чание редактора", которое заняло втрое больше места, чем сама корреспон-
денция. В нем он воздавал должное как самому раввину, так и публике,
распекал их за оскорбление святыни, за то, что они допустили в божью
обитель полицию. Закончил он свое примечание поучением,-так, мол, посту-
пать нельзя. Поучение он сдобрил несколькими притчами, стихами из библии
и выдержкой из сказания об Эсфири: "Хватит нам терпеть позор и поноше-
ния..." Цедербаум, упокой господи его душу, на это был мастер!
вина в Лубнах. И другие кандидаты действовали вкупе со своими сторонни-
ками, каждая сторона на свой манер, и борьба началась. Почти уже к само-
му концу, за несколько дней до выборов, точно с неба свалился герой нас-
тоящей биографии с письмецом от дяди Пини к его родственнику, одному из
самых уважаемых обитателей города Лубны Нахману Кагану. Это был почтен-
ный старец и большой богач. Такой человек занимает в синагоге самое по-
четное место, кантор не смеет продолжать богослужение, пока реб Нахман
не выстоит "Восемнадцать благословений" - пусть это длится хоть целую
вечность. А если реб Нахману случалось опоздать в синагогу, что бывало
почти каждую субботу, он посылал кого-нибудь сказать, чтобы его не жда-
ли. Народ, однако, знает приличия и понимает, что богач, должно быть,
хотел этим сказать, чтобы его ждали. Словом, реб Нахман был таким сокро-
вищем, которому вполне подходили слова: "Ученость и величие собраны
здесь воедино..."
Пини, старый Каган поправил очки и оглядел юношу с головы до ног. Похоже
было, что малый, в своем коротком пиджачке, произвел не слишком благоп-
риятное впечатление на старика. Но, видно, заслуги дяди Пини получили
перевес, и старик предложил гостю сесть. Разговорившись с ним и убедив-
шись, что парень далеко не невежда в писании, знает толк в талмуде и в
разговоре может ввернуть древнееврейское словцо, старик заулыбался и ве-
лел подать чего-нибудь закусить. Был принесен поднос, и на подносе стоя-
ло блюдечко, на блюдечке лежал один-одинешенек, как сирота, сладкий пря-
ник, а в прянике торчала одна изюминка.
расспрашивать юного кандидата про город Переяслав, который он посетил
как-то, лет шестьдесят с лишним тому назад. Тогда это был еврейский го-
род. Как там теперь обстоит с благочестием?
собственно не из-за благословения, которое нужно произнести перед едой,
а из боязни, что старик заставит потом совершить заключительное благос-
ловение, которого Шолом никогда не мог запомнить наизусть. На прощание
хозяин пожелал ему успеха. А успех, с божьей помощью, обеспечен, заверял
его старик, ибо его пожелания всегда исполняются, потому что он коген...
дидат в раввины, совсем еще юноша, но полный достоинств. Во-первых, он
из хорошей семьи, родственник Нахмана Кагана; кроме того, он знаток пи-
сания, обладает прекрасным почерком и знает назубок весь талмуд со всеми
комментариями. А так как фантазия у людей разыгралась, то некоторые до-
бавляли, что он имеет также звание духовного раввина, может давать сове-
ты по вопросам религии и заткнет за пояс не только местного духовного
раввина, но и еще трех таких, как он. Одним словом, птица редкостная,
чудо из чудес. Когда Шолом появился на улице, между рядами лавок, на не-
го показывали пальцами, и он слышал, как говорили за его спиной:
местным заправилам, сливкам города - Бахмутским, Каневским, Рогачевским
и прочим представителям лубенской буржуазии. В субботу перед выборами он
был в синагоге. Его посадили на видное место, чтобы хорошенько нагля-
деться на него; ему пришлось выдержать несколько сот рукопожатий. Нако-
нец нового кандидата вызвали к чтению торы.
все это ничто в сравнении с тем, что творилось во время выборов. А тво-
рилось вот что. Зал управы был полон народу, и уже собрались приступить
к выборам, как вдруг самый молодой из кандидатов выступил с речью, и к
тому же по-русски, которую ни к селу ни к городу пересыпал цитатами из
писания, притчами и аллегориями. Тем не менее речь его так понравилась,
что он был избран в раввины всей общиной единогласно, не получив ни од-
ного черного шара. Сейчас же домой полетела телеграмма: "Поздравьте,
избран единогласно!" Сам же только что избранный молодой раввин отпра-
вился принести свою благодарность реб Нахману Кагану. Старик был чрезвы-
чайно растроган тем, что его протекция оказала такое действие. И он поп-
росил молодого раввина повторить перед ним речь, которую он произнес на
выборах. Раввин ответил, что охотно повторил бы ее, но, к сожалению, тут
и слушать нечего.
