Сущность и правит с воспринятым беспокойством во Тьме, во Тьме непостижимой"
(нем.) - Ред.), t. IV, "De Signatura Rerum", стр. 428.
zwar fruher zu dieser Stufe gelangt, aber ohne personliche Selbstandigkeit
und ohne die Moglichkeit der Freiheit" ("И если бы Люцифер не пришел, то
человек хотя бы и достиг раньше этой ступени, однако без личностного
самоутверждения и без возможности свободы" (нем.) - Ред.). "Die
Geheimwissenschaft im Umriss", стр. 257 Тут Штейнер дает опасную
формулировку несомненной истины о положительном смысле отпадения человека
как пути раскрытия свободы человека.
Трудно в мировой литературе найти что-нибудь равное по силе разговору Пера с
пуговичником. Тут проблема судьбы человеческой индивидуальности поставлена с
такой потрясающей силой, что кровь стынет от ужаса.
мистического опыта восточнохристианской аскетики, как она выражена в
Добротолюбии, и индусской иоги. Ценно уже то, что поставлена эта проблема.
Христианская аскетика и иога формально очень схожи. Соединяет их также
восточная невыраженность антропологического начала в мистике. Когда
божественное начало открывается в человеке, то человек перестает
существовать и остается одно Божество, Единое. Множественное бытие -
призрачно. Ныне религиозное сознание Запада должно по-своему переработать
древнюю мудрость иогов. Это пытается делать Р.Штейнер. Показательна в этом
отношении книга польского философа Лютославского "Volontй et libertй",
который хочет синтезировать восточную иогу с христианским путем.
характеризует сущность иоги. Иоги Индии ныне считают своевременным
познакомить европейскую культуру со своей мудростью. Интересна также книга
Иога Рамачараки. Иогизм весь проникнут культом силы. Человек может раскрыть
в себе божественную мировую силу и сделаться властителем природы. Божество -
основа человека, и Оно должно поглотить всего человека.
собою страсти". "Творения иже во святых отца нашего Аввы Исаака Сирианина",
стр. 22 (Сноска восстанавливается приблизительно.).
Р.Штейнера, где говорится об оккультном пути к высшей духовной жизни, то
можно подумать, что до раскрытия оккультного пути в мире не было духовной
жизни, мир был погружен исключительно в физический план. Остается неясным,
считает ли Штейнер духовным опытом и духовной жизнью творческий акт поэтов
или философов. Леонардо творил Джиоконду, Гете - Фауста и Гегель -
феноменологию духа не на путях оккультных медитаций, и это было духовной
жизнью.
все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а как скоро
не оказывается плодов любви, мира, радости, смирения и прочих исчисленных
Апостолом добродетелей, то напрасен подвиг девства, и труд молитвы,
псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что
душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных
плодов. Плодоношение же Духа в добродетелях есть наслаждение ими с
нерастленным удовольствием для сердец верных, в которых действует Дух. С
великою разборчивостью разумения да оцениваются делание, труд, и все
естественные подвиги, через веру и упование производимые в достойных Духом
Святым. Прекрасное дело - пост, бдение, странническая жизнь, даже это - цвет
доброго жития. Впрочем, есть более внутренний чин христиан, и никто не
должен возлагать упование на сии дела". "Преподобного отца нашего Макар
Египетского духовные беседы, послания и слова", стр. 350. Св. Макарий
Египетский прямо говорит о том, что аскетика и покаяние могут быть не
плодоносны. "Если преуспел он в посте, во бдении, в псалмопении, во всяком
подвиге и во всякой добродетели, но на жертвеннике сердца его не совершено
еще благодатию таинственной действие Духа, при полном ощущении и духовном
упокоении: то все таковое чинопоследование подвижничества несовершенно и
почти бесполезно; потому что человек не имеет духовного радования,
таинственно производимого в сердце", стр. 438.
иогов к религиозному сознанию: Запада. На этой почве прежде всего должно
измениться отношение к телу. Дух должен творить новую плоть уже в этой
земной жизни. Также должен быть утвержден путь созерцательных размышлений,
укрепляющих независимость нашей высшей духовной жизни. Но эти созерцания
должны быть связаны с сознанием самости человеческого я, единственности и
нерастворимости человеческого лика в его единении с ликом Христа. Этого нет
не только в дохристианском иогизме, но и в послехристианском штейнерианстве.
святоотеческого сознания в атмосфере XIX века. Еп. Феофан, в сущности,
отрицает христианство как религию свободы, он в религии несовершеннолетия.
