Военным министром в состав кабинета вошел генерал Тэраучи, состоявший на
действительной службе в войсках. Это тоже не было случайностью - военная
клика добилась императорского решения, по которому военным министром мог
быть только генерал, состоящий на действительной службе в армий. Нельзя
было также считать случайностью и то, что новый военный министр был сыном
фельдмаршала графа Тэраучи, занимавшего тот же самый пост во время
русско-японской войны. Это назначение говорило о несомненном усилении
антисоветских настроений в новом кабинете премьера Хирота.
Их судил особый трибунал, и девятнадцать зачинщиков спешно приговорили к
смерти. А военное положение, введенное в дни мятежа, продолжало
существовать, его отменили только летом, когда правительство Хирота
укрепило свои позиции.
войне. Такой вывод сделал Зорге в пространном донесении, которое он
отправил в Центр через Шанхай специальным курьером.
Германо-японские отношения принимали все более тесный и доверительный
характер. Что же касается отношений между Японией и Советским Союзом, то
они становились все хуже. Не прошло и месяца после мятежа, как вспыхнули
вооруженные стычки на маньчжуро-советской границе, спровоцированные штабом
Квантунской армии. Были первые раненые и убитые с обеих сторон. Росло
напряжение и на границе с Монгольской Народной Республикой.
корреспондентов. Для журналистов она оставалась запретной страной. Но для
доктора Зорге, известного в генеральном штабе своими прояпонскими
настроениями, было сделано исключение. Возможно, и рекомендация полковника
Отта имела свое значение. В разгар лета Рихард уехал в Маньчжурию.
назначенным начальником Квантунской армии и министром иностранных дел
господином Арита, так же как не знал он о личном послании Сиратори все
тому же генералу Арита. Но Рихард с беспокойством наблюдал, что
диверсанты-разведчики семимильными шагами движутся к власти, приобретая
все больший вес в политике японского правительства.
уже генерал Итагаки, так излагал Арита свою твердую точку зрения:
Советскому правительству удалось привлечь ее на свою сторону. Если
взглянуть на карту Восточной Азии, сразу будет ясно, какое стратегическое
значение имеет для нас Внешняя Монголия, прикрывающая Сибирскую железную
дорогу".
политику, генерал смотрел только с военно-стратегической точки зрения. Он
позволял себе бесцеремонно вмешиваться в дела министерства иностранных дел
и давать категорические советы министру Арита.
безопасности Советского Союза будет нанесен сильный удар. В случае
необходимости влияние Советского Союза на Дальнем Востоке можно устранить
почти без борьбы. Поэтому Квантунская армия предполагает распространить
влияние Японии на Внешнюю Монголию всеми средствами, находящимися в ее
распоряжении. В этом отношении мы, военные, рассчитываем на полную
поддержку со стороны министерства иностранных дел".
группировки, поддержанной японским генеральным штабом, но он стоял на
верном пути в своих поисках, понимал, чего можно ожидать от
диверсанта-разведчика, занявшего такой пост в министерстве иностранных дел.
остановился в отеле "Ямато" в центре города, в том же самом отеле, где жил
в свой первый приезд во время маньчжурского инцидента.
мрачноватого вида холл с золеными потолками и высокими квадратными
колоннами. Бесшумные как тени слуги принесли в номер его багаж. Рихарду
отвели угловую комнату, выходившую окнами на круглую площадь. На другой
стороне, почти напротив гостиницы, находилось здание штаба Квантунской
армии с низким входом, возле которого всегда стояли два часовых в касках.
начальник штаба генерал Итагаки был в отъезде, но германского
корреспондента охотно принял сам командующий Квантунской армией - генерал
Уэда, сменивший на этом посту Сигеро Хондзио. Хондзио тоже пошел в гору -
стал адъютантом императора и его доверенным советником по военным делам.
Рихард хорошо представлял себе, что может насоветовать императору генерал
Хондзио.