Каган приготовился слушать, надел очки, и молодой раввин начал:
лодой свежеиспеченный попик пришел к митрополиту за благословением и со-
ветом,-что бы ему такое сказать прихожанам в праздник. Митрополит бла-
гословил его и посоветовал рассказать прихожанам о святых угодниках:
например, о чуде с сорока святыми, которые три дня и три ночи блуждали
по лесу и чуть не умерли с голоду. Но господь явил чудо-они нашли кара-
вай хлеба. Все сорок святых уселись есть этот хлеб. Ели они, ели, и еще
на завтра осталось... Когда наступил праздник, молодой священник расска-
зал прихожанам в церкви о чуде, только чуточку по-иному. Один святой
блуждал по лесу три дня и три ночи, чуть не умер с голоду. Тогда господь
явил чудо-святой нашел сорок хлебов. Присел он утолить голод. Ел-ел,
ел-ел, и еще на завтра осталось. Позже, когда митрополит сделал священ-
нику выговор, как это он мог допустить такую грубую ошибку, молодой по-
пик ответил: "Для моих прихожан и это чудо..."
зенным раввином, радовался ему, как родному. Торжество юноши длилось,
однако, недолго. Оно было вскоре омрачено, как мы это дальше увидим. По-
ка же съездим с юным раввином в его родной город Переяслав.
избрания. Шутка ли - такой успех и в таком возрасте! Ничего подобного!
Рада была только его родня, и то не совсем. Радоваться можно будет
только тогда, когда выборы утвердит губернатор. А пока дело висит в воз-
духе. Нужно еще съездить в губернию, в Полтаву, хлопотать, подмазы-
вать... Этого одного было достаточно, чтобы охладить восторг героя. А
вдобавок, нужно же было ему встретиться с Хайте Рудерманом, младшим бра-
том бывшего лубенского раввина. Хайте шел ему навстречу с независимым
видом, руки за спину, в желтой куртке внакидку. Не чувствуя за собой ни-
какой вины, наш герой протянул ему руку. Но тот и пальцем не поше-
вельнул, отступил в сторону и прошел мимо, как незнакомый. "Брат за бра-
та",-подумал оскорбленный герой, найдя тут же оправдание для оскорбите-
ля, и побежал излить свою душу перед другим своим товарищем, Авремлом
Золотушкиным. Несмотря на то, что Золотушкин был с Хайте Рудерманом на
ножах, он решительно стал на сторону Рудермана и сказал герою в глаза,
что порядочный человек не должен ему подавать руки по двум причинам:
во-первых, потому, что он теперь казенный раввин, а казенный раввин -
это лицемер, ханжа, блюдолиз у богачей и чиновник правительства; во-вто-
рых, честный человек не отбивает у другого заработок, не вырывает, как
собака, кость изо рта...
ется большая правда. И ему вспомнилась встреча в день выборов с лубенс-
ким экс-раввином Шимоном Рудерманом: как тот побледнел, какие у него бы-
ли испуганные глаза, словно спрашивающие: "Что я тебе сделал?" Таким
жалким выглядит пес, которого искусали и затравили другие псы. При этой
встрече у героя сжалось сердце. В какую-то минуту он был готов броситься
несчастному Шимону Рудерману на шею, просить у него прощения, уступить
ему Лубны вместе с их почтенными обывателями и снять свою кандидатуру в
раввины. Вот это было бы человечно, даже более чем человечно. Но порыв
длился не дольше одной минуты, тут же выступил эгоист-собственное "я". И
это "я" победило.
его друга Золотушкина. Что может быть хуже сознания, что прав другой, а
не ты? У Чехова есть для этого точное выражение: он чувствовал себя так,
будто мыла наелся. Одного только Шолом не мог понять: почему казенный
раввин должен быть обязательно лицемером, лизоблюдом у богачей и чинов-
ником правительства. И он дал себе слово, что таким не станет. Он будет
не таким раввином, как все. Человек - это то, кем он хочет быть.
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Земляной Андрей
Роллинс Джеймс