б о ж е с т в е н н ы м для детей. Не так ли случилось с религией? Наша
святая вера нашим дедам представлялась мерзким заблуждением рабов и
тупоумных женщин, нашего спасителя они кощунственно изображали с ослиной
головой. Потомки же гонителей припали к ногам распятого. Крест, орудие
позорной казни, которой по закону не мог подвергнуться римский гражданин
даже за любое преступление, этот к р е с т вознесся на лабарум войска
империи и на диадему императоров. Божественность базилевса, исполнителя
воли Христовой и только перед Христом ответственного, утверждает
б о ж е с т в е н н о е п р а в о правления и передачи престола по
наследству или по воле базилевса, по завещанию, подобно и м у щ е с т в у.
Настойчиво утверждая в законах б о ж е с т в е н н о с т ь в л а с т и,
я создаю непоколебимость престола. Отныне и в веках все будут искать
просвещения в законах Юстиниана, чтобы через с о б с т в е н н о с т ь и
е д и н о л и ч н у ю власть обеспечить благополучие людей в земной жизни
и рай для их душ!
свитку, на котором была написана речь.
красноречивого писца, хитрейшего торговца законами. Нет, и в подкупности,
завидно обогащавшей квестора, была последовательность. Он созидал
разрушая. Конечно же, неожиданная опала была только игрой Божественного,
настоящие слуги редки, Единственный не откажется ни от своего Носорога, ни
от Трибониана.
легисту:
пять раз я умнее тебя, ученейший светлейший, но едва лишь равен. Поистине,
ты мог бы чаровать тигров. Сегодня ты совершил невозможное: я забыл мой
голод. Но - к делу! К делу, к делу!
нашпигованных салом, чтобы сделать еще сочнее этих жирных птичек, жевал,
сосал и выплевывал, дабы преждевременно не нагрузить желудок. Так же
поступал он и с фазанами, с куропатками, зажаренными на вертелах,
запеченными в противнях, набитыми ядрами лесных орехов и фисташек. Желтыми
крепкими зубами Носорог впивался в свиной окорок, запеченный в тесте,
хватал горстью катышки, завернутые в маринованные листья мяты и
составленные из смеси мяса теленка, ягненка, молочных жеребят, наслаждался
копчеными колбасками, тонкими, как дождевые черви.
рот розовой водой. Играя, он закрывал глаза и шарил руками по столу, чтобы
схватить кусок наугад. От жадности не будучи в состоянии удержаться,
Каппадокиец глотал и глотал, запивая винами. Вдруг он сделался мрачным, на
лбу выступил пот. С помутившимся взором он схватил кусок мяса, обжаренный
прямо на раскаленном камне, струйка красного сока потекла по подбородку.
Нет!.. Каппадокиец бросил кусок и свесился над краем ложа. Человек важного
вида, личный врач Иоанна, упал на колени, подставляя серебряную лохань. В
свободной руке врач держал гусиное перо, на котором была оставлена метелка
ворсинок.
Просите у меня - всем поделюсь. Мне даже жаль этих мятежников. Глупцы! А
кто мешал каждому из них забраться так же высоко, как я? Никто. Один глуп,
другой умен, и так устроено богом. Э, Божественный все поставит на место!
это была шутка, без примеси злости, любя.
излиянием - и не умел. Как все, он привык говорить умалчивая и
высказывался лишь в меру полезного действия слов на собеседника. От
столетия к столетию искусство играть словами делалось в империи
обязательным не только чтобы преуспевать, но хотя бы лишь сохранить себя.
