Чтение 65–й страницы книги ~Гектор Сервадак~

- Вот это действительно как нельзя более своевременно, - с серьезным
видом отозвался капитан Сервадак. - Однако я полагал, что Нерина одна из
малых планет и ее элементы уже известны земным астрономам.

Профессор метнул на капитана Сервадака свирепый взгляд, точно тот
усомнился в полезности его труда. Затем заговорил с горячностью.

- Капитан Сервадак, если земные астрономы и наблюдали Нерину и даже
определили ее среднее суточное движение, ее годовой период обращения,
среднее расстояние от Солнца, ее эксцентриситет, долготу ее перигелия,
долготу восходящего узла, наклон ее орбиты, - все это необходимо
определить заново, ибо Нерина теперь уже не малая планета, а спутник
Галлии. Она является нашей луной, и я желаю изучать ее как Луну! Я не вижу
причины, почему галлийцы должны знать меньше о галлийской луне, чем знают
жители Земли о своей луне.

Надо было слышать, каким тоном произнес Пальмирен Розет "жители Земли".
С каким презрением он говорил теперь о родной планете!

- Капитан Сервадак, - заявил он, - я заканчиваю наш разговор тем же, с
чего начал, - просьбой предоставить мне отдельный кабинет...

- Мы позаботимся об этом, дорогой профессор...

- О, я не тороплюсь, - отвечал Пальмирен Розет, - лишь бы он был готов
через час...

Для этого понадобилось целых три часа, и Пальмирена Розета устроили,
наконец, в одной из ниш, где уместились его письменный стол и кресло. В
последующие дни, несмотря на лютый мороз, он неоднократно подымался в
верхний зал, чтобы наблюдать различные фазы Нерины. После этого он
уединился в своем кабинете и больше не показывался.

Право же, галлийцам, замуровавшимся на глубине восьмисот футов,
требовалась большая сила духа, чтобы выносить столь однообразную жизнь, не
отмеченную никакими происшествиями. За много дней ни один из них не
подымался на поверхность, и если бы не необходимость пополнять запасы льда
для получения пресной воды, они и совсем бы не покидали недр вулкана.

Колонисты несколько раз спускались и в нижние ярусы главного кратера.
Капитан Сервадак, граф Тимашев, Прокофьев и Бен-Зуф хотели исследовать как
можно глубже эту пропасть, зиявшую в ядре Галлии. Надо признать, что их
нисколько не интересовала разработка горной породы, состоящей на тридцать
процентов из золота. К тому же этот металл, бесполезный на Галлии, не имел
бы цены и на Земле, если бы комета упала туда, и исследователи обращали не
больше внимания на теллурид, чем на простой известняк.

Во время этой экспедиции они выяснили, что главный очаг вулкана не
угас, и пришли к заключению, что если извержение и прекратилось, то,
значит; лава где-нибудь проложила себе новые пути.

Так протекли февраль, март, апрель, май; затворники жили в каком-то
оцепенении, хотя и не отдавали себе в этом отчета. Угнетенное и унылое
состояние духа уже становилось опасным. Общие чтения, вызывавшие вначале
такой интерес, больше никого не привлекали. Вместо общих бесед люди
собирались по двое, по трое и разговаривали вполголоса. В особенности
испанцы казались подавленными и целыми днями лежали на своих койках. Они
подымались редко и неохотно лишь для того, чтобы поесть. Русские держались
бодрее и выполняли порученную им работу с большим усердием.

Недостаток физических упражнений представлял особую опасность при столь
долгом заточении. Капитан Сервадак, граф Тимашев и Прокофьев с
беспокойством наблюдали, как галлийцами овладевает сонное оцепенение, но
что они могли поделать? Одних увещаний было недостаточно. Да и сами они
временами поддавались унынию и не всегда могли его побороть. Порою это
выражалось в необычайной сонливости, порою в неодолимом отвращении ко
всякой пище. Право, можно было подумать, что, зарывшись в землю, как
черепахи на зимнюю спячку, наши узники решили поститься и беспробудно
спать по их примеру вплоть до наступления тепла.

Из всей галлийской колонии наиболее стойко держалась крошка Нина. Она
бегала взад и вперед по пещере, старалась подбодрить Пабло, который
невольно заражался общим подавленным настроением. Девочка заговаривала то
с тем, то с другим, и ее свежий голосок разносился по мрачному подземелью,
словно пение птички. Одного она уговаривала поесть, другого - что-нибудь
выпить. Она была душою этого замкнутого мирка и оживляла его своей
беготней. Когда под угрюмыми сводами наступала гнетущая тишина, девочка
распевала веселые итальянские песенки. Она жужжала, как хорошенькая мушка
из басни, но приносила гораздо больше пользы и добра. В этой крошке был
такой избыток жизненных сил, что они невольно передавались остальным. Быть
может, благотворное влияние Нины сказывалось почти незаметно для тех, кто
ему подвергался, но от этого оно не становилось слабее; присутствие
ребенка бесспорно было спасительным для галлийцев, уныло дремавших в своем
мрачном склепе.