кителе с поперечными нашивками на плечах вместо погон, почти лысый, с
длинными седыми усами и усталыми задумчивыми глазами. За этой безобидной
внешностью таились хитрость, расчетливость, коварное уменье направить
собеседника по ложному следу. Так же как Хондзио, Уэда принимал участие в
интервенции на Дальнем Востоке, и Рихард знал, что ему совсем неспроста
поручили командовать Квантунской армией.
для Маньчжурии, которая должна стать страной мира и счастья, жаловался на
китайцев, но ни словом не обмолвился о Монголии, тем более о Советской
России. Это тоже кое о чем говорило разведчику.
узнал, что Доихара уехал в Чахар, на границу с Монгольской республикой, а
перед тем выезжал в Пекин, где вел какие-то переговоры с китайским
генералом У Пей-фу об автономном правительстве для Северного Китая. Опять
заговор! Доихара, как коммивояжер, разъезжал по континенту, придумывая все
новые и новые комбинации. Именно здесь, в Маньчжурии, в кругу военных
Рихард услышал фразу: "Доихара - человек очень мягкого характера, поэтому
его послали в Китай. Он умеет ласково предъявлять ультиматумы. Но одного
упоминания имен Доихара и Итагаки достаточно для того, чтобы навести ужас
на жителей Северного Китая..."
Позже, в разговоре с Траутманом - немецким послом в Пекине, Рихард
повторил ему эту характеристику генералов - Доихара и Итагаки. Траутман,
улыбнувшись, ответил:
полевой жандармерии... Это люди сильной руки и, несомненно, придерживаются
нашей ориентации...
свою паутину Доихара, этот апостол японских интриг, диверсий и заговоров.
Рихард еще раз убедился: Доихара, как перископ подводной лодки, указывал
направление японской агрессии.
надо полагать, получил необходимые инструкции из генерального штаба. Он
сказал:
сожалению, там еще не совсем спокойно...
безопасности немецкого корреспондента, сколько нежелание пускать его
одного в приграничный район, приобретавший важное значение в предстоящих
событиях.
время его поездки в Калган. Он вел себя, как токийский йну, полицейский
осведомитель, не спускавший глаз со своего поднадзорного. Исимото очень
плохо говорил по-английски и каждый раз смущенно хихикал, не находя
нужного слова. Тем не менее он упорно пытался говорить с европейцем на
чужом ему языке, желая блеснуть своими познаниями. Рихард не возражал,
хотя к этому времени почти свободно говорил по-японски. Он учитывал один
психологический момент - человек, слабо знающий язык, все внимание
направляет на то, чтобы выразиться правильно, и уже не успевает подумать о
том, чтобы не сказать лишнего...
Сюйюаньской железной дороги - и вскоре тронулись дальше, в Калган, столицу
провинции Чахар. Занятые пересадкой, путешественники не успели пообедать и
поэтому, как только поезд отошел от платформы Сичжыминского вокзала,
перешли в вагон-ресторан, уже заполненный пассажирами. Слуга-китаец в
синем халате, с эмблемой Сюйюаньской железной дороги на рукавах, предложил
карточку, но оказалось, что на кухне, кроме стандартной путевой еды,
ничего нет - рисовый суп, курица с острым зеленым соусом и все тем же
вареным рисом. Слуга объяснялся только по-китайски, и Рихард принял на
себя роль переводчика, - японец совсем не знал китайского.
цветами, какими-то специями и парфюмерией. Слуга непрестанно доливал из
высокого чайника ароматный напиток, чтобы фарфоровые чашки все время были
полными. Рассуждали о качествах жасминового чая, о том, что на фабрике его
долго выдерживают рядом с лепестками жасмина, запах которого он впитывает
навсегда, как и все другие окружающие его запахи. Потом Зорге неожиданно
спросил:
чжансюэляновские бандиты?
пробормотал он, шумно втянув сквозь зубы воздух.