нас - властным правительственным действием138. Только благодаря этому
действию основные требования справедливости и человеколюбия (предполагаемые
высшим идеалом, хотя и не исчерпывающие его) были перенесены из тесных и
шатких пределов субъективного чувства на широкую и твердую почву объективной
действительности, - превращены в общий и обязательный закон жизни. И вот мы
видим, что этот внешний государственный акт сразу поднимает у нас уровен ь
внутреннего сознания, т.е. делает то, чего не могли сделать сами по себе
тысячелетия нравственной проповеди. Конечно, само это общественное движение
и правительственное действие были обусловлены прежнею проповедью, но для
большинства, для целой среды о бщественной эта проповедь получила силу
только тогда, когда воплотилась в организованных властно мероприятиях.
Благодаря внешнему стеснению зверские инстинкты потеряли возможность
проявляться, должны были перейти в бездейственное состояние, от неупражнен
ия постепенно атрофировались и у большинства исчезли и перестали
передаваться следующим поколениям. Теперь даже люди, откровенно вздыхающие
по крепостном праве, делают искренние оговорки относительно
"злоупотреблений", тогда как эти самые злоупотребления сорок лет тому назад
признавались совместными с "истинным благородством" и даже с "истинным
христианством". А между тем нет никакого основания думать, чтобы тогдашние
отцы были сами по себе хуже нынешних сыновей.
лишь ради сословного интереса, стояли действительно ниже среднего уровня
окружающего их общества. Но и помимо них какое множество было совершенно
порядочных, чуждых всякого злодейства людей, которые добросовестно считали
себя вправе в полной мере пользоваться помещичьими преимуществами и,
например, торговать крепостными душами, как рабочим скотом, - гуртом и в
розницу. И если теперь подобные вещи невозможны уже и для негодяев, хотя б ы
они того желали, то каким же образом этот объективный успех добра, это
реальное улучшение жизни можно приписывать прогрессу личной нравственности?
неизменна. Так же и относительное число добрых и злых людей, надо полагать,
не изменяется: едва ли кто решится утверждать, что теперь праведников
больше, чем было несколько веков или
нравственные идеи и идеалы сами по себе, отвлеченно взятые, никакого
прочного улучшения в жизни и нравственном сознании не производят. Я указал
на бесспорный и непоколебимый исторический ф акт: такие и еще худшие
зверства, какие добродетельный язычник Гомеровой поэмы совершал с одобрения
своей общественной среды, совершались и через тысячи лет после него
ревнителями христианской веры - испанскими инквизиторами и
рабовладельцами-христианами , также с одобрения их общественной среды,
несмотря на происшедшее между тем возвышение индивидуально-нравственного
идеала. А теперь подобные поступки возможны только для заведомых маниаков и
профессиональных преступников. И произошел этот внезапный прог ресс только
потому, что организованная общественная сила вдохновилась нравственными
требованиями и превратила их в объективный закон жизни.
объективного строения человеческой общественности, а пользуется ею как
формой и орудием для воплощения своего безусловного нравственного
содержания: оно требует, чтобы человеческое обще ство становилось
организованною нравственностью. Опыт с полною очевидностью показывает, что
когда общественная среда не организована нравственно, то и субъективные
требования добра от себя и от других неизбежно понижаются. Поэтому настоящий
вопрос идет н е о субъективной или объективной, не о личной или общественной
нравственности, а только о нравственности слабой или сильной, осуществленной
или неосуществленной. Всякая степень нравственного сознания неизбежно
стремится к своему лично-общественному осуще ствлению, и отличие высшей и
окончательной степени от низших не в том, конечно, что на ней нравственность
остается навсегда только субъективною, т.е. неосуществленною, бессильною, -
странное бы это было преимущество! - а в том, что это осуществление долж но
быть полным, или всеобъемлющим, а потому и требует несравненно более
трудного, сложного и продолжительного процесса, нежели прежние собирательные
воплощения нравственности. В родовой жизни доступная ей степень добра
воплощается легко и свободно - без
групп для реализации большей суммы и высшей степени добра наполняет своими
перипетиями многие исторические века, - насколько же огромнее настоящая
нравственная задача, завещанная нам хр истианством и требующая образования
среды для действительного восприятия добра - безусловного и всемирного! Это
добро в своем положительном понятии заключает полноту человеческих
взаимоотношений. Нравственно перерожденное человечество не может быть бедне
е содержанием, нежели человечество натуральное. Следовательно, задача
состоит не в том, чтобы уничтожить существующие расчленения общественные, а
в том, чтобы привести их в должную, добрую, или нравственную, связь между
собою. Когда процесс космический д остиг до создания высших животных форм,
то низшая форма - червя - не была исключена как недостойная сама по себе, а
получила только новое, более подобающее место, перестала быть единственною и
явною (актуальною) основой жизни, вобралась внутрь - стала чр евом -
служебным орудием, скрытым ради красоты. И другие образования,
господствующие на низших ступенях, были сохранены (не только материально, но
и формально) как составные, подчиненные части и органы высшего целого.