"Ни в самом человеке, ни вне его ничего нет свободного. Все устроено по
определенным законам воли Божественной, которая после сего одна и остается
совершенно свободную. Посему приличным поприщем для свободы может быть
только воля Божия". "Начертание христианского нравоучения", стр. 40. "Первая
и основная обязанность есть всецелая покорность вере истинной. Вера сия идет
от Бога, есть Его царский указ к нам, подданным", стр. 341. Трудно понять,
где это Феофан увидел в новозаветном откровении любви и свободы "указ
подданным" и требование "всецелой покорности". Феофан целиком стоит на почве
страха соблазнов и ужаса опасностей, грозящих несовершеннолетним. Поэтому
нужно, прежде всего, охранить, запретить, предотвратить. "Христианину
свойственно не иметь своей воли", стр. 476. И вот какое отношение к миру и
людям и какое жизнеустроение вытекает из этой религии страха
несовершеннолетних. "Всему глава - порядок. Должно человеку внесть
регулярность во всю свою жизнь, в свои занятия и отношения. Это строй жизни,
или ход дел, где всему положены мера и вес. Мера в пище и питании, мера в
одежде, в украшении дома, в труде и отдохновении, в знакомствах и
сношениях", стр. 486. И Феофан дает ряд правил умеренного хозяйственного
благосостояния, трезвой буржуазности. Он договаривается даже до того, что
"не должно забывать смирительного и вместе самого действительного средства -
телесного наказания. Душа образуется чрез тело. Бывает зло, коего нельзя
изгнать из души без уязвления тела. Отчего раны и большим полезны, тем паче
малым", стр. 497. Феофан если и говорит о любви, то "а любви с почтением и
покорностью", стр. 98. В царе, в губернаторе, в отце, в хозяине он видит
иерархический чин, которому обязательно абсолютно покоряться. Всякий
иерархический чин, будь то губернатор или отец, должен сознавать, что при
нем "степенная важность, не высящаяся, но и не унижающая себя, привлекающая,
но непоблажающая", стр. 503. Даже "слуга должен сознавать свою зависимость и
быть готовым к беспрекословной и молчаливой покорности", стр. 505. А
господин должен заботиться о спасении души слуги. Так во всем. Это
выдержанная система подчинения и страха. В ней нет места для свободы и
любви. Еп. Феофан в сущности монофизит: он отрицает человека, богочеловека и
богочеловечество.
сознании есть слишком большая утишенность, усмиренность творческих порывов.
И иногда понятно желание подпольного человека у Достоевского послать к черту
всю эту гармонию и пожить на свободе. В нерастворимом темном остатке есть
творческий источник (Этот фундаментальный постулат метафизики Бердяева,
укореняющий творчество в последней, "безосновной" свободе, почти
тождественной с "ничто", осмысливается им в культурософии России. "В России,
- писал он, - есть трагическое столкновение культуры с темной стихией. В
русской земле, в русском народе есть темная, в дурном смысле иррациональная,
непросветленная и не поддающаяся просветлению стихия. Как бы далеко ни
заходило просветление и подчинение культуре русской земли, всегда остается
осадок, с которым ничего нельзя поделать" (Николай Бердяев. Судьба России.
М., 1918. С. 52) - Ред.).
"Пол и характер" главы: "Дарование и гениальность", "Дарование и память" и
"Проблема я и гениальность". Вейнингер утверждает универсальную природу
гениальности в противоположность специфической природе таланта и видит
потенциальную гениальность в каждом человеке. См. стр. 198. Гениальность
есть особое направление духа.
genie". "Le talent et le genie, - aiai?eo Aaeei, - qui different a tous les
points de vue, different tres essentiellement sur ce point: le talent est
une specialite, le genie est une superiorite generale" (стр. 243). "Le genie
ne se prouve pas par une oeuvre exterieure. Il se revele intimement et
magnifiquement aux yeux dignes de lui, faits pour le voir" (no?. 244). "Ce
qu'il voit dans un eclair, c'est precisement ce que ne verront jamais les
hommes patients, pendant la duree des siecles. La lenteur le tue, le retard
est pour lui le plus mortel des poisons" (no?. 246). "Je dirai que le desir
est une des forces qui ressemblent le plus au genie. Peut-etre quelque part
ces deux mots sont synonymes. Peut-etre le desir est-il le genie en
puissance. Peut-etre le genie est il le desir en acte" (no?. 247). "Un des
caracteres du genie, c'est d'etre extreme en toutes choses. Il est violent
par nature, et intolerant par essence" (стр. 249) ("Талант и гениальность, -
говорит Гелло, - которые отличаются друг от друга со всех точек зрения,
особенно существенно различны в том, что талант - это специализация,
гениальность же - всеохватывающее совершенство" (С. 243). "Гениальность не
доказуема внешней работой. Она обнаруживает себя интимно и великолепно
взгляду, достойному ее видеть" (С. 244). "В мгновении гениальность увидит
как раз то, что никогда не увидят люди, обладающие терпением, на протяжении
столетий. Постепенность ее убивает, промедление для нее - самый губительный
из ядов" (С.246). "Я говорил, что желание - единственная из сил, наиболее
похожая на гениальность. Возможно, в чем-то эти два слова синонимичны. Быть
может, желание есть сама гениальность в потенции. Быть может, гениальность -
это само желание в действии" (С. 247). "Одна из характерных черт Гения -
Махров Алексей
Шилова Юлия
Маркеев Олег
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег