это превосходит мои возможности. Старые Чувствительницы - бесконечно
сложные устройства. Только настоящий адепт, обучавшийся искусству с
раннего детства, может надеяться, что справится с ними.
радостью старался делать для тебя все, что в моих силах.
твоих силах? Это, знаешь ли, еще вопрос!
убедить сына, иначе Уисс, несомненно, обратится к помощи кузена, а этот
вид принуждения страшил Хорла более всего. По правде сказать. Бирс никогда
не причинял ему вреда, даже ни разу не угрожал, но было в его тихом
заторможенном племяннике нечто такое, отчего кровь стыла в жилах. Хорл
предполагал, что дело здесь в руках Бирса - огромных, безобразных, мощных
и в то же время таких ловких и точных, когда они крутили всякие зубчатые
колесики и винтики. Он представил, как эти самые руки держат очень острый
тонкий нож, и, вздрогнув, переместил взгляд на племянника. Но тот,
казалось, не реагировал на происходящее, все еще завороженный
Оцепенелостями.
проницательные до жути, задержались на лице отца. Под его взглядом Хорл
беспокойно задвигался. - Ясно. Может, и так... Что ж, твоей силы было
достаточно для помощи мне, когда я обращался к толпе. Полагаю, впредь
будет так же.
улыбнуться. - Можешь не сомневаться во мне. Впрочем, это и несущественно
теперь, когда ты достиг своих целей.
вздрогнул от возбуждения. Его большие глаза расширились и заблестели, а
узкое желтоватое лицо словно сжалось, обозначив резкие черты.
реакционерами и прочими врагами Свободы, - продолжал Уисс, и никто из
слушающих не усомнился бы в его убежденности. - Чтобы Вонар стал
по-настоящему свободным. Конгрессу требуется чистка. Это необходимо для
блага народа. От его имени, от имени поверженных и угнетенных я беру эту
задачу на себя.
миг вытянул трубочкой сжатые губы. - Они ошибаются. Я разоблачу их,
возвещу о них всем и расправлюсь с ними. Мне нужна твоя помощь. Я
рассчитываю на твою искреннюю поддержку.
отвернуться. Но через минуту он поднял голову и с трудом произнес:
Конгрессе. Когда время придет - может быть, через несколько недель, может,
через пару месяцев, но не дольше, - я разоблачу врагов народа перед всеми.
Это будет необыкновенная речь, которая вдохновит слушателей и нацелит их
на одну задачу. Я не могу передать тебе все значение этого события и
поэтому требую твоей помощи, отец. Ты должен обеспечить мне
соответствующий отклик аудитории.
его приспешники, столь преданные интересам короля и Возвышенных, что я не
сомневаюсь в их намерении саботировать конституцию, насколько это им
удастся. Они все предатели.
уставился на него с недоумением, встретив столь недвусмысленный отпор. - Я
читал книги Нирьена. Он не предатель. Он патриот, один из самых светлых
умов нового Конгресса. Такого человека губить нельзя. Я не могу быть к
этому причастным.
вопросы. Хотя Хорл зашел не слишком далеко, чтобы вовсе лишить сына
чародейной поддержки, Уисс сразу почуял угрозу, - настоящую угрозу, а с
ней неуверенность и бешеное возмущение, но чувства его были скрыты за
напряженной неподвижностью лица и тела. Хорл выдержал немигающий взгляд
сына с явным самообладанием, и Уисс первым отвел глаза.
окружен предателями, - наконец произнес он. Эта уступка была болезненна
почти физически - так сильно ненавидел Уисс Шорви Нирьена. Ненависть
глубокая, восхитительная, упоительная, дарящая почти наркотическое
блаженство. У него было много причин ненавидеть Нирьена - за его славу,
успех и влияние в Конгрессе, за его открытую оппозицию политике
экспроприационистов, за приторно-слащавую сентиментальность его идеалов,
за лицемерную приверженность терпимости, умеренности и щедрости, и прежде
всего за популярность, давшуюся ему без всяких усилий, за уважение,
привязанность и почитание, с которыми относились к нему сторонники, и при
этом без всяких чар. Да, ненавидеть Нирьена было легко, но в настоящее
время политические соображения требовали скрывать личную враждебность, и
Уисс заставил себя прибавить:
эту возможность. В конце концов, надо быть справедливым.