Подобным образом христианское челове чество - высшая форма духовной
собирательной жизни - осуществляется, не уничтожая исторические общественные
образования и расчленения, а приводя их в должное соответствие с собою и
взаимно друг с другом, согласно безусловному нравственному началу.
субъективизма, который держится за ложно понятый интерес автономии воли.
Нравственная воля должна определяться к действиям исключительно чрез себя
саму, всякое ее подчинение какому-нибудь
потому должно быть признано недостойным - вот истинное начало нравственной
автономии, но когда дело идет об организации общественной среды поначалу
безусловного добра, то ведь такая орг анизация есть не ограничение, а
исполнение личной нравственной воли, - есть то самое, чего она хочет. Я, как
нравственное существо, хочу, чтобы на земле царствовало добро, я знаю, что
один не могу этого достигнуть, и я вижу собирательную организацию, пре
дназначенную для этой моей цели, - ясно, что эта организация не только не
ограничивает меня, а, напротив, снимает с меня мою индивидуальную
ограниченность, расширяет и усиливает мою нравственную волю. Каждый,
поскольку его воля нравственна, внутренно уча ствует в этой всеобщей
организации нравственности, и ясно, что могущие отсюда вытекать
относительные внешне ограничения для отдельных лиц утверждаются их
собственным высшим решением и, следовательно, никак не могут нарушать
моральной самозаконности. Для
собирательная организация человека действительно подчинялась безусловному
нравственному началу, чтобы общественная жизнь в самом деле принимала к
исполнению нормы добра - правду и милосерди е - во всех делах и отношениях
между людьми, чтобы лично-общественная среда по существу становилась
организованным добром. Ясно, что, подчиняясь такой общественной среде,
которая сама действительно подчиняется началу безусловного добра и на деле
сообразу ется с ним, личность ничего не может потерять, ибо такой характер
общественной среды по понятию своему не совместим ни с каким произвольным
стеснением личных прав, не говоря уже о грубых насилиях и мучительствах.
Степень подчинения лица обществу должна с оответствовать степени подчинения
самого общества нравственному добру, без чего общественная среда никаких
прав на единичного человека не имеет: ее права вытекают только из того
нравственного удовлетворения или восполнения, которое она дает каждому лицу.
С этой стороны истина нравственного универсализма, о которой говорится в
этой главе, найдет свое дальнейшее пояснение и развитие в следующей.
воспрепятствует сознательным злодеям хотеть зла для зла и действовать в
таком направлении. С этой стороны организация добра имеет дело лишь с
внешними пределами злой деятельности, не обходимо вытекающими из природы
человека и из смысла истории. Об этих объективных пределах объективному злу,
необходимо полагаемых организациею добра, но далеко ее не исчерпывающих, мы
будем говорить ниже, в главах об уголовном вопросе и об отношениях ме жду
правом и нравственностью.
обе модные ныне лжи: морального субъективизма, отнимающего у нравственной
воли реальные способы ее осуществления в общей жизни, и социального
реализма, по которому данные обществен ные учреждения и интересы имеют
решающее для жизни значение сами по себе, так что высшие нравственные начала
оказываются в лучшем случае лишь средствами или орудиями для охранения этих
интересов. С такой весьма распространенной ныне точки зрения та или д ругая
реальная форма общественности есть в сущности настоящее и главное, хотя ей и
стараются придать нравственное оправдание, связать ее с нравственными
основами и нормами. Но когда ищут для человеческого общества нравственных
опор, тем самым показывают, что не только определенная форма общества, но и
общественность, как такая, не есть высшее и безусловное определение
человека. И в самом деле, если бы он определялся по существу своему как
животное общественное (z?(( ((((((k?()139 и больше ничего, то эти м крайне
суживалось бы содержание в понятии "человек" и вместе с тем значительно
расширялся бы объем этого понятия: в человечество пришлось бы включить
некоторых животных, напр. муравьев, для которых общественность, как такая,
составляет существенный при знак ничуть не менее, чем для человека. "Гнезда
муравьев, - говорит самый основательный исследователь их жизни, сэр Джон
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Шилова Юлия