Чтение 64–й страницы книги ~Осколки великой мечты~

Пойдемте в дом?

Кислов проследил, что ворота надежно заперты. Явно оценил, что дом
оснащен видеокамерами.

Махнул охране: "Не нужны, идите".

Братков тут же увела горничная. А Евгений Петрович по-хозяйски взял Нику
под руку:

- Куда мне вас отвести?

"Наверно, ждет, что я скажу - в спальню!"

- весело подумала Ника и произнесла:

- Пойдемте в каминную. Там накрыт ужин. Пусть мальчишки свой подземный
ход достраивают.

За ужином Ника и Евгений Петрович вели светскую беседу.

Первую скрипку, конечно, играл Кислов.

Он угощал Нику свежими анекдотами, баловал последними сплетнями,
рассказывал злободневные байки.

Цепкие глаза внимательно наблюдали из-под кустистых бровей. "Следит за
реакцией", - поняла Ника.

И изо всех сил старалась своего отношения к телеисториям не высказывать.

А когда смешно - смеяться. Смеяться от всей души.

Евгений Петрович отдал должное суши-бару, удовольствием откушал острый
куриный шашлычок под сакэ и склонился над чашкой кофе:

- Ну-с, Ника Александровна, теперь признавайтесь, в чем дело.

Лавры Митковой покоя не дают?

"Хоть бы спасибо за ужин сказал!" - промелькнуло у Ники.

- Да упаси боже!

- сказала она вслух.

- Танечка Миткова ко мне в салон ходит, я ее так жалею... Работает,
бедняжка, сутками, никакой личной жизни... У меня - другая проблема.

Во-первых, давно хотела вас попросить: будьте добрее к Диме...

Кислов вскинул голову, глаза метнули молнию:

- Спасибо за совет. Только он... Ника не очень вежливо перебила:

- Я знаю, он хулиганит, историю про лягушку в учительской уже слышала. Но
мне кажется, Дима просто очень закомплексован.

Он все время смотрит на вас, уважает, преклоняется, боится...

Ему хочется быть таким же сильным, влиятельным...

В общем, таким, как отец.

Вот он и старается - по мере сил.

Привлекает к себе внимание.

- Ну и что - прикажете мне этим гордиться? - ехидно спросил Кислов.

"Телевизионщик ты, может, и классный.

А вот отец - никакой", - быстро подумала Ника.

- Зачем - гордиться?

- спокойно сказала она. - Просто уделяйте ему больше внимания.

Сделайте вид, что вам хочется с ним посоветоваться. Скажите, что вам
интересно его мнение...

- Ладно, Ника Александровна, - я понял, - с каменным лицом ответил
Кислов.

Ника сообразила, что ему уже говорили нечто подобное учителя из гимназии.
- Давайте второй вопрос!

Ника слегка опешила.

Честно говоря, она думала, что педагогическая дискуссия продлится
несколько дольше.

- Что, вам действительно нужна своя передача?

- усмехнулся он, продолжая бесцеремонно ее разглядывать.

- Нет, - твердо ответила она. - Мне нужно другое.

Она протянула ему папку с копиями документов, изъятых из сейфа
Соломатина.

Кислов быстро просмотрел бумаги.

Пару раз метнул на Нику заинтересованные взгляды. Один раз не удержался,
прищелкнул языком.

- Откуда это у вас?

- требовательно спросил он.

Она неопределенно пожала плечами.

- Хорошо, спрошу иначе.

Это - ваш интерес? Или чье-то поручение? Тут она не колебалась:

- Интерес - лично мой. С этим можно что-нибудь сделать?

- С этим - нет, - твердо сказал Кислов, показав на папку. И пояснил:

- При нынешнем развитии печатного дела таких фальшивок можно наклепать
тысячи.

- У меня будут подлинники, - заверила Ника.

- Мне просто хотелось знать ваше мнение... Имеет ли это какую-то
ценность?

- Кто еще об этом знает? - требовательно спросил он.

- Больше никто.

- твердо ответила Ника.

