поднялся наверх, на берег. Непривычные для меня каблуки скользили по
булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы
не заметил спешащей ко мне фигуры - как полагается, в шляпе с плюмажем и
коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага.
выражений. Потому что это был вовсе не Борич. То, что человек обладал
совершенно другим лицом, ничего не значило: мне не раз уже случалось
упоминать, что в Пространстве Сна мы можем принимать самые неожиданные
обличья. Но - нутром или подкоркой - мы всегда ощущали своих, и для того,
чтобы опознать даже и незнакомого сотрудника, нам чаще всего не
требовалось показывать метку на руке или называть имя, под которым тебя
знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно чужой человек, и
приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями.
хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича.
брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая, я из
третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил.
Я уклонился вправо - движение естественное, когда держишь шпагу в правой
руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад, демонстративно
показывая, что готовит удар в голову - рубящий, а не укол, шпага у него
была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати, держал
в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить меня
взять пятую защиту, повернуть кисть - и бить в грудь. Поэтому вместо
защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в стойку, в
свою очередь, кинулся в атаку и попытался захватить его оружие; он
отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг против
друга, не скрещивая клинков, острия шпаг описывали маленькие орбиты,
каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же следовал
ответ на том же безмолвном языке: "Я и к этому готов, хочешь -
попробуй..." Дышалось легко, воздух был прохладным и чистым. Где-то
стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не выдержал неопределенности и
бросился вперед с неожиданным криком победной ярости; годится для
устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал
в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих, кто
еще не научился понимать, что не из любой позиции можно нанести удар в
каждое мгновение, но лишь из немногих; например, сколько ни грози он
сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку - и я в нырке
ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз я не боялся, а как
только клинок его замирал в действительно опасной позиции - я своей шпагой
тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось начинать сначала.
Клинки звенели гулко, набатно, такие звуки они издают только в
Пространстве Сна. Шли минуты. Наконец мне надоел этот танцкласс; я
имитировал внезапную, без подготовки, флешь-атаку, он третьей защитой
отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку - и тут, как я и надеялся,
мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив его
шпагу круговым движением своей. Его оружие вырвалось из руки, шпага
взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась на землю, только
сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла.
было сделать выпад и нанести удар быстрее, чем он убежит, и я был готов к
этому. Однако он совершил неожиданное: отступил на два шага и поднял руки:
листок бумаги и протянул мне:
и в то же время уголком глаза продолжая наблюдать за ним. Чтобы успокоить
меня, он отступил еще на шаг и заложил руки за спину. Хотя последнее вовсе
не всегда является признаком добрых намерений.
него мне придется теми способами, что приняты в методике ПС, а не верхом;
пешком или на каком-нибудь ковре-самолете.
САД В ЛУННОМ СВЕТЕ
обширной поляне, чьи пределы размыты мраком, в котором тонут все заботы
минувшего дня. В светлое время они надежно защищают нас от наплыва чувств;
заботы поддерживают, словно костыли, и, хоть на несколько часов лишившись
их, мы начинаем испытывать неуверенность в себе. И тут становится нужен
еще кто-то - хотя бы потому, что, когда людей становится двое, заботы
возникают сразу же, и жить становится привычно.
бессознательно просеивал через себя всякий звук и малейшее движение в
поисках чего-то, указывающего на присутствие другого человека. А услыхав в
стороне негромкий разговор, решительно свернул в его направлении, даже не
подумав о том, что, когда двое разговаривают поздним вечером при луне,
появление третьего собеседника может не принести им никакой радости.
треском проломившись сквозь кустарник, увидел сидящих рядом на не успевшей
еще остыть каменной скамье двоих - мужчину и женщину. Им явно не следовало
мешать - но уже поздно было, повернуться и скрыться оказалось бы не лучшим
выходом: так поступают лишь, увидев нечто, оскорбляющее какое-то из чувств
или норм поведения. Так что я, остановившись, кашлянул, переступил с ноги
на ногу и молвил:
посещаемых нами плоскостях) все, как правило, понимают друг друга, хотя
каждому кажется, что он объясняется на своем родном - или на каком-то
другом из известных ему наречий.
промолчала. Я не мог разглядеть их лиц - луна стояла у них за спиной -
неразличимые эти лица были обращены ко мне, как бы изучая возникший
феномен, и надо было немедля найти формулу оправдания и, получив
информацию, исчезнуть столь же стремительно, как я здесь возник.
дорогу?
Несмотря на поздний час - тепло.
сказала женщина. У нее было приятное контральто, и я пожалел, когда этот
голос перестал звучать.
уверить, в замке вас никто не ждет. Хотя бы по той причине, что владельцы
его сейчас в Париже, при дворе Его Величества короля.
мне нужно попасть в замок; я надеюсь, вы поверите мне на слово и не
заставите предоставлять доказательства.
пространстве я уже сориентировался, не было еще полной точности
относительно времени. Но тут мужчина окликнул меня:
пожалуйста: вы ведь дример из второго Бюро?
Пространстве Сна. Но здесь было именно это Пространство, а я ухитрился на
минутку забыть об этом.
чем. Просто-напросто я имею прямое отношение к ОПС. И нахожусь тут
совершенно не случайно - как вы уже наверняка поняли.
ориентир во времени".
разговор женщина, голос ее сделался еще более низким и мягким, он как бы
существовал самостоятельной субстанцией, некая независимая атмосфера
возникала, иной воздух, которым можно было дышать даже с удовольствием; но