глазами одинокого ратника: чей - Митриев, Андреев ли?
в дымных холодных избах на полу не просыхало. Где-то на Нерли он сумел
отдохнуть. Баба все кормила Федора, высушила его одежду. Он выпросился
ночевать в клеть, благо мороз спал. Хозяйка принесла ему шубу и в темноте
все сказывала, как пропал мужик, как убегали, как, по счастью, осталась
она и еще трое соседок, что унесли и кого увели у них ратные... Потом
укрывала его и все шарила по постели, и Федор, жалея, привлек ее к себе,
чувствуя, что баба истосковалась даже не телом, душой бесприютна. Что он
мог дать ей, кроме случайной дорожной ласки, после которой еще тоскливее,
еще холоднее одинокая постель?! Да еще - он уже знал это - проведают
соседки, пустят славу: гулена! А уж какая гульба тут, от мужика до мужика
забудешь, как и спать... И ему тоже не то что баба нужна, а от страха, от
разоренности, от того, что не чаял найти своих, и, обнимая судорожно
ласкавшую его женщину, он думал о той, другой... Спаслась? Увели ли?
Усольем, встреченный. Отказался от щей, пил только воду и сосал сухарь. И
не был даже особо изможден. Шел, видно, пеш, посох, липовые лапти. И
помолился он не ложно, не для других, для себя. Пошептал сосредоточенно,
уйдя весь в молитву. Федор разобрал сказанное шепотом: <И хозяев сущих> -
верно, в молитве всегда поминал приютивших его. Кончив, осенил себя
крестом. Глаза у монаха были как прозрачные камни. У других лишь
поблескивают, а тут - словно из родника, Федор знал такие вот глаза, что
бывают только от большой веры, постов и книжного научения глубокого.
монаха.
кто беден. Ты и беден, а жаден. Дай тебе богатство, не откажешься! И ныне
завидуешь ближнему своему в сердце своем.
сухарь. - Бог богатым мирволит! Им и горе вполагоря!
Больше терять - больнее. Что ты потерял ныне?
слуг, и здоровье, как Иов?
може, и не потеряю! - вымолвил, отворачиваясь, мужик, и тряхнул головой, и
посмеялся недобрым натужным смехом. Монах промолчал.
дорожные.
князь Митрия... Значит, он больше всех нас потерял, выходит-то?
монах. - Да и не о том слово святительское, не о вещественном, суедневном,
а о всей жизни, и ее переменах, и о том муже, с конем его, и о князьях
великих, и об умерших уже, и еще не рожденных...
- А как он кончит тогда?
земное стяжание, губит, жажда ненасытимая! О земном мятутся они, а не
ведают, что жизнь истинная в духе, а не во плоти. Плоть лишь того требует,
чтобы не заботиться ею. Вот мое пропитание. Думают, пощусь, плоть истязаю,
а мне и не нужно более! Я сыт.
ведь сосу помаленьку, мне сухарь-то заместо целой трапезы! И мыслей
греховных нет во мне, и бодр. Ты на кони сколь проезжашь от зарания до
вечера?
Нет! Это не так! И кто умерщвляет плоть, то пагуба и гордыня ума! Не
воплотился бы во плоти Иисус Христос, горний учитель наш, кабы была плоть
столь греховна! Плоти потребно не умерщвление, а направление к духовному.
Ты любострастен?
от трезвых родителей и от жития умеренного свершеннее бывает, и возрастом
и умом, то тоже помысли! К излишествам телесным прибегая, мы тело свое
вернее губим, воюя за власть - власти лишаемся. Кто бо отнимет у Христа
корону светлую? Ни вельможи, ни цари, ни сам князь мрака не возможет сие!
Зри! Власть мужа, духовного подвигом, она и в затворе, и в узище сияет. А
отними у вельмож силу и славу их, ввергни в узилище, и что же бысть? Лишь
то ценно в жизни сей, что ни отнять, ни купить нельзя!
безутешна, а всего жальче вельмож наших! Темен ум их и ожесточилось
сердце. Не ведают сущего и духа божия лишены суть!
