глубокую темницу. Город не имел лишнего хлеба кормить сдавшихся грабителей, и
после недолгого совета все они были проданы в рабство...
худшее. Торговля людьми переживала новый расцвет. И он, правитель Мельина,
знал, что это неизбежно и что можно лишь не давать живому товару уходить из
пределов его государства, потому что больше всего в рабах заинтересованы были
небольшие государства и пиратские анклавы по ту сторону внутренних морей, куда
ещё не успели дотянуться цепкие руки Империи.
негромко и внушительно произнёс Император, - тому обещаю колесование. С
предварительным отрубанием рук. Сперва кистей, потом по локоть, и только потом
- по плечо. До моря, конечно, далековато, да лихость этих молодцов всем
известна - переоденутся, личину скроют, так и до ваших мест доберутся. Так что
все поняли насчёт работорговли?
ведь оно того... как распознать-то? Пиратов-то, разбойников этих, лиходеев -
как распознать? А совсем запретить никак не возможно, никогда такого у нас не
было, чтоб совсем рабами б не торговать, да и времена-то сейчас какие? Хлеб
вздорожал, мешок муки за восемнадцать с четвертью полновесных золотников, а
зерно немолотое - так до десяти доходит!
гильдемейстер с гербом хлебопёков на праздничном дублете. По нему никак нельзя
было сказать, что он страдает от недоедания.
высокий и тощий, со свежим шрамом на лице - рубец оставили явно волчьи зубы.
Людишки и так последнее выкопали. Вот и...
Император, ожидая услышать что-нибудь вроде "бароны", "богатей", даже "Радуга",
на самый крайний случай (побоятся соврать!) - "морские разбойники", однако
ответом стало лишь дружное качание головами.
торговые...
торговле с пиратами говорил? А что, если ваших же горожан нелюдь какая-нибудь
покупала? На муки и смерть? Куда их потом девали? Из города уводили? Или закупы
здесь же и оставались?
утирая пот краем расшитой праздничной скатерти. - Покупали люди... по виду...
совсем обычные... города называли... мол, мы из Ежелина.... с Хвалина. Острага
там... многое что говорилось. Платили золотом. Настоящее доброе золото, без
обмана... Мы на сборы рыночные три телеги муки беднякам раздали... которые
совсем уж с голоду помирали... так что их никто даже на рынке бы не купил.
голову над изящной чашей, полной ключевой воды. Видящая Тайде с некоторых пор
не брала в рот вина. Император знал эту позу, эти едва заметно набухшие жилки
на висках, знал, что его Тайде сейчас прислушивается к чему-то совершенно
неразличимому для остальных. После волчьей магии Император внезапно задумался,
какие ещё таланты могли проснуться в тихой Дану, уже успевшей потолковать с
самим Хозяином Ливня, побывать в плену у Красного Арка, оказаться в лапах
похитивших её призраков, но самое главное - подержав в руках Деревянный Меч и
сроднившись с ним. Как она ещё терпит боль его отсутствия, вдруг мелькнула
мысль. Такое оружие не может не вплавлять себя в душу. Да так, что потом не
вырвешь никакими силами...
склонившиеся головы гильдейских, - у вас в городе неведомо кто покупал людей,
моих подданных, моих исправных плательщиков податей, а вы и пальцем не
шелохнули? Не донесли его сиятельству графу Тарвусу, не донесли консулу
Клавдию, не...
залепетал голова. - Так ведь куда ж деваться-то было! А так и золота
прибавлялось, и лишние рты из города... того...
Сударь городской голова, выражаю вам своё крайнее неудовольствие, - медленно и
чётко произнёс Император фразу отрешения от должности.
глаза и тяжело хлопнулся об пол. И было отчего.
крайним неудовольствием выводили на городскую площадь, неторопливо раздевали,
после чего опытные, высокооплачиваемые специалисты заплечных дел начинали
отделять у него плоть от костей. Приступали к делу они, как правило, с пальцев
ног. Древний закон гласил, что выдержавший "до колен" подлежал милости. Но за
все века применения изуверского закона ни один не продержался, что называется,
"выше щиколотки".
