Он не думал, что делает им больно, он видел в этом просто заба-
ву. Мухи были для него живые игрушки, и их ничего не стоило сломать...
За таким занятием застала его мать и с запальчивостью, которой она ни-
когда не умела обуздывать, схватила за плечи и стала трясти, крича, что
он дрянной, мерзкий мальчишка...
понимаешь, что мухам так же больно, как тебе?
ему и в голову не приходила. Значит, животные чувствуют то же, что и
он!.. Он не склонен был жалеть их, но с этих пор он смотрел на них уже
другими глазами, внимательно, тревожно и враждебно. Лошадь, свалившаяся
на улице... Раздавленная, визжащая собака... Он жадно приглядывался к
ним... Желание узнать было так сильно, что заглушало жалость.
похудел и частые простуды, легкие, но предательские, выпили весь румянец
с его щек, то к Пасхе Аннета сняла на две недели комнату у крестьян в
Бьеврской долине. В комнате этой была только одна широкая кровать, и они
с Марком спали на ней вместе. Марку это не очень-то нравилось, но его
мнения не спрашивали. Зато весь день он, к своему удовольствию, бывал
один: Аннета уезжала в Париж по делам и поручала надзор за мальчиком хо-
зяевам, а те за ним совсем не смотрели. Марк с утра убегал в поле. Он
пристально вглядывался во все, ища и в живых существах, и в неодушевлен-
ных предметах чего-то, ему не известного, но близко его касающегося, ибо
во всем, что совершалось в природе, ему чудилась какая-то незримая связь
с его собственным существованием. Раз он, бродя по лесу, услышал издали
крики мальчишек. Обычно он не участвовал в их играх, потому что хотел
верховодить, но был для этого недостаточно силен. А сейчас его потянуло
к ним. Подойдя ближе, он увидел, что пятеро или шестеро мальчиков стоят
вокруг искалеченной кошки. Ей кто-то перешиб хребет, и мальчишки забав-
лялись тем, что переворачивали ее, тыкали в нее палками, всячески мучи-
ли. Марк, не раздумывая ни минуты, кинулся на сорванцов и пустил в ход
кулаки. Опомнившись от неожиданности, вся орава с гиканьем бросилась ту-
зить его. Марку удалось убежать, но убежал он недалеко - остановился в
нескольких шагах и спрятался за дерево. Он стоял, заткнув уши, а уйти не
решался... Через минуту-другую он подошел ближе. Озорники подняли его на
смех. Они кричали:
вает!
хотелось посмотреть. Животное с наполовину вырванным окровавленным гла-
зом лежало на боку. Задняя часть тела, уже парализованная, была непод-
вижна, а бок еще вздымался от дыхания. Кошка пыталась приподнять голову
и отчаянно хрипела. Она мучилась, а смерть не приходила. Мальчишки кор-
чились от смеха. Марк смотрел молча, словно оцепенев. Вдруг он схватил
камень и начал исступленно колотить животное по голове. Хриплый вой
пронзил его уши. Но он колотил, колотил все сильнее, как бешеный. Все
было кончено, а он еще колотил...
Марк, еще сжимая камень в окровавленных пальцах, злобно уставился на не-
го из-под нахмуренных бровей. Он был бледен как смерть, и губы у него
дрожали. Мальчики обратились в бегство. Издали до Марка донеслись их
смех и пение. Стиснув зубы, он пошел домой. Дома ничего не рассказал. Но
ночью, в постели, вдруг вскрикнул. Аннета обняла его. Все его хрупкое
тело дрожало...
он своими руками отнял жизнь, и еще другое чувство, которого Марк не по-
нимал, - смесь ужаса и влечения, то необъяснимое, что связывает убийцу с
его жертвой, пальцы, липкие от крови, - с размозженной головой... Чья
это кровь?.. Несчастная кошка перестала дышать. А он, ее убийца, еще пе-
реживал ее предсмертные муки...
мыслью. Мысль, мучившая Марка, стала бы опасна, если бы он сосредоточил-
ся на ней. Но другие образы пронеслись через мозг и проветрили его. Все
же та мысль оставалась где-то в глубине и время от времени напоминала о
себе мрачными вспышками, поднимавшимися в сознании, как тяжелые пузырьки
воздуха поднимаются на поверхность ручья с илистого дна. Под мягкой кор-
кой души скрыто твердое ядро: мысль о смерти, о силе, которая уничтожа-
ет... "Меня убивают, и я тоже могу убить... Но я не хочу быть убитым..."
ка... Откуда взялась эта сталь в его характере, как не от матери, кото-
рую он тем не менее презирал и за несдержанность, и за то, что ее лю-
бовью можно было играть? Марк знал, что от нее! Даже в те времена, когда
он больше любил Сильвию, потому что она его баловала, он чутьем угады-
вал, что Аннета выше ее, и, быть может, пытался подражать матери. Но он
считал нужным обороняться от захватнических стремлений этой женщины, ко-
торая слишком его любит и грозит заполнить собой всю его жизнь. И Марк
по-прежнему был настроен против матери и держал ее на расстоянии. В ней
он тоже видел врага.
она испытывала уже легкие угрызения совести при мысли о сестре, которой,
должно быть, трудно теперь живется. Она ожидала, что Аннета обратится к
ней за помощью; она не отказала бы ей, но сама предлагать не хотела. Ан-
нета скорее дала бы себя разрезать на куски, чем стала бы просить о
чем-нибудь Сильвию. Сестры упорствовали. Встречаясь, они спешили пройти
мимо. Но, увидев как-то раз на улице маленькую Одетту с одной из масте-
риц, Аннета не могла сдержать порыв нежности: она взяла девочку на руки
и крепко расцеловала. Сильвия тоже, встретив Марка, когда он шел домой
из школы (он сделал вид, что не замечает ее), остановила его и сказала:
выводы. И, справедливо или нет, счел нужным принять сторону матери...
"My country, right or wrong" [45].
Панов Вадим
Корнев Павел
Шилова Юлия
Акунин Борис
Березин Федор
Афанасьев Роман