монах двинулся и заговорил снова:
Углич, был у князя Романа, толковал с ним. И он страждет, и у него заботы
велии! Теперь бреду в мир. К ним я ходил, к вам я вернулся, чтобы буря не
разыгрывалась. К ним я отправлялся, чтобы избавить их от горя, к вам
возвратился, чтобы не объяла вас печаль. Не только о стоящих потребно
попечение, но и о падших, и опять не о падших только, но и о стоящих
твердо. Об одних, чтобы воспрянули, о других, чтобы не падали, о первых,
чтобы избавлены были от обступивших их бед, о вторых, чтобы не подпали
грядущим печалям. Ибо нет прочного, нет незыблемого в делах человеческих.
Беснующемуся морю они подобны, и всякий день приносит новые тяжкие
крушения.
тревоги. Смелости нет ни у кого, всякий боится ближнего. Вот уже настало
время по слову пророчьему: <Не верьте друзьям, не надейтесь на вождей,
удаляйся всякий своего ближнего, опасайся доверять сожительнице твоей...>
И друг уже не верен, и брат уже не надежен. Исторгнуто благо любви.
Междоусобная война проникла всюду. Повсюду множество овечьих шкур, тысячи
личин, бесчисленны скрывающиеся всюду волки. Среди самих врагов жить
безопаснее, чем среди этих мнимых друзей. Вчерашние ласкатели, льстецы,
целовавшие руки, все они враждебны теперь и, сбросив личины, стали злее
всех обвинителей, клевеща и браня тех, кому доселе возносили
благодарность...
шептал, журчание его речи еще сильней проникало в душу.
всей земле! Вот этот мужик, и Митрий Саныч, и Андрей Саныч... Но разве не
для них изречено слово пророческое: богатство - это беглый холоп,
перебегающий от одного к другому? О, если бы оно только перебегало, а не
убивало! Ныне же оно отказывает в своей защите, и предает мечу, и влечет в
бездну: безжалостный предатель, враждебный особенно тем, кто его любит!
гавань, она - несокрушимая защита, довольство, жизнь безмятежная. Ради
чего вы убегаете от нее и гоняетесь за врагом, человекоубийцей, лютейшим
всякого зверя? Ибо таково богатство. Зачем живешь все время с вечным
врагом? Мнишь ли, что он станет ручным? Как зверь перестанет быть зверем?
Как же сможет он сбросить с себя свое зверство? Как укротить его? Токмо по
слову святителя! Как зверь свирепеет в затворе, так и богатство запертое
рычит сильнее льва. Но выведи его из мрака и развеешь по желудкам нищих -
то зверь станет овцой. И лодьи тонут, преизлиха нагруженные, и многоценная
корабельщикам на пагубу!
легкий напор ветра и внезапный случай тянут ко дну корабль вместе с
людьми. Если же удержишь лишь то, что тебе нужно, то легко пройдешь через
волны, хотя бы налетал вихрь. Не желай очень многого, чтобы не остаться
без всего. Не собирай лишнего, чтобы не лишиться тебе нужного на потребу.
Не преступай положенных пределов, чтобы не отнято было от тебя все имение.
Отсеки лишнее, чтобы богатым быть в нужде. Когда стоит затишье -
предугадай бурю, когда здоров - жди болезни, когда богат - дожидайся
нищеты и бедности. Ибо сказано: <Помни время голода во время сытости,
нищету и убожество - в день богатства>. Тогда с великим благоразумием
управишь свое богатство и мужественно встретишь бедность. Ибо внезапное
нападение вселяет смущение и ужас, ожидаемое же - смущает мало. В этом
двойное благо для тебя: в дни благополучия не будешь пьянствовать и
бесчинствовать, в дни перемен не станешь смущаться и трепетать, ибо будешь
ждать противоположного. Здесь ожидание заменит опыт. Человек, готовый
встретить бедность, не возносится, когда он богат, не надмевается, не
разнеживается, не домогается чужого. Это ожидание, как бы некий наставник,
вразумляет и исправляет ум.
тяготы, чтобы скорбь не наступила. Скорбь бывает тогда, когда приходит
внезапно. Но если человек во власти ожидания, то скорбь его невелика. Имей
перед взором всегда природу дел человеческих: она подобна потокам речным,
она быстролетнее дыма, расплывшегося в воздухе, она ничтожнее бегущей
тени. Не отступай от этой мысли! Если приучишь ум свой ждать
превратностей, то превратности не скоро придут к тебе, а если и наступят,
то не сильно заденут тебя.