будешь справедлив. - Он открыто возражал сыну, но не хотел пострадать за
это. К тому же Уисс намеревался быть честным, он же так и сказал. Хорл
почувствовал такое облегчение, что все остальное улетучилось из его
сознания, и, возможно, поэтому, а также вследствие обычной мягкости
натуры, он не уловил очевидного - сын зависит от него, а он располагает
собственной реальной властью.
случае, если ты одобришь мои решения? - Старания Уисса смягчить гнев в
голосе были не слишком успешны.
погрузился в уныние. Он внезапно почувствовал, что страшно устал. Холодный
взгляд прозрачных глаз сына становился нестерпимым, и ему хотелось
сбежать.
договориться. Я хотел бы доверять тебе, отец, поэтому не скрываю, что я
весьма разочарован тобой в связи с этими Оцепенелостями. Ты говоришь, что
их оживление требует умений адепта, который обучался чародейным искусствам
с раннего детства, а где такого найти? Где это чудо мудрости?
Валёр насторожился. Еще больше встревожило его выражение лица сына,
которое было слишком памятным с давних пор: челюсти сжаты, застывшая маска
напряженной улыбки, за которой прячутся накопившиеся гнев, обида,
ненависть. Именно с таким лицом Уисс являлся жаловаться на своих
сверстников в школе еще в провинции Ворв, и этот вид был дурным
предзнаменованием. Будучи совсем мальчиком, Уисс находил способы излить
свои тяжелые чувства. Те, на кого он обижался, потом обнаруживали, что у
них либо пропало что-то из имущества, либо им предъявлялось ложное
обвинение, либо еще что-нибудь в этом роде. Уисс мог отсрочить возмездие,
но никогда не забывал о нем, и о неизбежности мщения говорил этот... этот
его взгляд. И теперь, десятилетия спустя, взгляд был тот же, а Хорл, как и
прежде, не умел противостоять ему и чувствовал себя беспомощным, старым,
лишенным сил.
своем шерринском местожительстве. Повернувшись к кузену, он был слегка
удивлен, обнаружив, что Бирс, обычно столь внимательный, отрешенно думал о
чем-то, будто не слыша ничего.
Оцепенелостях, он утратил нить разговора. Скоро он вникнет в суть дела,
поскольку Уиссу нужна его самая глубокая преданность, но пока он был
поглощен машинами. Это, несомненно, самые красивые создания, когда-либо
виденные им. С их точностью, надежностью, совершенством не могли бы и
помыслить сравняться испорченные детища неумелой природы. Бирс всегда
любил мощь и симметрию машин, их надежность и предсказуемость. Он доверял
машинам и понимал их. В отличие от созданий из плоти и крови, чьи реакции
случайны и порой доходят до полного безумия, машины постоянны и вызывают
доверие, однако у них нет понятий, мыслей, чувств, нет индивидуальности.
Бирс оказался не настолько глуп, чтобы не замечать таких вещей, - в конце
концов, именно острохарактерная индивидуальность его кузена Уисса вызывала
в нем преклонение. Машины же, несмотря на всю их прелесть, лишены того,
что в самом деле было всего важнее, - то есть все машины, кроме этих. В
Оцепенелостях же механическая правильность сочеталась с ощущением их
собственной индивидуальности. Оставалось только разбудить эти спящие
личности, чтобы обрести идеал - смесь несоединимых прежде элементов. Мысль
об их пробуждении волновала Бирса. Он чувствовал горячий прилив крови к
щекам, покалывание в позвоночнике; эти ощущения были восхитительны. Если
одна мысль об этом доставляла ему такую радость, какова же будет
реальность? На мгновение он отдался фантазии. Бирс представил себе
Оцепенелости не застывшими, а полностью пробудившимися, знающими о его
преданности и разделяющими ее, даже с лихвой. Тут он понял, чего ему,
собственно, хочется - любви Чувствительниц, более сильной и постоянной,
чем любая другая любовь. Возможно, одна из машин окажется такой, что
каждое биение ее пульса, каждое движение будет посвящено ему одному: такая
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Мурич Виктор
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Махров Алексей