стала требовать уже несколько иные развлечения. Незадачливого писаря или
распорядителя голым выталкивали в загон с летучими нетопырями из-за Внутренних
Морей, с Горячего Берега, каковые нетопыри отличались интересной особенностью,
делавшей их буквально незаменимыми в деле публичных казней. Как у многих
тварей, в частности, морских гадов, желудки у этих нетопырей имели свойство
выворачиваться наружу, обволакивая жертву, и поглощать её, не заглатывая. Эти
самые нетопыри облепляли жертву сплошным ковром, медленно и неспешно
наслаждаясь небывалым пиршеством. Надо ещё добавить, что перед казнью летучих
бестий выдерживали без еды самое меньшее неделю, что делало зрелище поистине
незабываемым. Нетопырапии, как называли этот способ казни столичные острословы,
привлекали огромные массы простонародья.
отца и деда оказался не склонен. В недолгое время своего полновластного
правления (между окончанием войны с Радугой и прыжком в Разлом) он успел
подтвердить лишь несколько смертных приговоров. И все они приведены были в
исполнение длинным палаческим мечом, обрывавшим жизнь приговорённого в единый
миг, не давая толпе столь излюбленного ею долгого кровавого зрелища.
ждущие глаза остальных, вдруг подумал, что, помиловав этого бедолагу, он,
Император, совершит очень большую ошибку. Власть способна внушать подданным
повиновение, только когда строго выполняет свои собственные законы. Выразить
крайнее неудовольствие - означало смертный приговор. Ничего иного за нарушение
чёткого и явного коронного приказа - торговли людьми неведомо с кем не бывать!
- последовать и не могло.
холодную. Приговор услышит завтра.
зале. Несчастного голову ввели уже в цепях. За ночь он похудел самое меньшее
вдвое. Глаза ввалились, руки суматошно дергались, словно у куклы, за ниточки
которой дёргает вдрызг пьяный паппептьер<Здесь - кукловод>.
потому что бояться может только способный мыслить, а голова за проведённую в
камере ночь совершенно, похоже, лишился рассудка.
казнью через повешение, - дочитал Император. По толпе слушателей прокатился
вздох, две какие-то женщины истерически зарыдали. - Но, по причине военного
времени считаю неразумным предавать сего преступника смерти. Взамен пусть
послужит Империи там, где сейчас труднее всего - на Селиновом Валу в особой
команде, где кровью своей сможет искупить он вину свою...
Мельинской Империи, что простиралась "от моря до моря и от гор до гор", отряд
Императора вышел спустя только десять дней. Как сказали б странствующие певцы -
велики пределы мельинские.
являл собой унылое и угрюмое зрелище. Выжженный мало что ни дотла во время
истребления магов, прикрытый потом снежным саваном, он больше всего напоминал
истлевший скелет в могиле.
Деревянного Мечей. От которых отказался и которых объявил предателями Каменный
Престол. Воителям Подземного Народа не оставалось выбора - день за днём они
мостили дороги, вбивали сваи, рыли котлованы, клали тяжёлый камень в основание
фундаментов, с поистине муравьиным упорством забивали гравием глубокие
подземные катакомбы (те самые вместилища Нечисти); город стремительно обрастал
строительными лесами, грохотали подводы с белым камнем, с южным мрамором -
Император тогда приказал денег не жалеть. Благородные сословия тоже тряхнули
мошной, но главные расходы нёс именно Император.
них, известный людям под прозвищем Баламут, вернулся обратно, подтвердив
сородичам страшную весть - на родине Каменный Престол объявил их трусами и
предателями. Suura Y'pud, suuraz у pud, Сила Гномов, отреклась от своих
сыновей.
оказавшись на смертном поле. После возвращения Баламута гномам уже не
требовались надсмотрщики. Они не пытались ни бежать, ни бунтовать. Всё, что у
них было, они вкладывали теперь в работу.
стен, до сих пор покрытых толстым слоем копоти. Чёрному Городу, кварталам
бедноты, досталось особенно сильно.