инерции вагоне.
усиливалось. Суставы захрустели, как храповики. Пальцы заныли от холода.
Лукас взглянул на стены вагона - они покрывались инеем. Бледный свет
сочился сквозь щели, и Лукасу стал виден пар от его собственного дыхания.
Он попробовал сделать глубокий вдох, но холод сдавил ему горло. Он
закашлялся. Тоненькая струйка крови брызнула ему на грудь. Ноги сводило,
будто стянутые ледяными тросами. Он перестал чувствовать собственную
спину. Тогда он начал бегать по вагону, стараясь согреться в убийственном
холоде, и истертые доски прогибались под его башмаками.
задворках Лос-Анджелеса, почти убило в нем веру в Господа Всемогущего и
Милосердного. Он просто не мог понять, почему этот Большой Босс Наверху
обращается с хорошими людьми как с дерьмом. Со всем почтением к верующей
матушке Лукасу было наплевать на Бога, поскольку и Богу было наплевать на
Лукаса. Даже после всех невероятных событий последних суток, со всем
бредом старого Флако насчет Апокалипсиса и скороговоркой Мило о
потустороннем мире, до него еще не совсем дошло, что он может черпать силы
в своей вере. Но в нем циркулировал могучий ток. Текучий и неизменный, он
исходил из глубин его души. Это была сущность Лукаса. Источник его духа.
Та не имеющая названия внутренняя область, где он более всего был
человеком.
за свою семью, за своих друзей, и мне не жаль отдать за них свою жалкую
жизнь, потому что я и так слишком долго убегал..."
Сквозь крошечное окошко Лукас видел лишь впившуюся в металл неясную тень.
Дверь тряслась и ходила ходуном, петли скрипели и гнулись.
выгнулась, словно консервная банка, чуть не вырвав петли. После второго
удара от двери отскочил тяжелый навесной замок, но она все еще держалась
на массивной задвижке. От третьего удара затрясся весь вагон.
голодных бешеных псов. Лукас задрожал от накатившей яростной волны холода.
Стиснув зубы, он отшатнулся в глубь вагона и закрыл уши ладонями. Вой был
невыносим. Режущий, металлический, безжалостный. Миллион остервенелых
баньши. Окна под потолком вылетели от резонанса.
миль в час.
то я здесь, и я готов умереть, потому что больше не буду убегать..."
вагон. Вспрыгнув на крышу, дико шатаясь, оно искало отверстие. Брешь.
Дорогу внутрь. Потолок трещал и прогибался под ударами, сквозь
образовавшиеся щели сочился бледный рассвет. Воздух стал таким леденящим,
что казался хрустальным.
память о другом молодом парне... Такие же непокорные глаза... сильный
подбородок, широкие плечи...
траве... аромат цветущих магнолий... запах его пота... сладкий и густой,
словно персиковый ликер...
повернувшись, он увидел в дверном проеме своего врага.
пол. Прополз чуть вперед и оглянулся через плечо.
которого валили клубы пара. Трясущиеся контуры перекрывали свет. Одетая в
заляпанную засохшей кровью пелерину с оборками, она была похожа на
окровавленную тряпичную куклу, сделанную из сломанных палок. Внутри нее,
свободно перекатываясь, лязгали кости.
бы ему убежать, уползти, скрыться от этого чудовища.
Страшная боль, пронзившая ногу, лишила его способности мыслить. Скрюченные
пальцы с длиннющими когтями вонзились в лодыжку. Как слесарные тиски.
Старуха согнулась и стала похожей на чудовищную уродливую обезьяну. Глаза
ее полыхнули яростным огнем, губы растягивались в безобразной улыбке. Ее
правая рука почернела. Сморщенная и обезображенная старостью, она теперь
была точно такой, как высохшая рука ее покойного отца, рука Славы.
Светящаяся внутренним антисветом. Корень всей жестокости, боли, насилия и
зла!
Ванесса Дега! Сука, что все это устроила. Сделала при помощи своей магии,
при помощи отцовской руки!
вырваться из ее цепких рук. Но старуха только еще сильнее сжала его ногу.
Невыносимая боль пронзила Лукаса.
мочи... приглушенный звон церковных колоколов... желтые пятна тяжелой
болезни на больничных простынях...
покрылась уродливыми пятнами псориаза и болезненно натянулась. Икры
сводила судорога.
телу пробежали судороги. На худых, изможденных ногах выступили варикозно
расширенные, синюшные вены, ногти на пальцах почернели и отвалились...
и лежал неподвижно, словно каменная глыба. Странные ощущения продолжали
волновать его мозг, запах пролежней, прикрытых льняными бинтами...
Теперь он мог только повернуть голову так, чтобы увидеть ужасные
превращения, происшедшее с его когда-то сильным телом. Руки высохли и
скрючились, беспомощно тряслись от слабости. Ставшие в одночасье
косолапыми ноги бессильно подогнулись, неестественно вывернувшись в
распухших коленных суставах. Почти полностью парализованный, Лукас валялся
на грязном полу вагона.
в металлической коробке.
собственной жизнью ради людей, которых я люблю, так что давай, убей меня
убей убей убей меня ПРЯМО СЕЙЧАС!!!"
Свет померк. Лукас стал падать в бесконечную угольно-черную пропасть.
Он еще движется? Лукас потерял всякое чувство направления, как сломанный
гироскоп. Не понимал, где верх, а где низ. Со всех сторон его окружала
непроглядная холодная тьма, запах могилы, и еще чего-то - непонятного,
пугающего. Лукас попробовал пошевелиться. Ноги, казалось, были намертво
скованы льдом, руки - тяжелые как свинец. Где-то в темноте совсем рядом он
чувствовал чье-то присутствие, но никак не мог распознать, чье именно.
вглядеться во тьму. Глаза невыносимо болели и слезились, и ему никак не
удавалось сфокусировать взгляд. Внезапно сверху на него упал слабый луч
света, посеребривший его парализованное уродливое тело. Свет был не
дневной, но и не искусственный. Лунный свет. Ее огромный желтый диск во
всем блеске полнолуния медленно появился в большой дыре с рваными краями
на потолке.