года вы коснеете в демократической гордости и чахнете на ваших чердаках,
хотя и не все так поступают из ваших. Есть такие искатели приключений, что
даже меня тошнит...
нам на чердаки.
говорить с вами дружелюбно. Но, виноват, я ничем еще не заслужил вашей
дружбы. Вино порядочное. Попробуйте.
что навязываться на дружбу неприлично. Ведь не все же мы грубы и наглы с
вами, как вы о нас воображаете; ну, я тоже очень хорошо понимаю, что вы
сидите здесь со мной не из расположения ко мне, а оттого, что я обещался с
вами поговорить. Не правда ли?
послушать, что я буду говорить. Так ли? - прибавил он с злою улыбкою.
тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают
ему это почувствовать. Я же был в его власти; я не мог уйти, не выслушав
всего, что он намерен был сказать, и он знал это очень хорошо. Его тон
вдруг изменился и все больше и больше переходил в нагло фамильярный и
насмешливый). - Вы не ошиблись, князь: я именно за этим и приехал, иначе,
право, не стал бы сидеть... так поздно.
сказал и перевернул по-другому, не из боязни, а из проклятой моей слабости
и деликатности. Ну как в самом деле сказать человеку грубость прямо в
глаза, хотя он и стоил того и хотя я именно и хотел сказать ему грубость?
Мне кажется, князь это приметил по моим глазам и с насмешкою смотрел на
меня во все продолжение моей фразы, как бы наслаждаясь моим малодушием и
точно подзадоривая меня своим взглядом: "А что, не посмел, сбрендил, то-то,
брат!" Это наверно так было, потому что он, когда я кончил, расхохотался и
с какой-то протежирующей лаской потрепал меня по колену.
подумал я про себя.
Да, да, мой друг, да! Я именно об этой особе и хотел говорить. Надо же
окончательно высказаться, договориться до чего-нибудь, и надеюсь, что в
этот раз вы меня совершенно поймете. Давеча я с вами заговорил об этих
деньгах и об этом колпаке-отце, шестидесятилетнем младенце... Ну! Не стоит
теперь и поминать. Я ведь это так говорил! Ха-ха-ха, ведь вы литератор,
должны же были догадаться...
люблю, уверяю вас; капризна она немножко, но ведь "нет розы без шипов", как
говорили пятьдесят лет назад, и хорошо говорили: шипы колются, но ведь
это-то и заманчиво, и хоть мой Алексей дурак, но я ему отчасти уже простил
- за хороший вкус. Короче, мне эти девицы нравятся, и у меня - он
многознаменательно сжал губы - даже виды особенные... Ну, да это после...
быстрой перемены, но... перемените разговор, прошу вас!
что хочу спросить у вас, мой добрый друг: очень вы ее уважаете?
глаза.
духа я сегодня. Мне так весело, как давно не бывало. Не выпить ли нам
шампанского! Как думаете, мой поэт?
Я чувствую себя прекрасно, и так как я добр до сентиментальности, то и не
могу быть счастливым один. Кто знает, мы, может быть, еще дойдем до того,
что выпьем на ты, ха, ха, ха! Нет, молодой мой друг, вы меня еще не знаете!
Я уверен, что вы меня полюбите. Я хочу, чтоб вы разделили сегодня со мною и
горе и радость, и веселье и слезы, хотя, надеюсь, что я-то, по крайней
мере, не заплачу. Ну как же, Иван Петрович? Ведь вы сообразите только, что
если не будет того, что мне хочется, то все мое вдохновение пройдет,
пропадет, улетучится, и вы ничего не услышите; ну, а ведь вы здесь
единственно для того, чтоб что-нибудь услышать. Не правда ли? - прибавил
он, опять нагло мне подмигивая, - ну так и выбирайте.
пьяным?" - подумал я. Кстати, здесь место упомянуть об одном слухе про
князя, слухе, который уже давно дошел до меня. Говорили про него, что он -
всегда такой приличный и изящный в обществе - любит иногда по ночам
пьянствовать, напиваться как стелька и потаенно развратничать, гадко и
таинственно развратничать... Я слыхал о нем ужасные слухи... Говорят, Алеша
знал о том, что отец иногда пьет, и старался скрывать это перед всеми и
особенно перед Наташей. Однажды было он мне проговорился, но тотчас же
замял разговор и не отвечал на мои расспросы. Впрочем, я не от него и
слышал и, признаюсь, прежде не верил; теперь же ждал, что будет.
наслаждением смакуя вино, - но эти милые существа именно тут-то и милы, в
такие именно моменты... А ведь она, наверно, думала, что меня пристыдила,
помните в тот вечер, разбила в прах! Ха, ха, ха! И как к ней идет румянец!
Знаток вы в женщинах? Иногда внезапный румянец ужасно идет к бледным щекам,
заметили вы это? Ах, боже мой! Да вы, кажется, опять сердитесь?
вы говорили теперь о Наталье Николаевне... то есть говорили в таком тоне.
Я... я не позволю вам этого!
уступчив и мягок, как тесто. Будем говорить об вас. Я вас люблю, Иван
Петрович, если б вы знали, какое дружеское, какое искреннее я беру в вас
участие...
mon ami, но вы и не подозреваете, как близко мы коснемся к делу, если
заговорим теперь об вас и если, разумеется, вы меня не прервете. Итак,
продолжаю: я хотел вам сказать, мой бесценный Иван Петрович, что жить так,
как вы живете, значит просто губить себя. Уж вы позвольте мне коснуться
этой деликатной материи; я из дружбы. Вы бедны, вы берете у вашего
антрепренера вперед, платите свои должишки, на остальное питаетесь полгода
одним чаем и дрожите на своем чердаке в ожидании, когда напишется ваш роман
в журнал вашего антрепренера; ведь так?
интриговать, ну и прочее и прочее. Знаю, знаю, что вы хотите сказать; все
это давно напечатано.
должен, князь, учить деликатности.
этой деликатной струны. Ведь не обходить же ее. Ну, да впрочем, оставим
чердаки в покое. Я и сам до них не охотник, разве в известных случаях (и он
отвратительно захохотал). А вот что меня удивляет: что за охота вам играть
роль второго лица? Конечно, один ваш писатель даже, помнится, сказал
где-то: что, может быть, самый великий подвиг человека в том, если он
сумеет ограничиться в жизни ролью второго лица... Кажется, что-то эдакое!