ведь, когда ваш хор поет, задаете ему топ, мистер Джаспер? Да? Ну, а я
слушаю, какой будет тон. Стук! Стук! Стук! Цельный камень. Еще постучим.
Эге! Тут пусто. Ну-ка еще. Ага! Твердое в пустоте, а в твердом в середке
опять пусто. Ну вот и нашли. Каменный гроб за этой стеной, а в гробу
рассыпавшийся в прах старикан" (глава V). Джаспер, услышав это, вероятно, не
только удивился, как он сам говорит, но и втайне встревожился. Что, если
Дердлс вздумает обстукивать склеп миссис Сапси и обнаружит там нечто, чего
раньше не было? Один лишь намек на эту непредвиденную опасность
останавливает Джаспера. Рисковать ему нельзя. Еще два-три вопроса,
обращенных к Дердлсу, и решение принято. Как только тело будет помещено в
склеп, надо засыпать его негашеной известью, которая "башмаки вам сожжет, а
если поворошить ее хорошенько, так и все ваши косточки съест без остатка".
носит на себе Эдвин, - их немного, и Джаспер знает их наперечет, - надо
распорядиться иначе. Живое воображение артиста тотчас улавливает скрытые в
таком ходе возможности. Снять драгоценности с тела, забросить их в реку,
выбрав место, где их легко найти - они ведь не уплывут, а будут лежать на
дне, - подождать, пока их найдут, а в худшем случае самому навести
кого-нибудь на след и потом развивать версию, что Эдвин утонул. Еще лучше бы
подсказать догадку о злом умысле - подстроить так, чтобы Невил, на которого
естественно падет подозрение, пошел с Эдвином к реке как раз перед тем, как
тому исчезнуть. Это была бы не только ширма для него, Джаспера, но и лишнее
звено в цепи косвенных улик, которую он кует против невиновного.
говорят, что нет, и в первую очередь Проктор. Каким-то чудесным и
таинственным образом Эдвин Друд спасся, хотя покушение на него было, и
Джаспер не сомневается в том, что довел дело до конца. Вот уж поистине
чудесное спасение! Яд, удавка, негашеная известь - и все без последствий. А
меж тем что-то над ним было проделано, потому что драгоценности с него
сняты. Что-то такое, что внушило убийце уверенность в успехе. Джаспер на
этот счет совершенно спокоен - он обвиняет Невила, объясняется Розе в любви,
позволяет себе угрозы и дерзкие выходки и ничуть не боится, что Эдвин может
восстать из мертвых. Он даже говорит Розе - и это звучит как скрытое
признание: "Так суди же сама, может ли другой любить тебя и оставаться в
живых, когда жизнь его в моих руках?" Слова эти многозначительны. В
сущности, Джаспер почти напрямик заявляет: "Я не поколебался убрать с дороги
самого близкого и дорогого мне человека, так пощажу ли я кого-то другого?"
Если Эдвин Друд уцелел, если Джаспер оставил ему хоть малейший шанс на
спасение, то каким же глупцом выглядит этот хитроумный злодей!
допускает, чтобы Невила Ландлеса обвинили в убийстве, арестовали, чуть не
подвели под виселицу; допускает, чтобы на Елену Ландлес, в которую он
влюблен, обрушилась людская злоба; допускает, чтобы Роза, когда-то его
невеста, а потом самый его близкий друг, его милая сестра, подвергалась
преследованиям со стороны человека, о котором он достоверно знает, что тот
чудовище в человеческом образе; и, наконец, спустя полгода, снова появляется
как Дик Дэчери, чтобы выслеживать своего убийцу и окольным путем добывать
какие-то доказательства его вины, которая и так ему слишком хорошо известна.
если он спасся от своего злодея дяди, только ходит да шпионит за ним, вместо
того чтобы открыто выступить с обвинением. Для этого не придумаешь никакой
сколько-нибудь правдоподобной и не фантастической причины". Однако именно
этой теории до сих пор придерживалось большинство исследователей, и главный
их аргумент в ее пользу - это, что построение "мертвец выслеживает" было
излюбленным приемом Диккенса. Попробуем в этом разобраться.
преследовать своего мнимого убийцу. Тому есть разительные примеры. Тотчас
вспоминается Джон Рокемит в "Нашем общем друге", - хотя в данном случае
Диккенс вовсе не делал из этого тайны, наоборот, "всеми силами старался
подсказать разгадку". Более отчетливо дана аналогичная ситуация в
высокодраматической повести "Пойман с поличным", написанной уже совсем в
духе "Эдвина Друда": там Мелтэм неусыпно следит за своим врагом, когда тот
бодрствует и когда спит, и таким образом "похищает все тайны его жизни".
Нечто подобное, хотя и с другой подоплекой, мы находим также в рассказе
Неджета о том, как он выслеживал Джонаса Чезлвита. Это очень любопытные
совпадения, яркие, бросающиеся в глаза, и все же они до странности
неубедительны. Диккенс обещал показать в "Эдвине Друде" неразрешимую тайну,
новую комбинацию, которую сам считал совершенно оригинальной, секрет, не
поддающийся разгадке. Так возможно ли, мыслимо ли, чтобы в 1870 году он стал
предлагать читателю в качестве неразрешимой тайны ту ситуацию, которую он
уже использовал в 1864 году в "Нашем общем друге" и которую он развил до
предела в повести "Поймай с поличным" еще в 1859 году? Иными словами, с
какой стати ему было выхвалять идею "Эдвина Друда" как не поддающуюся
разгадке, когда он сам уже дважды давал на нее разгадку?