Между тем дни и месяцы шли своим чередом. Чем они были заполнены? Ни
капитан Сервадак, ни его спутники не могли бы этого сказать.

К началу июня общее угнетенное состояние как будто стало проходить.
Сказывалось ли тут воздействие лучезарного светила, к которому
приближалась комета? Возможно, хотя Солнце все еще было от них очень
далеко! В то время как Галлия совершала первую половину своего оборота,
лейтенант Прокофьев тщательно сверял ее перемещения с цифрами, полученными
профессором. Он отметил графически эфемериды кометы и мог с достаточной
точностью проследить по вычерченной орбите весь ее путь.

После прохождения афелия ему уже нетрудно было определить дальнейшее
движение Галлии. Поэтому он мог и сам давать разъяснения своим спутникам,
не обращаясь за советами к Пальмирену Розету.

Он установил, что к началу июня Галлия вторично пересекла орбиту
Юпитера, но еще находилась чрезвычайно далеко от Солнца, а именно на
громадном расстоянии в сто девяносто семь миллионов лье. Однако в
соответствии с одним из законов Кеплера скорость кометы непрерывно
возрастала, и через четыре месяца она должна вновь вступить в пояс малых
планет, находящийся лишь в ста двадцати пяти миллионах лье от Солнца.

Во второй половине июня капитан Сервадак с товарищами стряхнули с себя
тягостное оцепенение; здоровье вернулось к ним. Бен-Зуф был похож на
человека, который выспался всласть и теперь блаженно потягивается.

Колонисты стали все чаще посещать пустынные залы Улья Нины. Капитан
Сервадак, граф Тимашев и Прокофьев даже выходили на берег. Все еще стояли
лютые морозы, но воздух был по-прежнему чист и неподвижен. Ни единого
облачка ни на горизонте, ни в зените, ни малейшего ветерка. Отпечатки ног,
оставленные "а снегу несколько месяцев назад, были так же отчетливы, как и
в первый день.

Вид побережья изменился лишь со стороны скалистого мыса, защищавшего
бухту. В этом месте продолжалось непрерывное утолщение ледяного покрова.
Он уже поднялся теперь больше чем на сто пятьдесят футов. И на этой
совершенно неприступной высоте виднелись шкуна и тартана. При таянье льдов
им грозило неминуемое падение и неизбежная гибель. Спасти их не было
никакой возможности.

Хорошо еще, что Исаак Хаккабут, никогда не покидавший своей лавочки в
глубинах горы, не сопровождал капитана Сервадака в этой прогулке по
берегу.

- Будь он здесь, - сказал Бен-Зуф, - старый плут завопил бы громче
павлина. А на черта нужны павлиньи крики без павлиньего хвоста?

В следующие два месяца, июль и август. Галлия еще более приблизилась к
Солнцу, от которого ее отделяло теперь сто шестьдесят четыре миллиона лье.
Короткими ночами по-прежнему стоял жестокий холод, но днем солнце заметно
пригревало Теплую Землю, расположенную в поясе экватора Галлии, и
температура поднималась градусов на двадцать. Галлийцы ежедневно выходили
наружу погреться в его живительных лучах, следуя в этом примеру некоторых
птиц, которые ищут солнца днем и прячутся с наступлением темноты.

Это подобие весны оказало самое благодетельное влияние на обитателей
Галлии. К ним возвращалась надежда и уверенность. Днем на горизонте сиял
заметно увеличившийся диск. Ночью среди неподвижных звезд появлялась
Земля. Цель уже была видна, хоть она и находилась еще очень далеко. Это
была пока лишь точка в небесном пространстве.

Однажды Бен-Зуф заметил в присутствии капитана Сервадака и графа
Тимашева:

- По правде сказать, никогда я не поверю, что на этакой козявке может
уместиться Монмартрский холм.

- Однако он там умещается, - возразил капитан Сервадак, - и я крепко
надеюсь, что мы его там найдем!

- И я тоже, господин капитан! Но нельзя ли узнать, с вашего позволения,
- если бы комета профессора Розета не захотела вернуться на Землю, разве
мы не сумели бы притянуть ее туда насильно?

- Нет, друг мой, - ответил граф Тимашев, - никакая власть человеческая
не может нарушить геометрическое расположение светил во вселенной. Если бы
каждый изменял по-своему ход планет, какая путаница началась бы в небе! Но
господь бог не дозволяет этого и, я думаю, поступает мудро.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

где повествуется о первой и последней стычке, происшедшей

между Пальмиреном Розетом и Исааком Хаккабутом

Наступил сентябрь месяц. Пока еще не было возможности покинуть темное,
но теплое убежище галлийского подземелья и снова водвориться в Улье Нины.
Пчелы-галлийцы непременно замерзли бы в своих прежних ячейках.

К счастью или к несчастью, но вулкан как будто не угрожал снова стать
действующим.

К счастью потому, что внезапное извержение могло бы застать врасплох
галлийцев в главном жерле, единственном выходе, оставшемся для лавы.

К несчастью потому, что в случае извержения галлийцы могли бы
немедленно вернуться к относительно легкой и удобной жизни в верхних