нерешительности. Граф приказал быть начеку и ни под каким
видом не открывать ворота - ни почтальону, ни участковому,
ни черту, ни дьяволу. Тем не менее этот кошачий концерт
нужно было как-то прекратить: вряд ли он доставит Графу
удовольствие, да и соседи снова начнут шептаться".
появились из-за нижнего края ворот и вцепились в прутья.
Пальцы напряглись, ворота снова заходили ходуном, и между
вцепившимися в решетку ладонями неторопливо взошла сначала
грязная шляпа, а за ней и серая от въевшейся грязи небритая
физиономия. Подбородок у бомжа был квадратный, волевой, и
Пиявка, в свое время обожавший книги Джека Лондона,
болезненно поморщился: он не любил конченых людей.
заплетающимся языком и немедленно снова перешла на крик. - В
солдатском!.. Цинковом!..
сторону ворот сделал паузу, чтобы немного подышать и
окончательно утвердиться на подгибающихся ногах. - Давай,
вали отсюда. Чего разорался? На вот, возьми и проваливай, -
он просунул сквозь прутья несколько смятых купюр, - попей
пивка.
впервые.
проливал, а ты мне - пиво?! - он опять орал во всю глотку. -
У меня душа песни просит, а ты мне - пиво?! Наши ребята..,
там.., все!!! А вы тут.., пиво?! А ну выходи, душманская
харя, я тебе зубы посчитаю!
гнилой базар. Бери бабки и иди. Хозяин не любит, когда
шумят. Тебе что, неприятности нужны?
видите ли, х-хозяин... За кого я кровь проливал?!
Узбек схватил его за руку.
нам жмурик? Что мы с ним делать будем?
бессильной ярости покосился через плечо на дом, ожидая, что
вот-вот откроется окно хозяйского кабинета и Граф ледяным
тоном осведомится, что происходит. Ворота громыхали и
лязгали. Ситуация складывалась неприятная и, более того,
унизительная. Какой-то вонючий бомж вытворял что хотел,
пользуясь своей безнаказанностью.
уже с оттенком угрозы сказал Узбек. - Я сейчас в ментовку
позвоню, будешь, блин, на нарах песни петь.
спокойно сказал бомж. - У меня там все ребята знакомые, они
меня уже и не берут...
то?
отпирая замок. - Урою сучару, по земле размажу...
открывать!
Что же нам теперь, целый день это кукареканье слушать?
береты!.. И крылья парашютов!..
створку ворот. Пьяный поехал на него вместе со створкой,
неожиданно выпустил прутья, покачнулся, взмахнул руками,
пытаясь восстановить равновесие, и в следующее мгновение
Пиявка вдруг с мучительным хрипом повалился на асфальт
подъездной дорожки, обхватив руками сломанную гортань. Он
судорожно перебирал ногами в новеньких кроссовках и вдруг
затих.
Он все еще не мог поверить в происходящее. Оно казалось ему
какой-то нелепой случайностью, миражом, небылицей из разряда
тех, что рассказывают после второй бутылки, когда уже никто
никого не слушает и все за столом галдят вразнобой, стараясь
перекричать друг друга. Пьяный бомж не мог представлять
никакой опасности для двоих здоровых, накачанных,
вооруженных, уверенных в себе боевиков, привыкших наводить
трепет на пол-Москвы. Легче было поверить в то, что с
Пиявкой случился какой-то странный припадок.
Погоди...
откуда появился огромный пистолет с длинным тонким стволом -
кажется, древний, времен гражданской войны "маузер", -
странно гармонировавший с рваным плащом и обтрепанной
шляпой. Рука с пистолетом описала в воздухе короткую
стремительную дугу слева направо, и тяжелая округлая
рукоятка с хрустом опустилась на висок Узбека.
понемногу остывать Пиявки. "Бомж" убрал пистолет куда-то в
недра своего необъятного плаща, ухватил одной рукой за
шиворот Пиявку, другой - Узбека и волоком потащил их к
окружавшим беседку кустам сирени. Приоткрытая створка ворот,
когда из-под нее убрали служившую своеобразным упором ногу
Пиявки, сама собой вернулась на место. Замок сработал с
легким щелчком, и у ворот снова стало тихо. Неизвестный в
плаще и шляпе вместе со своей ношей скрылся в кустах за
секунду до того, как раздраженный Граф выглянул в окно
третьего этажа, чтобы поинтересоваться, когда, наконец, его
охрана перестанет ковырять в носу и уберет от ворот
надоедливого певца.
гонял несколько желто-зеленых листьев, и удовлетворенно
кивнул. Охрана сделала свое дело и вернулась на место, как
ей и было положено. Граф не любил, чтобы вооруженные люди
слонялись по двору, портя пейзаж и мозоля глаза. Он вообще
не очень любил людей: с ними было скучно.
скучный тип? - спросил Арчибальд Артурович, отходя от
похожего на корабельный иллюминатор окна и неторопливо, с
большим достоинством опускаясь в глубокое кожаное кресло.
лежавшей на столике пачки длинную шведскую сигарету и
поднося ее к губам. - Но я удивлена, что это заметили вы.
Обычно посторонние считают его душой любой компании.
галантно чиркнул перед ее лицом зажигалкой, - Евгений
Дмитриевич и есть душа любой компании, - сказал он. - Но все
компании по сути своей скучны и однообразны. Следовательно,
душа компании точно так же скучна, особенно если она - душа
абсолютно любой компании, от бригады грузчиков до совета
директоров крупного банка...
это, простите, довольно банальный парадокс. И вообще, долго
вы еще собираетесь держать меня взаперти?
совсем недолго, очаровательная Елена Павловна. И потом,
какая вам разница, где сидеть взаперти? Смею надеяться, что
условия в моем доме не хуже тех, к которым вы привыкли. Или
вы соскучились по мужу?
Лена. Эта игра словами утомила ее, и ей приходилось
прилагать все большие усилия для того, чтобы казаться
спокойной и слегка ироничной. На самом деле никакого
спокойствия не было и в помине - Лена ужасно боялась и
подозревала, что Арчибальд Артурович догадывается об этом.
Артурович, словно подслушав ее мысли. - Отнеситесь к этому
как к небольшому забавному приключению. Осмелюсь
предположить, что вы искали именно приключений, сидя в
одиночестве в том баре, где вас нашли мои люди.
Лена. - Это касается только меня. Чего вы от нас хотите?
успокоились и получили, удовольствие от пребывания в моем