они только что прошли. Лицо корчило рожи и рычало, а с его острых зубов
капала слизь. Хабэд бросилась прямо к нему и исчезла в отвратительной пасти.
Не отстававший от нее Зайрем задержал дыхание, почувствовав, как зловоние
окутывает его, угрожая лишить сознания. Но Хабэд плыла дальше, и Зайрем
старался не отставать от нее.
его глотке, погружаясь в вонючую тьму желудка. Им навстречу поднимались
пузыри зловонного газа, вдохнуть которые было просто невозможно. Зайрем,
попробовав, чуть не задохнулся... Но вдруг миазмы рассеялись, и весь ужас
закончился. Хабэд и Зайрем попали в серебряную пещеру, вода которой слабо
светилась.
ростом с человека, сделанная из красного металла, почти полностью
покрывшегося зеленой ржавчиной.
дунула в них.
взметнулись вверх пузырьки воздуха. Ее зеленые глаза завертелись в разные
стороны, и она заговорила.
Кто желает учиться у меня, пусть войдет.
короны до края своей мантии. Внутри нее оказался футляр такого размера,
чтобы человек мог войти и стоять в нем.
ты трус, мы можем вернуться.
но не такую сильную, чтобы испугаться. Когда он вошел, статуя снова
закрылась, заточив его во тьме.
***
но вскоре все мысли его исчезли, ибо в голове статуи хранились знания тысячи
- а может, и больше - чародеев - дух Сабла.
неба. Потом он увидел, как нахлынул потоп. Он смыл горы, небо и людей вместе
с ним. Потом пришли волшебные грезы, и юноша словно переселялся в тела
других людей и жил в них, испытывая их боль и восторг, познавая их страдания
и стремления.
гордыню Зайрема. Его голова раскалывалась от напряжения: Зайрем упражнялся в
белой и черной магии, насылал чары и проклятия, произносил заклинания,
вызывал и изгонял духов. У него заболели пальцы Зайрем сшивал в фолианты
огромные листы пергамента, высекал в мраморе и вычерчивал на песке руны
власти и числа судьбы. Он чувствовал, как изменяются его сердце и душа - так
пламя колеблется на ветру, так глина меняет форму под руками гончара. Хотя,
может быть, ничего и не изменялось. Возможно, он просто нашел то, что раньше
скрывалось от него, - зло и мрак, живущие в глубине каждой души. И Зайрем
принял это зло, прильнул к нему, как к единственной оставшейся колонне в
разрушенном доме. Злоба тех, кто шел перед ним, заполнила его душу, как и их
искусство. Он впитал в себя все их знания. Его руки смешивали приворотные
зелья, а воля склоняла в земле деревья. Более тысячи живших до него магов
сейчас отдали ему все свои знания.
они выходили из статуи безумцами или гибли. Но когда покрытая зеленой
ржавчиной статуя широко распахнулась, чтобы выпустить Зайрема, он вышел
оттуда великим чародеем.
***
больше, когда она увидела нового Зайрема. Она, конечно, предполагала, что
статуя не убьет юношу, но никак не ожидала, что тот настолько изменится.
Нечто неразличимое придало лицу Зайрема новое выражение. До того как он
вышел из статуи, принцесса еще надеялась на его любовь. Теперь же весь его
вид говорил о том, что все надежды принцессы тщетны, но Хабэд не обратила на
это внимание.
знание.
если захочу.
принцесса отвернулась и поплыла прочь из пещеры. Вскоре Зайрем последовал за
ней. Он больше не улыбался. Новоявленный чародей погрузился в себя, в его
взгляде появились грусть и роковая бесстрастность.
расступились перед ними, каменная дверь плавно подалась. В Зале Мертвых
королей все так же сидели безучастные коралловые изваяния.
выход, обвился черный змей, первый и единственный страж.
это.
вздымаясь в темной воде, лязгая острыми, как бритва, зубами и сверкая
глазами. Однако стоило Зайрему произнести слово на колдовском языке Сабла,
как змея рассыпалась на куски, похожие на круглые черные монеты, и те
разлетелись во все стороны.
принцесса. - Зачем ты сделал это? Ведь ты легко мог пройти, не применяя
насилия.
Вместо этого он разыскал знакомую комнатку, выходящую в сад, и лег, словно
собираясь спать, но так и не заснул.
Наконец придя в себя, Зайрем встал и выпил серебристого, как чешуя рыб, вина
Сабла. Потом он пошел в библиотеку принцессы, взял несколько книг и,
пробежав глазами по страницам, обнаружил, что знает больше языков, чем
прежде. Он даже смутно припоминал, будто сам диктовал некоторые из них
вернее, их диктовали его предшественники, чью память он получил от статуи.
Вскоре липшие подробности, смущавшие разум Зайрема, забылись. Остались лишь
вдохновляющая надменность чародеев и жестокая бессердечность Людей Моря.
остановить его. В самом деле, когда он попытался открыть двери ее покоев, то
оказалось, что она не заперла их. Принцесса не заперла даже дверей своей
спальни-, отчасти из-за любви к нему, отчасти из-за того, что понимала: ее
возлюбленный все равно сможет войти к ней, если пожелает.
теребя золотистое покрывало. А когда он подошел ближе, она сказала:
можешь выйти из города. Послушай моего совета, Зайрем, уходи отсюда.
- Я без труда узнал тебя в черном. И я прекрасно понимаю, что ты хочешь
сказать теперь. Ты меня боишься?
города. Я не думала, что ты так изменишься. На тебе эта перемена сказалась
еще сильнее и ужасней. Да, я боюсь тебя, но не страх, а моя любовь умоляет
тебя бежать из Сабла.
их тел и завязал концы узлом, чтобы подводные течения не могли бы разделить
его и красавицу. Потом, обхватив девушку одной рукой" чародей другой сдернул
с ее груди украшенный самоцветами лиф и в клочья разорвал легкий, как
паутина, шелк, облаком окутывавший ее бедра.
большим неистовством, чем Зайрем, вцепилась ногтями в его одежду, сдернула
ее с плеч колдуна, прижалась к нему, тихо плача от любви, и, словно дикий
зверь, впилась в него зубами, будто бы собираясь сожрать его, забыв о всех
страхах и обо всем, кроме его тела.
пока Хабэд не ухватилась руками за украшенную драгоценными камнями стойку
балдахина и, обняв Зайрема ногами, скользнула узкими ступнями по его спине.
Колдун погрузился в нее, двигаясь в кольце ее ног, и свет стал красной
тьмой, а молчание - звуком. Смех под водой причиняет боль, разрывая легкие
любовь же под водой мучительнее всякого смеха. Она, словно петля, стягивает
горла любовников, но эти страдания каким-то противоестественным образом,
похоже, лишь усиливают наслаждение.
серебряных звезд проносились перед их взором, будто порожденные движениями
их чресел, высекавших огонь друг из друга. А когда они поднялись сквозь
горячие чувственные волны к еще более удушающему экстазу, их, казалось,