нравился, - добавил он довольно-таки невпопад.
несколько последних суток. - А раз так, могу я тебя спросить, а?
свистом вызывая караульных, охранявших выход на пристань.
редкость коряво, и Эгин улыбнулся.
тоже последовал бы твоему примеру, да ведь ты, наверное, знаешь, что
людям, вступившим в Свод, не выйти из него раньше времени, отмеренного
Сводом.
Эгин, которого хамство Шотора то забавляло, то приводило в бешенство.
тысячу раз придурок, - Знахарь высунул язык, приставил уши и состроил
рожу, которую при свете дня Эгин счел бы уморительной. Но той лунной ночью
она показалась ему отталкивающей и жуткой. Да, Шотор определенно не был
человеком, хотя иногда им казался.
любимого гнорра, хушак. Дотана-гела, да будет его посмертие легким, извлек
меня из небытия где-то около месяца тому назад, воспользовавшись одной
темной формулой из истинной "Книга Урайна". Я служил Дотанагеле верой и
правдой и иначе не мог - благодаря "Книге Урайна" старикан имел надо мной
почти безграничную власть. Но теперь он изволил протянуть ножки, а значит,
я тоже могу валить к себе со спокойной совестью.
жечь страстный интерес, ибо он понимал, что если не узнает ответа на свой
вопрос здесь и сейчас, на Перевернутой Лилии, пока Шотор в хорошем
расположении духа, пока он разговорчив и празден, то едва ли узнает его
когда-либо в будущем. Не гнорр же будет ему рассказывать, в самом деле.
Знахарь. - Потому что всякий просвещенный муж, рожденный в Варане, должен
знать, что "туда" - это значит по ту сторону каменных зеркал, какими
когда-то давно была заставлена Воздушная Обсерватория вот на этой самой
долбаной Перевернутой Лилии. Можешь считать, что Знахарь собирается на дно
морское, ибо для тебя что бронзовые зеркала в княжеской купальне, что
каменные зеркала Обсерватории - одна и та же малина.
Элиена Ласарского в памятный год Тайа-Ароан? - Эгину не хотелось, чтобы
Знахарь окончательно закрепил за ним звание невежественного осла.
Ты окончательно сбрендил, Эгин. Читал бы лучше всякую запрещенную муть про
Крайние Обращения и не портил бы аппетита "Геда-ми" про всяких там...
Пойми, Эгин, я не дурак, лезущий в петлю. Можешь считать, что я
возвращаюсь домой.
для самолюбия - проигрывать в словесных перепалках безусым
пятнадцатилетним мальчишкам. Но если они не мальчишки, а хушаки, то можно
и утереться. Утерся - и пошел дальше.
беседой на темы, сугубо запрещенные всеми уложениями Свода, они дошли до
самого края причала.
- квелые, сонные, но исключительно мордатые и плечистые - уже заняли свои
места на лавках.
Эгин. Кто-то должен первым сказать что-то вроде "Ну вот, пора!". К
счастью, один из солдат, набравшись храбрости, крикнул им: "Мы готовы,
милостивые гиазиры!" Как будто все дело было в них, и только них.
казалось, давным-давно, еще в прошлой жизни, когда он лечил
новоиспеченного рах-са-ванна Опоры Вещей Эгина от буйства Внутренней
Секиры. Сказал и фамильярно хлопнул Эгина по плечу.
прочь. Потерянный и все еще пьяный (о Шилол!) Эгин, словно зачарованный,
смотрел ему вслед. Хушаку нужно было что-то сказать. Но вдруг Знахарь
резко остановился и пошел в обратном направлении к Эгину.
боюсь, сделают из тебя в Пиннарине чучело на потребу маленьким
воспитанникам Свода. Вот, держи.
Шотором, сверкнула в темноте и приземлилась на раскрытую ладонь Эгина. Это
была Внешняя Секира аррума.
слову.
на секире Свода, должность.
Знахарю.
скомандовал солдатам отплывать. Те, разумеется, повиновались. И очень
скоро Перевернутая Лилия осталась позади них, залитая лунным сиянием.
другого края пристани и следил за тем, как челн, везущий его
новообретенного и новоутраченного денщика, ползет в сторону Урталаргиса по
лунной дорожке.
хребтом которой вился ленивой змеей тракт, соединяющий столицу и
Урталаргис.
моря. Лодку с солдатами едва было видно. Молодцы, несмотря на усталость,
гребли что было мочи.
были по правилам изменниками, а значит, любой военный корабль имел все
полномочия доставить их в ближайший порт для расправы.
которым можно было бы козырнуть, случись такая неприятность.
обещал им премного всего хорошего, ради чего, несомненно, имело смысл
попотеть, даже из последних сил.
который не смог толком рассмотреть впотьмах. Перед тем как совать жетон
под нос всем и каждому, хорошо бы узнать, как его владельца теперь зовут и
в какой Опоре он, ненароком произведенный в аррумы, служит.
который раз подтверждая несусветную даже для видавшего виды Свода
искушенность Шотора в магических искусствах. Но самое удивительное было
впереди. "Иланаф, аррум Опоры Вещей" - вот что было начертано на Секире...
на него, Эгина, значит, у Иланафа не может быть такой же. Если Иланафа
произвели в аррумы после его участия в обороне Хоц-Дзанга, значит, ему
удалось как-то отличиться именно во время обороны. А как, интересно, может
отличиться солдат вражеского лагеря перед войсководителем, раздающим
должности? Только предательством, милостивые гиа-зиры. Только крупным
предательством.
свои вполне объяснимые места. И то, что за все время, проведенное Эгином в
обществе союзников гнорра, он видел Иланафа всего три раза и притом
мельком. И то, что когда Эгина только-только освободили из-под стражи,
Иланаф уже преспокойно тешился свежим воздухом на палубе "Венца Небес", и
многое другое...
такой же изменник, как и все остальные, то зачем Знахарю понадобилось
передавать Эгину именно его жетон? С таким же успехом Эгин мог ехать в
Пиннарин со своим собственным. А в чем разница? Хоть у аррума и втрое
больше полномочий, чем у рах-саванна, но у преступного аррума их ровно
столько же, сколько и у преступного рах-саванна. Но Знахарь не похож на
кретина. Совсем не похож. Он знал, что давал Эгину. Значит, разница есть.
А в каком случае есть эта разница? Только в случае, если про Иланафа
известно, что он является доверенным лицом новых сильнейших Варана. То
есть нового князя и нового гнорра.
работает на нового главу Свода Равновесия? Нет, нет и нет.
Своде нет такого Солнца, которое не могло бы становиться Луной. А потому
верь только Своду и познавай только Свод. Ибо все остальное недостойно
полного доверия и непознаваемо" - вот чему учил его наставник во дни иные.
существом Эгина, играющего жетоном Иланафа, свидетельствовали именно об