перегруженного заряда катился по горам, мясо убежало и спряталось, один пух
остался.
полуглиссере катит полупьяная куражливая компания, матрос в бинокль берега
обшаривает и, как завидит на скале маралов, сигнал подает. Давя друг дружку,
начальственные гости сыплются на палубу с карабинами. Тренированные, по
банкам и пустым бутылкам без промаха бьющие, они ладятся за шестьсот сажен
сшибить зверя со скалы, как серенького мотылька. Летит красавец зверь, ломая
о камни ноги и рога, кости, но чаще в урман, в глушь помирать отбежит...
Бахвалясь друг перед дружкой меткими выстрелами, ни в мясе, ни в шерсти, ни
в шкуре не нуждающиеся люди велят матросам из камней и расщелин волочь зверя
и поскорее печенку жарить. А матросы какие еще и попадутся. Иные -- в
штопор, равноправие у нас в стране, говорят, холуев в другом месте поищите.
"Ах, равноправие?! Ну мы вам покажем равноправие!.."
захламленной воде. Утес, под который маралы свалились, за кормой остался, в
дымке исчез. И сразу над ним коршуны закружились, ворон с дерева крикнул, на
пир сзывая, в глушине акаций, в каменистом шаражнике шарившийся медведь
ноздрями мокрыми плотоядно шевелит, воздух цедит, кровавую струю нащупывает
-- пир долгий и сытный будет. Мыши, собольки и всякие зверушки да хмурые
птицы здесь уже знают: где большая стрельба шла, насорено будет, вот и
слетаются, сбегаются, тропки торят к гиблому месту, подъедают за медведем
все до косточек. Мышки за долгую зиму и кости в порошок источат.
горюю, о прошлых временах, о кринке, об ягодах, об Енисее, о Сибири -- зачем
и кому это нужно?
Красноярск, "Офсет", 1997 г.
идет большей частью под крышей, в тесноте и духоте избы, оглохшей, ослепшей
от толсто намерзшего на окне льда, от ставен, для сохранности тепла, может,
и от сонной, одуряющей лени, не открывающихся и днем.
вскакивает по ночам, накинув шубенку, какая попадет под руку на вешалке,
спешит куда-то с фонарем -- и долго ее нету. Приходит, гасит фонарь,
крестится и сидит какое-то время на краю кровати, потом, сронив с ног
катанки, не раздеваясь, приляжет поверх одеяла со словами: "О, Господи,
Господи! Сохрани и помилуй нас" -- и уж долго лежит в глухой тиши,
поворачиваясь с боку на бок. По избе медленно растворяется запах горелого
керосинового фитиля. Слышно, и дед не спит, кряхтит, громко сморкается на
пол, и бабушка тут же берет его в оборот: "Ну чисто из пушки палит! Спят
ведь люди-то, робятишки набегались, без задних ног свалились..." Дед:
"Бу-бу-бу" -- в ответ и начинает закуривать. Бабушка снова на него
наваливается: "И жрет, и жрет этот клятый табачишша, ну ни дня ему, ни
ночи!" Дед опять: "Бу-бу-бу", и все стихает. Потом уже дед с кряхтением,
щелкая костями, слазит с курятника, нашаривает на шестке печи теплые
катанки, засвечивает фонарь и тоже надолго исчезает. Появившись, заносит с
собой и пускает в дверь морозного, сладкого воздуха, завывая, зевает и
влазит на курятник. В избе снова поселяется тишина.
совершенно недоступный нам, малым ребятишкам, упорно борющимся со сном.
"Навымнуло, брюхо затужело, переступает чижало, беспокоится". -- "Куда
головой-то лежит?" -- "Наполночь". -- "Ну, стало быть, ночью и жди". --
"Да-а, уж спать надо вполглаза". -- "Все уж сроки навроде прошли". Бабушка
шепотом считает во тьме и успокаивает деда: "Так-то, по дням-то, вроде бы и
прошли, но она ж у нас барыня, всегда перехаживат... -- И, подумав,
продолжает как бы про себя, но с явным расчетом, чтобы и деду было слышно:
-- Я как поведу коровенку к быку -- все как надо быват -- огуляется,
завяжется. Как наш хозяин пойдет, так и жди прорухи... Ну никакого
ответственного дела не доверяйНу везде сама поспевай, досмотривай..."
реденькие, приглушенные вздохи. Переживает дедушка. Думает, отчего он такой
бесталанный уродился, все у него идет через пень-колоду... ладно вот баба
попалась удалая, пропал бы без нее, пропа-а-ал! Тут и говорить нечего и
думать не об чем.
перебыло больше, чем у тебя, у красавца такова, девок на повете!..
Пеструху целится, аж слюна в роте закипела. Покрыл навроде справно, без
промаху...
землю бросат! Я аж попятился.
выделят?! То-то!
Тоже Пеструху?
Днем к бабушке не подступись. "Да отвяжитесь вы, окаянные! -- устало
бранится бабушка. -- Не до вас!"
как им и положено, ночью. И вот, стало быть, глухой ночью слышатся
торопливые, грохающие, по звуку даже радостные, добрую весть несущие шаги.
Дедушка с высоко поднятым фонарем бухает дверью и еще от порога звонким,
молодым даже голосом извещает:
них ноги, крестясь, миротворно напевает:
вспомнив, кто она есть и зачем на свете существует. -- Дверь-то, дверь
притвори! Холоду напустил... И разболакайся. ЧЕ стоишь как столб телефонный!
Вытер ли его? Вытер. Сухой ли тряпкой? Сухой. Облизала, говоришь? Хорошо
кормить будет.
"четушка" в сургуче, похожая на молодого петушка с гребешком, чашка с
капустой, растресканная эмалированная тарелка с хлебом. Слышно, как булькает
сперва коротко, потом подлиньше. Коротко -- бабушке глоток-другой, длинно --
граненая рюмка всклень -- в этих делах дед себя не обделит.
в ледяную прорубь, отправляет дед злодейскую, жгучую зелью единым глотком в
далекие места. -- А-а-ах, хорошо-о-о! Вот и дождалися! Вот и все тревоги
кончились. Да и то сказать -- так-то коровенка аккуратная, в теле, бык
матер, не должно обсечки быть, думаю, но вот вишь ты -- не живи, как хошь, а
живи, как Бог велит! И день, и другой, и третий томит...
посмеивается Кольча-младший, под бабку колеса передков подкатывает, точно
под комель неподатливо-тяжелой лесины. И подкатил! И навалил!
успокоение. Дед под бочком у бабки, она "на его ручке" -- так принято у нас
говорить. Проснувшись, как всегда, первой, обнаружив неслыханный семейный
союз, бабушка впадает в конфузию и вроде бы сердито сымает себя с дедовой
"ручки", даже отталкивает ее. Дед, ублаженно вздохнув, почмокивает губами,
отворачивается лицом к стене и продолжает сладко спать, глубоко и мощно
дыша. Бабушка ворчит, повязываясь платком:
небесное, увалень! -- А сама "незаметно" прикрывает его одеялом, подтыкает
под спину и, махая перед лицом и перед грудью вялой еще рукой, говорит с
будничной, привычной раскаянностью, просто так, для перестраховки: -- Прости
наши грехи тяжкие, матушка Пресвятая Богородица! -- и отправляется править
Панов Вадим
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Вронский Константин