иллюстрирования "Эдвина Друда", решительно отвергает версию Проктора. Он
убежден, - как сообщил нам покойный У. Р. Хьюз (автор "Недели в
диккенсовских местах"), слышавший это непосредственно от Филдса, - что, по
замыслу Диккенса, Эдвин Друд должен был погибать от руки своего дяди;
недаром в четырнадцатой главе появляется на шее Джаспера "длинный черный
шарф из крепкого крученого шелка", - он-то, очевидно, и послужил орудием
убийства. Такая заметная и неудобная в живописном отношении деталь не
ускользнула от внимания художника, пристально изучавшего внешний облик
действующих лиц, которых ему предстояло изображать, и когда Филдс сказал об
этом Диккенсу, тот удивился и даже словно бы смутился, как человек, нечаянно
выдавший свой секрет. Далее Филдс говорил, что Диккенс хотел взять его с
собой в камеру осужденных в Мэйдстоне или какой-нибудь другой тюрьме для
того, чтобы он мог сделать там зарисовки. "А из этого можно заключить, -
сказал Филдс, - что Диккенс намеревался показать нам Джаспера в камере
осужденных перед его казнью". Кроме того, Хьюз приводит слова Чарльза
Диккенса-младшего. Тот утверждал, что "Эдвин Друд был убит" и что "отец сам
ему это сказал" {У Филдса этот разговор изложен так: старший сын Диккенса
спросил отца "во время нашей последней прогулки с ним в Гэдсхилле: "А Эдвин
Друд. конечно, убит?" На что отец, обернувшись ко мне... сказал: "Конечно! А
ты что же думал?"
Робертсон Николл и Чарльз Уильямс, считают это свидетельство решающим.
(Прим. перев.)}.
выслеживает", в "Эдвине Друде" следует ожидать чего-то другого. Теория
"повторного приема" несостоятельна.
мы здесь уже ставили, а именно: зачем Друду с таким трудом и таким риском
для себя разузнавать по кусочкам то, что уже полностью открылось ему в
страшный момент его прозрения? И еще: зачем ему позволять, чтобы злодей, чья
преступная воля ему известна, оставался на свободе и умножал свои
преступления? В случаях с Роксмитом и Мелтэмом были обстоятельства,
оправдывавшие такое поведение; в случае с Друдоч таких обстоятельств нет.
Открывшись, он устранил бы всякую опасность для тех, кто ему дорог;
скрываясь, он эту опасность усугубляет.
приводящая, как я надеюсь здесь показать, к ложным и нелогичным выводам, не
выдерживает критики и в том случае, если мы будем рассматривать "Эдвина
Друда" с точки зрения литературного мастерства. Ни один писатель, знающий
толк в своем ремесле, не станет перегружать свое произведение ненужными
подробностями. Никто не воздвигает огромного здания, если этому зданию
суждено остаться пустым. Если Джаспер потерпел неудачу, значит, добрая
половина материала, так заботливо подобранного Диккенсом, потрачена зря и
вместо увлекательной тайны перед нами раздражающая бессмыслица. Больше того:
самый рассказ, как таковой, становится ущербным. Эдвин Друд, который
немногим больше, чем кукла с наклеенным на нее именем, который как личность
не привлекает симпатии и чья судьба никого не волнует, этот Эдвин Друд
сохранен, а для чего, собственно? В развязке романа он лишний, как по ходу
действия, так и в эмоциональном плане: он только попусту загромождает сцену.
С точки зрения писательского искусства все это очень плохо, до такой степени
плохо, что вряд ли Диккенс мог допустить такую нескладицу.
Эдвина из мертвых, не находит для него иной роли, кроме следующей:
мистер Грюджиус смотрят на это с одобрением, хотя Эдвин не без грусти".
Опрокинуть тщательно разработанный план, и в конце концов отвести герою
столь незначительную роль - право же, это недостойно Диккенса.
мотивирует поведение Джаспера. Но, доказав, что все его действия осмысленны,
он тут же принимается доказывать, что все они ни к чему не ведут. Лучшая
часть его статьи - это превосходный разбор самых важных в сюжетном отношении
и наиболее хитро построенных глав - той, в которой Джаспер разговаривает с
Сапси и Дердлсом и разглядывает ключи от склепов, и той, в которой он
предпринимает вместе с Дердлсом "странную экспедицию" в соборные подземелья.
Тут Проктор на высоте: он отмечает все сколько-нибудь существенные факты и
все выводы, которые надлежит сделать из этих фактов. Астрономические его
познания тоже пригодились: он показывает нам, как Джаспер мог рассчитать,
что ночь, избранная им для преступления, будет безлунной, и стало быть, ему
тем более важно уметь отличить нужный ключ в темноте по тяжести и по звуку.
Проктор опять-таки превосходно объясняет связь между сновидениями Дердлса
(когда тот спит в подземелье, опоенный Джаспером) и подлинными действиями
Джаспера: "Джаспер взял у спящего каменщика ключи, испытал их на звук,
выбрал тот, который ему был нужен (ключ от склепа миссис Сапси), и вышел из
подземелья, дверь которого, как подчеркивает автор, они заперли, входя. Что
делал Джаспер в долгие часы своего отсутствия, - неясно. У него было
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Ковальчук Вера
Акунин Борис
Шилова Юлия