явлений. При этом вещи сами по себе мыслятся не обязательно как некоторые
духовные сущности: так рассуждают главным образом последователи Лейбница и
Вольфа, да и то не вполне последовательно. Для большинства ученых вещи сами
относительных свойствах, только о том, что очевидно фактически. Но следует
помнить также, что эти относительные свойства свидетельствуют о свойствах
Фактическая очевидность предполагает эти свойства, а не исключает их, и
если она не делает их своим объектом, то это потому, что нам невозможно их
сдержанное - у Локка, а затем более резкое - у Юма. Кант в своем учении о
впрочем, новое истолкование. Об отличии своего понимания вещи в себе от
существовавшего до него Кант говорит в "Критике чистого разума", поясняя,
является общим для научных программ XVII в. Мысли, которые мы встречали у
Мопертюи и Кондильяка, с не меньшей убежденностью высказывает также Шарль
следствия, а не сами действующие причины (les agents). То, что мы называем
результатом реальной сущности, выражением необходимых отношений, в которых
предмет являет себя нам. Мы не можем утверждать, что предмет реально таков,
кажется, есть результат того, что он есть реально, и того, что мы суть по
сенсуализм. Пока в XVII в. (и в начале XVIII в.) господствовал рационализм
и ведущее место занимала программа Декарта, еще не был широко распространен
метафизики, которое поставили своей целью просветители, начиная с Локка,
нельзя не назвать Пьера Симона Лапласа, выдающегося французского математика
и астронома (1749-1827), чье пятитомное произведение "Трактат о небесной
механике" (1799-1825) как бы подытожило развитие механики всего XVIII в.
Первые два тома этого труда вышли как раз в конце века - в 1799-1800 гг.
подтверждение принцип механического понимания природы. Не случайно именно
воззрения Лапласа представляют собой наиболее последовательное выражение
механицизма XVII-XVIII вв. "Мы должны рассматривать современное состояние
Вселенной, - писал Лаплас, - как результат ее предшествовавшего состояния и
причину последующего. Разум, который для какого-то данного момента знал бы
все силы, действующие в природе, и относительное расположение ее составных
частей, если бы он, кроме того, был достаточно обширен, чтобы подвергнуть
эти данные анализу, обнял бы в единой формуле движения самых огромных тел
во Вселенной и самого легкого атома; для него не было бы ничего неясного, и
будущее, как и прошлое, было бы у него перед глазами... Кривая, описываемая
молекулой воздуха или пара, управляется столь же строго и определенно, как
исчисления. Достаточно проинтегрировать систему дифференциальных уравнений,
Вселенную, чтобы получить исчерпывающее знание того, что есть, что было и
что будет. Всякая случайность, согласно этой программе, есть лишь результат
нашего незнания. Не случайно именно Лапласу принадлежит заслуга разработки
аналитической теории вероятностей, положившей начало дальнейшей работе в
французским материалистам, о чем достаточно убедительно свидетельствует его
системы мира"): "Ньютон в своей книге говорил о Боге, в Вашей же книге я ни
разу не встретил имени Бога". - "Гражданин первый консул, в этой гипотезе я
с картезианцами, с одной стороны, и атомистами - с другой.
прервавшейся в то время школьной средневековой традиции. И так же, как
Декарт, он с юношеских лет погрузился в изучение современного ему
естествознания и математики. Однако в противоположность Декарту,
противопоставившему современную ему науку традиционной философии, и
особенно схоластическому аристотелизму, Лейбниц, напротив, пришел к
убеждению, что эти две сферы знания не так уж непримиримо противостоят друг
другу, как это казалось Галилею, атомистам и Декарту. Примирение новой
философии и науки с Аристотелем, а также с важными положениями платонизма и
неоплатонизма - вот одна из задач, которые ставил перед собой Лейбниц.
критиков схоластики лейбницево отношение к ней было более умеренным, хотя и
он критиковал "словесный" характер средневекового мышления.
естествознанием и традиционной средневековой философией и логикой и решает
эту задачу путем "очищения" средневекового мышления от "шлаков" и
частичного возвращения к античной философии и науке, насколько это возможно
при условии принятия предпосылок классической механики. Отсюда целый ряд
трудностей, возникающих в системе Лейбница. Позицию Лейбница в этом
отношении довольно точно характеризует Г.Г. Майоров: "Так же, как и Декарт,
Лейбниц подвергает критическому анализу большинство влиятельных философских
концепций, но в противоположность французскому мыслителю он скорее ищет их
обоснования, нежели опровержения, скорее стремится найти в них
подтверждение своим взглядам, нежели противопоставить свои взгляды
традиционным". Такое отношение - за небольшими исключениями - было у
Лейбница не только к предшественникам, но и к современникам.
стремился найти способы объединения разнородных тенденций: античного
платонизма и аристотелизма (в их средневековой интерпретации), физики и
астрономии Галилея и Кеплера, геометрии Кавальери, анализа Валлиса и
Гюйгенса, а также биологии Левенгука, Мальпиги и Сваммердама. Согласно
Эрдману, математические работы Лейбница были "пунктом кристаллизации его
философии". С одной стороны, они были "решающими для всего здания его
метафизики", где монады суть "гипостазированные дифференциалы", а Вселенная
- "гипостазированный интеграл". С другой стороны, на почве этих работ
выросли "общая наука" и "универсальная характеристика", оказавшие сильное
влияние в XVIII и XIX вв.
времен" составляло один из существенных мотивов творчества Лейбница. В
одном из своих ранних сочинений - в письме к Я. Томмазиусу "О возможности
примирить Аристотеля с новой философией" (1669) - Лейбниц пишет: "...я не
побоюсь сказать, что нахожу гораздо больше достоинств в книгах Аристотеля
perЖ fusik"j ¦kroTsewj, чем в размышлениях Декарта: настолько я далек от
картезианства. Я осмелился бы даже прибавить, что можно сохранить все
восемь книг аристотелевской физики без ущерба для новейшей философии, и
этим самым опровергнуть то, что говорят даже ученые люди о невозможности
примирить с нею Аристотеля. В самом деле, большая часть того, что говорит
Аристотель о материи, форме, отрицании, природе, месте, бесконечном,
времени, движении - совершенно достоверно и доказано. Кто откажется принять
даже субстанциальную форму - то, чем субстанция одного тела отличается от
субстанции другого? Что касается до первой материи, то нет ничего более
достоверного. Является только один вопрос: возможно ли дать истолкование
путем величины, фигуры и движения общим положениям Аристотеля о материи,
форме и изменении? Схоластики отрицают это, реформаторы утверждают. Мнение
последних кажется мне не только вернее, но и согласнее с самим
Аристотелем..."
действительным Аристотелем, речь пойдет ниже. Но из приведенного отрывка
ясно, что Лейбниц не разделял картезианской критики античной философии, как
и картезианского антитрадиционализма в целом, и хотел бы объединить
современное ему естествознание с физикой Аристотеля.