Перетрусившего Полонского упоминать вовсе не обязательно. Инну - тем
более.

- Мы много не заплатим, - вдруг сказал Кислов. Ника в первое мгновение не
поняла, опешила. Но тут же сообразила:

- А мне много и не надо.

"Отлично, я и не думала, что на этом можно заработать!"

Он строго посмотрел на нее:

- Десять штук "зеленых". При условии полного, эксклюзива.

Ника решила не торговаться и кивнула головой.

- Оригиналы я получу через пару дней. И немедленно свяжусь с вами...

Она устало откинулась в кресле.

Кислов внимательно посмотрел на нее и впервые за вечер заговорил
нормальным, человеческим тоном:

- Ника Александрована... вы уверены?

Уверены, что вам стоит затевать эту кашу?

Ей показалось, что он спрашивает ее искренне. Оказывается, его голос
умеет быть бархатным и встревоженным. Если бы он с сыном так разговаривал!

Ника вздохнула:

- Мне совсем не хочется затевать эту кашу. Но другого выхода у меня -
нет.

Она поднялась:

- Пойдемте покажу вам подземный ход. Мальчишки, наверно, уже заждались...
Пятница, 20 октября, утро

Баргузинов

- Принести вам кофе? - Официантка ласково прикоснулась к его плечу.

Он вздрогнул, взглянул на нее.

Нависает над ним - высокая, тощая, в бархатном блестящем костюмчике.

Не будет он кофе. Иван буркнул:

- Принеси водки.

- Что-нибудь закусить?

- Не надо. Только водки.

В глазах у девушки блеснуло сожаление.

Молодая еще, не привыкла. Пытается его отрезвить. Жалеет. Официантка
склонилась к нему, сказала настойчиво:

- Давайте принесу тарталеток. С семгой. Пока они беседовали, дилер
объявил новые ставки. Баргузинов поставить не успел. Супервайзер,
наблюдавший за игрой, звякнул в колокольчик.

Официантка обернулась на звук.

Старший менеджер сделал ей страшные глаза.

Это означало: "Вали отсюда.

Не приставай к клиенту. Из-за твоих тарталеток он проиграет на сто
долларов меньше". Девушка поспешно отошла.

Баргузинов вновь повернулся к игровому столу.

Господи, что он делает! Сколько он уже здесь?

И сколько - здесь оставил? Квадраты рулетки сливались в сплошное зеленое
полотно. Стрекочущий шарик звучал словно адская музыка. Иван уже ничего не
понимал.

Не понимал, куда он ставит, зачем, как, по какой системе.

Баргузинов знал только одно: сегодня ему не везет. И знал, что раньше, в
такие невезучие дни, он просто пожимал плечами - подумаешь, потерял сто
баксов! - и перебирался из казино куда-нибудь в ночной клуб.

Но сегодня...

Точнее - вчера...

А может - позавчера...

На него что-то нашло.

Он никак не мог отсюда уйти.

Фортуна издевалась.

Изредка показывала ему остренькие зубки, давала чуть-чуть выиграть.

Ивану придвигали столбики фишек, на душе теплело, хотя разум подсказывал:
"Ты просадил уже в сто раз больше!" И он опять играл, ему снова казалось:
все, везение вернулось, он знает, чувствует, какой сектор сейчас выпадет.

И ставил по пятьсот баксов на последнюю треть, на числа от 24 до 36.

И даже угадывал. Почти угадывал - выпадало совсем рядышком: 23 или
"зеро".

А он собирался с силами и вновь испытывал свою судьбу, и она вновь над
ним издевалась.

Издевалась так, что даже прожженные циники, соседи по игровому столу,
смотрели на Баргузинова с сочувствием.

Внутренний голос посылал его за покерный стол, внутренний голос шелестел
в ухо: ставь больше, ты сейчас выиграешь.

И он ставил, и получал со сдачи четыре десятки, и швырял карты на стол к
восторгу игроков, и кричал дилеру: "Ну-ка, открывай свою пару шестерок.

Или что там у тебя?