Откровенность? Это страшная ловушка, медвежий капкан, который
настораживаешь на собственном пороге, в собственной постели. Сегодня -
друг, через десять лет - враг вспомнит неосторожные речи и поразит в
слабое место. Жена выдаст мужа любовнику, которого сегодня еще нет, но
который может прийти завтра. Дочь по глупости молодости предает отца
подругам, сын - приятелям. Порой и не случайно, но совершенно сознательно
дети роют могилу отцу: зажившийся старик мешает им пользоваться радостями
жизни. Игра страстей губительнее землетрясений, алчность и желание
наслаждаться сильнее яда индийских колдунов. В патрикианских семьях
префект города имел шпионов, завербованных не блеском статеров. Евдемоний
видел везде одно: легионер желает смерти центуриона, центурион - легата,
легат - дука, младший писец - старшего, простой сборщик налогов -
логофета. Только себя Евдемоний считал свободным от человекоубийственной
зависти: достигнув предела, он не желал смерти Обожаемого. Так не спросить
ли все же, действительно ли Наивеличайший устранил всех троих лишь для
маневра? А! Носорог опять будет издеваться. Лучше насытиться и опьянеть.
Евдемоний указал на амфору. По форме ее и по печати он узнал корифское
вино, вкусное и крепкое. Немногое из того, что еще осталось в темной и
нищей Элладе.
дымом-туманом, пар от горячих блюд и наваров густел, густел. Носорог
удвоился, утроился. Ха-ха! Троица Носорогов! Все трое жрали с неистовой
поспешностью.
пьяном небытии.
Подрумяненное тельце птицы с животиком, зашитым шелковой ниткой, с розой,
заменившей ему шею и голову, упало на темя Евдемония, - будто бы
ухмыляющаяся рожица выглянула из розового венка. Трибониан тоже спал,
положив щеку на ладонь.
элладики-грекулюсы, - бранился Каппадокиец, - вас не стоит кормить, вы,
нажравшись, спите, как рабы, как кастраты! Нет, вол и тот умеет
насладиться жвачкой, вы хуже вонючих хорьков, вас не стоит учить радостям
жизни!..
внимательный раб-врач предложил ему серебряную лохань и услуги гусиного
пера.
Несмотря на предосторожности, хмель вин проникал в кровь, манил забвением,
играл с телом и мыслями. - Отдохни, у тебя есть дела, светлейший, -
напомнил сейчас Каппадокиец.
приблизил к губам господина узкий бокал. Напиток был горьковат, с тяжелым
запахом аммиака.
спросил Иоанн.
читать слова повелителя по движению губ и почтительно развел руки в знак
бессилия. Каппадокиец погрозил врачу пальцем.
Каппадокийца обули, подняли, поставили на ноги, надели на него суконную
далматику. Низкая шапка из меха бобра заменила венок. Сейчас он опять мог
бы есть и пить, аппетит возвращался. Долг службы Божественному... Иначе
Иоанн не стал бы бороться с собой, как святой с искушением.
потолком. Окна защищала кованая решетка, изображавшая переплетение
виноградных лоз и гроздей.
лицом Юстиниана. - А я, Наивысший, служу тебе из любви и так, как ты
любишь службу. Без твоих приказов читаю я твои божественные мысли, когда
они еще покоятся, подобно птенчикам, в теплом гнезде твоего великого
разума...
Иоанн Каппадокиец очутился на площадке лестницы. Еще пятнадцать ступеней
вниз - и лестница уходила под воду. Это был палатийский порт, носивший
название "Буколеон" - по дворцу, стоявшему на берегу. Замкнутые ковши
портов звались мандракиями, словом, обозначавшим на суше "загон для овец".
Как загоны, порты имели стены и ворота. Мандракий Буколеона был образован
двумя молами, отходившими от берега, как круто загнутые на концах рога.
Стены слагались из тесаных глыб, без извести. Они держались собственным
весом: каждый камень имел в длину пять локтей, два локтя в высоту и три -
в ширину. Кладка видимой глазом части мандракия происходила быстро. Трудно
было создать подводные опоры.
были ворота мандракия, глубина составляла сто локтей. Сильное течение
пролива относило в сторону свинцовый груз лота весом в шесть фунтов.
Больше года в море валили с кораблей глыбы неотделанного камня. Обломки
падали в бездну, труд казался безнадежным, так медленно поднималось дно.
Сообразуясь с течением, в море сыпали и каменную мелочь в попытке
заполнить пустоты между глыбами, но никто не знал, что происходит внизу.