уж там - держись, хряк лесовой.
незнакомое место: на гладкой, словно вытоптанной поляне росло несколько
небывало высоких деревьев с громадными - на размах двух рук - резными
листьями, над которыми недвижно замирали в дурмане собственного благоухания
пирамидальные свечи запоздалых цветов. У подножия самого высокого дерева
виднелась какая-то глыба, рыжевато-белесая, точно загаженный птицами камень.
Странные звуки неслись вроде бы от этого камня: "Уу-фу-уу-фу-уу-фу..." -
точно заматерелый боров с Дороги Свиньи чесался о шершавый ствол.
Любопытство чуть было не подтолкнуло дотошного странника вперед, но тут
ленивый лесной ветерок донес до него острый запах хищного зверя; Харр замер,
внимательно оглядывая одно дерево за другим - за которым же прячется
плотоядная тварь? Меж тем звуки начали набирать высоту, сливаясь в одно
непрерывное: "Ууууууууууу! - ...фу".
Изумление его было столь велико, что ему не пришло даже в голову спрятаться
за какое-нибудь соседнее дерево, и он, вытаращив глаза, разглядывал
приближающееся к нему лесное чудо.
голову (хотя в Зелогривье он уже привык глядеть на всех свысока), этот
страшила в ширину был точно таков же, как и в высоту. Ощущение законченного
квадрата создавала еще и соломенная щетка, подымавшаяся дыбом с его плеч и
ворота и доходившая точно до макушки, так что голова казалась приклеенной к
этому ощетиненному заслону. На его фоне трудно было как следует разглядеть
бесцветное лицо, поросшее седовато-сивым волосом, и только уже совсем вблизи
Харр понял, что волос этот стоит дыбом, как иголки у ежа, традиционно
обрамляя немигающие стылые глазки и верхушки ярко-розовых щек, меж которых
страшно алели две дыры вывороченных ноздрей.
квадратная туша перла вперед с неуклонностью гигантской черепахи. Харр
сделал шаг в сторону, чтобы сойти с небезопасной прямой, по которой
продолжал двигаться этот мордоворот, по свиные глазки по-прежнему глядели
только перед собой, теперь уже мимо Харра, и ему уже начало казаться, что
это взгляд слепца; он уже начал поворачиваться, пропуская мимо себя этого
безразличного ко всему лесового хряка, как вдруг тот стремительным движением
выпростал из складок одежды бугрящуюся мускулами руку, и свинцовый кулак
влепился точно в скулу не успевшего отшатнуться менестреля.
ним, заслоняя звездное небо, и едва уловимо касалось левой половины лица,
сведенной болью, десятком крошечных влажных крыльев, от которых боль вроде
бы утихала. Пирли.
было...
принимают, трупоеды? Он мотнул головой и поднялся, постанывая. Кругом была
непроглядная темень.
мотылей тут же послушно засветились каждый на свой лад и послушной цепочкой
огоньков поплыли на уровне глаз. Еще счастье, что уцелевших. Харр припомнил
апатичную харю лесового хряка, и ему уже не хотелось встречаться с ним на
узенькой дорожке. И даже с мечом в руке. Он двинулся вслед за уплывающими
огоньками, беззвучно понося все и всех в этом скудоумном мире. И мясистых
потаскух. И костлявых юниц. И расплодившихся амантов. И их шуструю ребятню.
И вороватых стражей порядка. И вонючих бесштанных подкоряжников. И вообще
весь этот тупой, скудоумный народец, и живущий-то непонятно зачем...
есть цель жизни - следовать за Незакатным солнцем. И только смерть может
остановить того, кто родился под его благословенными лучами. А тут...
Родился, нагадил тридцать три ведра и помер на том же самом месте. Тьфу!
Нет, завтра же надо будет взять аманта за жабры, чтобы караван снаряжал. А
начнет увиливать да оттягивать - так недолго ведь плюнуть и податься в
соседний стан, а там в другой, третий...
он тщетно старался заснуть, но в голове роились неотступные мстительные
мысли, а над головой - такие же прилипчивые букорахи, упорно овевающие его
ноющую скулу. В конце концов он не выдержал и вылез на двор, присев на
теплый еще камень очага. Предутренний ветерок приятно холодил лицо, но
неотвязные пирли уже были тут как тут. Харр хрюкнул от злости - и тут же
свиная харя лесового аманта воссияла в его памяти во всем своем
сквернообразии. Расквитаться с ним было ну просто позарез необходимо, чтобы
на душе не осталось впечатления позорного бегства, но как?..
засветившейся пирлипели свою четырехпалую ладонь.
темноте ладонью гигантский призрачный клинок, истекающий избытком позолоты,
изукрашенный голубой змейкой вдоль лезвия. Он надстроил темно-лиловый эфес,
осыпал его драгоценными каменьями, задохнулся от одуряющего восторга - это
был самый прекрасный меч, виденный им в жизни. Не его. Командора Юрга.
нарушила! - и меч торжественно взмыл в вышину, где еще совсем недавно злобно
мерцала яростная лихая звезда.
зависнете над домом лесового аманта, - он уже не сомневался, что приказание
его будет выполнено безукоризненно, и было так - призрачный меч, словно
подхваченный ночным ветерком, плавно сместился влево и уплыл за верхушки
деревьев, ограждающих Махидин дворик.
громадными босыми ступнями по утоптанной глине, добежал до проулка,
выходящего прямо на городскую стену, - отсюда было хорошо видно и все
бархатное небо, простершееся над спящим становищем, и грозно лучащийся меч,
застывший в ожидании нового приказа.
амантовых дворах!
чем раздался первый вопль, не различить даже за беспросветным ужасом,
мужской или женский. А затем еще и еще - Зелогривье сходило с ума от
непредсказуемой жути, которой разразилось проклятое лихолетье. Харр
представил себе, как лесовой хряк, дотоле бесстрашный в своей звериной
непобедимости, нагишом прет на крышу или к окну...
разноцветных искр.
он последнее распоряжение.
ни увидеть, ни догадаться. Неизвестность всегда страшнее, а наврут уж ему с
три короба...
спасибо, что я хрен свинячий над твоим домом не вывесил!
строгие каноны рыцарской чести.
сунуть голову под подушку, но таковых, похоже, в Межозерье не водилось: его,
как почетного гостя, уложили между двумя пуховыми перинами, к середине ночи
уже повлажневшими от пота, и он чувствовал себя как ломоть ветчины между
пышными горячими лепешками. Визг усилился, срываясь и переходя в икоту, и
окончательно прогнал возникшее тяготенье к завтраку. Но, несмотря на гадливо
сморщившуюся физиономию высокого гостя, полуголый телес, дежуривший у
порога, тут же метнулся к нему с подносом, на котором томилась, выдыхаясь,
утренняя чаша с опохмелкой.
остро пахнущее пятно, и свесил ноги с высокой постели. Вот и
попутешествовал. Визг, доносившийся снаружи, захлебнулся и смолк - видно,
мудродейке замазали рот.